Вы здесь

Лунная ночь

Цикл стихов
Файл: Иконка пакета 06_plitchenko_aleks.zip (9.15 КБ)
Когда-нибудь в 21 веке, во время инвентаризации сибирской поэзии, откроется вдруг огромная поэтическая провинция с десятками светлых имен, одно из которых неудержимо притянет к себе, как свет в ночном окне — Александр Плитченко. Он и при жизни своей был всероссийски известный мастер, но в его поэтической известности присутствовала какая-то неистребимая глубокая тишина, издревле сопутствовавшая всем истинным талантам. Шумит под весенним ветром плитченковский зеленый Сад, распускаются листочки на всех его 25 поэтических сборниках и на десятках, сотнях книг других поэтов и писателей, щедро поддержанных, окормленных А.И. Плитченко, ибо его светлая душа была милостива ко всем, ибо он был как старший брат в большой семье, делившийся со всеми тем кислородом, которого не хватило его сердцу...
Душевная стойкость и ясный взгляд на жизнь с ее далеко не праздничной растушевкой будней помогали ему в любой ситуации оставаться истинным художником. Мужчиной. Гражданином. Подвижником веры. Предстателем. Патриотом города Новосибирска. Поэтом. Как семя дает росток при добром дожде, так и наше сердце оживает под дождем Сашиных стихов, которые есть спелая гроздь Винограда российского, утоляющего жажду простецов и ученых, людей некнижных и цвет сибирского народа. Истоки его поэтической религии — в этой теплой березовой родине, в бескрайности барабинских степей, в пронзительной бедности степного сельца Чумаково, где на третьем году войны забилось сердце Саши Плитченко — нашего выдающегося земляка и поэта. Родительский дом. Роща. Поле. Крик журавля. Цветущая степь. И вдруг — вороний грай. Нависшее свинцовое небо. Недобрый скрип придорожного дерева. Порывы ветра. Плач собаки. Томление небес. Молчание придорожного камня. Сугробы скошенного сена. Тяжкий удар грома и — снова — свет, исходящий из небес, пронзительный крик журавлей, свет семейного очага, дом с его родовыми сучками и морщинами, выскобленные до блеска полы, скрип калитки, благословение матери и — бесконечная русская дорога за чем-то вечным, постоянным, светлым и чистым. Остановки в пути. Раздумья. Сомненья. Стук сердца, созвучный отцовскому. Возвращение через ржаное поле, через матушку-рожь, к родительскому дому, туда, где однажды, в далеком детстве над деревенькой показался низко летящий кукурузник, и Саня вместе со всей детворой бежал за ним на край села, а летчик был молодой, и деревня ему так понравилась, что он достал гармошку и сыграл, руля одной рукой...
9 апреля 2003 года русскому поэту Александру Плитченко исполнилось бы 60 лет, но он ушёл от нас раньше этого срока, 8-го ноября 1997 года, поэтому, как ни старайся, невозможно представить его перешагнувшим рубеж века и тысячелетия.
Но поэт жив стихами, и мы рады представить тому неоспоримое свидетельство.










Александр ПЛИТЧЕНКО


Лунная ночь

Таинственно и тихо мирозданье,
Лежат просторы в лунной полумгле,
И робкое полночное сиянье,
Легко ложась, дымится на земле.

Все влажное, все теплое, ночное —
Толпа дубов и череда ракит—
Все медленное, словно бы водою
Подлунный мир прозрачною укрыт.

И от дубов, и от других растений,
Низинки выявляя, бугорки,
Просторны в травах бархатные тени,
Где неподвижно смотрят светляки.

Под реющими стройно небесами,
Подсветом, осыпаемым луной,
Озера спят с раскрытыми глазами,
"дернутыми дымкою ночной...

Полдень

...томительный и жаркий, точно мед,
Полудень блещет в тишине и зное...
Неизмеримый синий небосвод
С любовию склонился над землею,

И, потонувши в неге, весь затих,
Прекрасную воздушно обнимая
В невидимых объятиях своих...
Ни облачка — от края и до края.
Ни речи в поле. Все глубоко спит.
Лишь в глубине юдоли поднебесной
Жар-жаворонок радостно дрожит,
И серебристою нисходит песней
По воздуху к возлюбленной земле,
Да чайки редкий крик мелькнет над степью,
Или в пахучей конопляной мгле
Ударит перепелка звонкой цепью...
Лениво и бездумно, будто бы
Гуляющие витязи без цели,
Подоблачные мощные дубы
В потоках солнечных оцепенели.
И всякий ослепительный удар
Вмиг живописно зажигает кроны,
Массивами вздувая в листьях жар,
Разбрызгивая золото в зеленом...
Топазы, малахиты, изумруд
И яхонты эфирных насекомых
Над огородной пестротой снуют,
Подсолнухами статными влекомы...
Чреда стогов величиной с курган,
Снопы тугие хлеба золотого —
Свой кочевой расположили стан
В безмерности простора полевого.
Сады от тяжкой сладости плода
К земле склонились полными ветвями...
И небеса —
Как чистая вода,
Как зеркало реки в зеленой раме!
Златая пыль означит дальний шлях.
Едва видны чумацкие телеги...
И все в садах, в полях, на небесах
Исполнено невыразимой неги...


Живая полночь

Закат отполыхал, и землю
Великой новью обнесло.
Как очарованное дремлет
На возвышении село.
Над ним — и ранее огромный —
Еще раздался небосвод,
И негой летнею, истомной
Он в звездах — словно бы плывет.
Черемух свежесть в белых звездах,
И чистый яблоневый хлад,
Разымчивый и нежный воздух
Волнами протекает сад...

В ночи гуляя берегами,
Склонились ивы над водой,
Тревожа зябкими корнями
Прибрежный холод ключевой.
Реки недвижимо теченье,
Незримо омуты дымят,
Клубясь, подводные растенья
Густые, медленные спят...
В душе отрада чувств просторных!
Повсюду звезды в двух шагах!
Живая радость в ясных зернах,
В святых небесных жемчугах!

Душа иным не верит знакам,
Иных не слышит голосов,
Что диким наплывают мраком
От стороны глухих лесов.

Ей необъятно, чудно стало,
Она всему — родная дочь,
Как Матерь Божья — обласкала
Ее живая эта ночь...


Пришвин

Думал я:
Соглядатай природы,
Специальный свидетель того,
Как живут луговые народы,
Как рождаются светлые воды,
Был избавлен судьбой от свободы
Не жалеть живота своего
За всеобщее нищее счастье —
В общем деле ничтожно участье
Кропотливой работы пера —
Что он выдал за жизнь «на-гора»?

Закатились кровавые годы...
Я гляжу на него сквозь года:
Он не раб,
Он — осколок свободы,
Сам — явленье, как светлые воды!
Соглядатай? Глашатай природы!
Он души не кривил никогда,
Сочиняя не косо и криво,
Но прекрасно, светло, кропотливо,
Был он сам, словно зрелая нива...
Ну, а слава —
Труха, ерунда...


* * *

Быстро кончится детство.
Мир соблазнов велик.
Не успеешь вглядеться
В Божий ласковый лик.

Полня день суетою,
Рьяно, тупо спеша
За безделкой пустою,
Истрепалась душа...

Детство ближе с годами
Свет, покой высоты,
И—
В лугах мирозданья
Звезды —
Божьи цветы!


* * *

За этою жаркой поляной,
В логу под зеленой горой —
Под тенью черемухи пряной
Прохладою веет сырой.

Мы теплой нахоженной тропкой,
Что в гору из лога ведет,
Зайдем под пахучий и знобкий,
Усыпанный ягодой свод...
Когда бесконечные лягут
Снега на усталость полей,
Те черные звездочки ягод
Припомнишь — и станет теплей.

Уже не глядишь нелюдимо
В холодные зимние дни!
С тобою все то, что любимо,
И мы на земле — не одни.

Мы вместе, мы летом, мы снова
По тесной тропинке идем
Из малого дома лесного
Под небо —
В родительский дом!


* * *

Эти райские области детства,
Где природа и люди чисты.
Нерастраченное наследство,
Нерассказанные цветы...

И хочу я от жизни немного —
На исходе земного пути —
С посошком и котомкой, убого,
В незакатное детство уйти...


* * *

Сбылись немыслимые сны,
Гляжу из тьмы забот —
Такие выросли сыны,
Такая дочь растет!

Пречистый Боже, сохрани,
Пресветлый, просвети,
Пускай отцовского они
Не повторят пути.

Неправды мира я приму,
От малых отведу,
И соберу с собой во тьму
И горе, и беду.

На дочь, на молодцев моих
Гляжу из глуби лет,
Как листопад над жизнью их,
Как снег, как тихий свет...


* * *

Что же сердце болит, что же душу гнетет?
Полдень светом облит, ясным светом высот,
Белый день на дворе, листья светят, кружа,
И трава в октябре — зелена и свежа.

Над стеной сосняка тучи-кроны густы,
Темной тайной река обтекает кусты.
Звук неясный далек от полей синевы,
И наносит дымок огородной ботвы...

К дому! — время велит.
За метелями — год...
Что же сердце болит, что же душу гнетет?
Отцветающий лес... Эту боль не унять...
И под крышу небес сникший дух не поднять.

Пусто, пусто в селе. Дымом тянет с полей.
Ноги тонут в земле. Что ни шаг — тяжелей.
Боже Правый, спаси! Жить немного уже—
Тяжело на Руси, у Руси — на душе.

Что за песни нам петь?
Как нам жить и дышать,
Чтоб хоть смертью успеть
Русь беде не отдать?

Было Слово:
В любви, точно матушка-рожь,
Как живется — живи. Точно матушка-рожь...


* * *

В недобрые смутные годы.
В чужие осенние дни —
Стихи о событьях природы —
Не блажь ли пустая они?
Во мраке молящийся инок
Минутам последней красы —
Не этого требует рынок —
Штанов, коньяка, колбасы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но в месиве злых разговоров
Не слышит обманутый век —
Откормлен и выхолен боров,
Но разве он стал — человек?
Мне жаль неразумной скотины,
Чей путь окончательно пуст,
Ведь живы — не хлебом единым,
Но Словом Божественных Уст.
Превыше миражного, злого —
Свидетельство Отчей любви,

Нетленное светлое слово:
Не сдайся, надейся, живи.
Без воплей о благе народа,
Которые смертно пусты,
Страдает, рожает природа
И дарит покой красоты.
Коль в жизни, средь мысленной ржави
Как в истинном даре святом,
Те строки меня удержали —
Спасибо уже и на том.
И тут не о славе забота
(Для славы о бренном пиши ) —
Надежда — стихи эти кто-то
Прочтет во спасенье души...


Песня
(Надёженька)

Надёженька, надёженька,
сердечный мил-дружок,
Живем с тобой, надёженька,
да скоро выйдет срок.
Ой, горько нам, надёженька, ой,
горько нам почто?
Про тайну нашу тайную не ведает никто —

Ни батюшка, ни матушка, ни ваша родова,
Одна про все проведала соседушка-вдова.

Проведала соседушка, проведала одна,
Все батюшке и матушке поведала она.

Родители прогневались,
прогневалась родня,
Платок и платье черное одели на меня.

Одели монастырское и — со двора долой.
Иду, а мне встречается надёженька родной.

Ой, на тебя надеяться, надёженька ты мой,
Как на зарницу летнюю, на ветер луговой...


Осенняя Бараба

Свежей озими чист изумруд,

Так просторно, что птицы умолкли,
И по зелени плавно плывут
Золотые на солнце околки.

Даже там, где черна и пуста —
В эти смутные годы,
Как прежде,
Мать-земля сохранит семена,
И вовек не прерваться надежде.

За душой — небеса оживут!

Не навеки просторы умолкли,
Нежной озимью тихо плывут
Золотые, как солнце, околки,

Разбуди же в себе мужика!
Кто душой измытаренной правит?

Нету смерти, проходят века,
Все пройдет, а земля не оставит.