Вы здесь

Андрей Коровин: «Писатель — сам себе космос»

Совсем скоро, с 5 по 18 сентября, в Крыму и Татарстане состоится ХХ Международный научно-творческий симпозиум «Волошинский сентябрь». Форум традиционно включает в себя несколько культурологических и творческих проектов: Международную Волошинскую премию, Международный литературный Волошинский конкурс, Международный литературный фестиваль им. М. А. Волошина (Волошинский фестиваль), пленэр художников, симпозиум Школы сонета, научно-культурологическую конференцию «Киммерийский топос: мифы и реальность», музеологический семинар «Время и пространство Genius loci в музеях-заповедниках», детские дни Волошинского сентября, Волошинский кинозал и ряд других проектов. А в этом году участники коктебельского симпозиума станут гостями нового фестиваля «Сияние Солхата» в Старом Крыму. Сопредседатель оргкомитета Международного научно-творческого симпозиума «Волошинский сентябрь» Андрей Коровин дал интервью «Сибирским огням».

Андрей Юрьевич Коровин — поэт, прозаик, деятель культуры. Родился в 1971 году в Тульской области. Окончил Тульский филиал Юридического института МВД РФ, Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького (семинар поэзии Ю. П. Кузнецова). Работал в тульских и московских СМИ — в газетах, на радио и телевидении. Как поэт дебютировал подборкой стихотворений в литературном альманахе «Ока» (1989). Автор 13 поэтических книг, изданных в России и Польше. Стихи публиковались в литературной периодике России, Украины, Беларуси, Германии, Дании, США, Индии, переведены на 12 языков мира. Руководитель литературного салона в Музее-театре «Булгаковский Дом» (Москва). Президент фонда «Волошинский сентябрь». Член редакционных советов журналов «Кольцо А», «Плавучий мост». Участник Международного попечительского совета заповедника «Киммерия М. А. Волошина». Награжден Золотой медалью «За преданность Дому Максимилиана Волошина». Живет в Московской области.

 

— В этом году Волошинский фестиваль пройдет в Казани и Елабуге. Почему именно там? Ведь много лет основной площадкой форума был Дом-музей Максимилиана Волошина в Коктебеле…

— Максимилиан Волошин любил путешествовать, и Волошинский фестиваль, вдохновленный им, тоже любит путешествовать. Мы с участниками фестиваля были во многих городах Крыма — Севастополе, Ялте, Гурзуфе, Судаке, Керчи, Феодосии, а вечера, посвященные Волошинскому фестивалю, проходили во многих городах России и зарубежья, даже в Австралии. А почему именно Татарстан? Потому что Марина Цветаева, чей юбилей мы отмечаем в этом году, была главным поэтическим собеседником Волошина и она закончила свой жизненный путь на татарской земле. Волошин когда-то поддержал добрым словом молодую поэтессу, а она, узнав о его смерти, ответила ему гениальным эссе «Живое о живом», прочитав которое невозможно не влюбиться в Волошина и его Коктебель. Так возник мостик Коктебель — Елабуга, который мы в этом году и хотим перекинуть. А дальше будет Казань, с которой у «Волошинского сентября» связаны многие годы творческого содружества.

 

— Вы — неизменный член жюри Волошинского поэтического конкурса. В этом году кто вам составит компанию?

— Нынче в жюри 11 человек. Председатель жюри — Юрий Казарин (Екатеринбург). Вместе с ним конкурсные работы оценивают Ольга Аникина (Санкт-Петербург), Борис Бартфельд (Калининград), Владимир Козлов (Ростов-на-Дону), Евгений Минин (Иерусалим), Алексей Остудин (Казань), Полина Орынянская (Балашиха) и москвичи — Андрей Василевский, Вадим Месяц, Александр Переверзин и ваш покорный слуга.

 

— Фестиваль, на котором мечтаете побывать?

— Любой фестиваль, на котором я еще не был. Люблю открывать для себя новые места и новых людей.

 

— Было такое — познакомились с автором и захотелось прочесть все его тексты?

— В юности было. Теперь нет. У каждого автора есть взлеты и падения. Даже всего Пушкина подряд читать невозможно.

 

— Писательская разобщенность — миф или реальность?

— Каждый писатель — сам себе космос. Если его космосу интересна жизнь во вселенной, он пересекается с другим космосом. Если неинтересна — не пересекается. Только и всего. Звезды разобщены не потому, что разобщены, а потому, что так устроена вселенная.

 

— Что еще любите и что не любите?

— Люблю любить и не люблю страдать от любви.

 

— Говорят, вербальное сейчас вытесняется визуальным. Как часто с этим сталкиваетесь?

— Ежедневно и ежечасно. Картинка давно стала важнее текста и речи. «Читают» именно ее, а не текст под ней. Информацию считывают по картинке.

 

— Когда начались ваши стихи?

— В шесть лет написал первое стихотворение. И — понеслось!

 

— Как различаете хорошие стихи и не очень? А хорошие и великолепные?

— Это происходит интуитивно — на уровне шестого чувства. Кстати, не бывает «не очень хороших» стихов. Стихи бывают хорошие и гениальные. Всё остальное — тексты.

 

— Поэзия — это метафоры, неологизмы, авторская интонация, а что еще?

— Поэзия — это музыка прежде всего. Как она достигается — это уже дело автора.

 

— От чего свободен свободный стих? Роль верлибра в вашей жизни?

— Верлибр и свободный стих — просто способы передачи поэтического настроения. Я люблю верлибры, в них есть воздух. Рифмованные стихи порой напоминают клетку с прекрасной птицей внутри. Иногда — золотую, но — клетку. А иногда клетки не видно, так прекрасна сидящая внутри птица. А свободный стих — это птица без клетки вообще. Но иногда птицу без клетки даже не разглядеть.

 

— Ощущаете ли такую субстанцию, как «предстихи»? Из чего она состоит?

— Иногда это ритм внутри. Иногда какой-то образ. Иногда мысль о чем-то. А иногда просто запах или порыв ветра. Картинка из окна вагона. Дорога, движение, то есть опять же в итоге — ритм.

 

— Что помогает «домолчаться до стихов»?

— Чтение. Самокопание. Озарения памяти. И молчание.

 

— Когда стихи написаны, что происходит сразу после этого?

— После этого хочется поделиться ими с читателями. В этом смысле соцсети нас разбаловали. Повесишь стишок — и полегчает. Конечно, лайки и сердечки не означают того, что стихи хороши, это просто человеческие симпатии, но все равно бывает приятно.

 

— Давно ли ваш читательский интерес переходил в читательский восторг?

— В поэзии — давно не переходил. Мои основные поэтические открытия состоялись в молодости, затем в 90-е и потом — в 2000-е. С тех пор удивляют, как правило, только уже открытые раньше поэты.

 

— Что такое ваша территория комфорта?

— Дом, семья, книги.

 

— Интересна ли вам новая творческая территория — критика, драматургия?

— Критикой я немного занимался, эта территория для меня не новая. В принципе, после прочтения любой книги я могу написать рецензию — она уже сложена в голове. Но времени на это все, увы, не хватает. А вот драматургия для меня — тайна за семью печатями: я не понимаю, как это делается. И себя пока не вижу на этом поле. Хотя драматургию сейчас не пишет, кажется, только ленивый. Вот я вроде бы не ленивый, но не пишу.

 

— Приведите пример своего спонтанного поступка.

— Ну вот, например, позвонили мне в 1999-м году из Литинститута, сказали, что приняли меня на ВЛК, мне нужно уволиться, выписаться и приехать по такому-то адресу. Я уволился, выписался и приехал по незнакомому адресу с вещами, не зная, ни где буду жить, ни как, ни на что. И этот спонтанный поступок определил всю мою дальнейшую жизнь.

 

— Вы много ездите. А много ли любимых мест?

— Ясная Поляна — это из детства, я там вырос. Три места силы — Крым, Карелия и Греция. И еще — Светлогорск, Куршская коса.

 

— Предположим, вы оказались на обочине дороги — пойдете по ходу движения или против него?

— Пойду вслед за солнцем.

 

— Как вы думаете, возможна ли интеграция писательских сообществ? Когда, на какой платформе?

— Раньше я был сторонником объединения писательских союзов. Но теперь вижу, что это невозможно. Если же государство захочет насильно объединить писателей, то это будет возможно только на экономической основе — например, будут давать деньги, дачи, квартиры только тем, кто состоит в государственном союзе. Как в Советском Союзе. Но тогда и ведущую роль партии и правительства во всех сферах жизни придется в произведениях отображать. Отрабатывать, так сказать.

 

— Лучший способ монетизации литспособностей?

— Заняться чем-нибудь, кроме литературы. В России литература — неприбыльный вид деятельности. Литература у нас жива только самоотверженностью писателей.

 

— Что относите к системе табу в литературе — и искусстве в целом?

— Обычно табуируют интимную и политическую сферы. Интимную — от глупости, а политическую — из страха. Я считаю любые табу в литературе и искусстве злом. Достаточно маркировки «не для детей» — и всё.

 

— Идеальное стихохранилище — интернет или библиотека?

— Как я уже неоднократно говорил: интернет выключается одной кнопкой. Библиотеку можно сжечь, как, например, Александрийскую. Поэтому лучше закапывать в землю, в бункер, в подземное хранилище подальше от объектов военного назначения. Но это шутка, конечно. Думаю, что сохранять литературные произведения нужно и в электронном, и в бумажном виде. И желательно еще в каком-нибудь.

 

— Какого памятника не хватает вашему родному городу?

— Своим городом я по-прежнему считаю Тулу, в которой родился и жил почти до 30 лет. Очень хотел бы, чтобы в Туле был памятник поэту Борису Слуцкому, проведшему здесь последние годы жизни. Думаю, был бы уместен памятник и писателю Анатолию Кузнецову, автору легендарного «Бабьего Яра», написанного именно в Туле. А Москве, где я работаю последние двадцать лет, не хватает слишком многих памятников, чтобы их можно было здесь перечислить.

 

— Верите ли, что в Москве появится станция метро «Аннинская» — в память о великолепном критике?

— Я за станции метро — «Битовская», «Окуджавская», «Высоцкая», «Бродская». Еще — «Гумилевская», «Цветаевская», «Пастернаковская», «Мандельштамовская», «Ахматовская», «Тарковская», «Слуцкая».

 

— Современный подросток не знает годы жизни Лермонтова. А что и о ком ему знать необходимо, по вашему мнению?

— Думаю, современный подросток с трудом помнит даты рождения своих родителей. Не в датах счастье. Любить важнее. Если он будет любить — своих родителей, свою страну, каких-то писателей, которые ему по душе, — это и будет достойный человек своего времени.

 

— Сейчас популярна серия «ЖЗЛ». Чья биография вам интересна для своего исследования?

— Я не готов писать чью-либо биографию для ЖЗЛ. Хотя многие мои знакомые и коллеги смело берутся за эту огромную и сложную работу. А некоторые вообще подсели на написание биографий. Может быть, разве что — биография Валерия Прокошина, хотя очень хочется, чтобы ее написал настоящий литературовед, человек со стороны.

 

— Как-то прочел у молодого сибирского поэта новое стихотворение, завершающееся знаменитой ахматовской рифмой «умру — на ветру». Когда я обратил его внимание на это, тот ответил, мол, ничего страшного. А вы как считаете?

— Ну не в рифмах, в конце концов, дело. Было бы стихотворение хорошее.

 

— Вы нередко выступаете в дуэте с Фаготом — что придает стихам музыкальный аккомпанемент?

— Любое публичное выступление — это спектакль. И тут дело не в музыке, а в человеке. Фагот — это человек, с которым мне нравится синхронизироваться во время выступления. В процессе взаимодействия получается новое произведение, не то, что было изначально написано на бумаге или даже отрепетировано перед выступлением. Это другая форма бытия поэтического произведения и его автора.

 

— Что можете простить талантливым коллегам — пьянство, лень, невежество, эгоизм?

— Раньше я говорил, что за талант могу простить все. Но с годами понимаю, что только Бог может прощать. Я могу принять или нет. Особенно уважаю коллег, которые именно «работают» писателями, то есть — пишут несмотря ни на что, а не занимаются различными видами самоутешения или самоутверждения.

 

— Лауреаты первой премии «Лицей» получают по 1,2 миллиона рублей. А вы бы на что потратили эту сумму?

— Купил бы домик у моря.

 

— Вопрос про успех — как он выбирает, к кому прийти?

— Думаю, методом тыка.

 

— Тексты песен Стаса Михайлова трудно назвать поэзией. Однако на его концертах неизменные аншлаги. Почему?

— Тексты любых песен, как правило, не имеют никакого отношения к поэзии. А аншлаги на концертах авторов-исполнителей — потому, что это другой жанр, на выступлении любого певца публики всегда больше, чем на поэтическом вечере. Поэзию важнее читать глазами. А на концерт люди приходят за другим, чаще всего — за ярким лицедейством, за душевностью или энергетикой.

 

— Поэтов крайне мало в телевизоре. Если бы ты мог выбирать, кому бы дал интервью из этой троицы — Дудь, Собчак, Познер?

— Познер кажется самым подходящим из этой троицы. Он в молодости делал подстрочники для Маршака, кажется.

 

— В списке авторитетов современного общества поэтам отводится «надцатое» место. Как относитесь к этому?

— Показывайте поэтов по телевизору так же часто, как шоуменов и политиков — и все изменится. Это же тоже политика — чтобы поэты были на «дцатом» месте в списке общественного рейтинга.

 

— Где проще выживать поэту — в мегаполисе или келье?

— Смотря с какой целью. Если поэт стремится к публичности — конечно, в мегаполисе, тут гораздо больше таких возможностей. Если же — к внутреннему самосовершенствованию, то, конечно, подальше от суеты городов. Хотя любому поэту нужен круг общения, желательно, равного. Поэтому рано или поздно любой отшельник сбегает в мегаполис — на время или навсегда.

 

— В последние три года в людях поселился страх заболеть коронавирусом. А какая зараза страшнее — вирусы наживы, равнодушия, бездарности?

— Как и во все времена: зависть. Подлость. Предательство. Разжигание войны и ненависти.

 

— Ну и последний вопрос, Андрей. «Отчего так в России березы шумят?»

— Они так разговаривают.

Беседовал Юрий Татаренко