Вы здесь

На большом Яломане

Владимир БЕРЯЗЕВ
Владимир БЕРЯЗЕВ


НА БОЛЬШОМ ЯЛОМАНЕ


На Большом Яломане вдоль русла лёд,
А вода, как жидкий кристалл течёт.

На Большом Яломане, прозрев к весне,
Полыхает багульник на крутизне.

В золотую кольчугу одет Алтай,
Эхом эпоса слышится: «Маадай!»…

В синеву вновь возносятся без помех
Склоны горные — выцветший лисий мех.

Всё случается вовремя, как всегда,
Закипит в клюве ворона кровь-руда.

Я вернулся, я вышел на старый путь:
Оглянуться можно — нельзя свернуть.


* * *

Ничего не говори,
Ничего.
Мы уедем на покос
С ночевой.

Под клубнику мы возьмём
Два ведра
И гармошку, чтобы петь
До утра.

Пусть в сельпо голым-голо
И учёт.
Мама сладких пирогов
Напечёт.

Мама будет хлопотать,
Провожать.
А мы будем всякий раз
Уезжать.

Годы стронулись — цветной
Хоровод.
Мама, я уже не тот,
Да, не тот.

Рукавицы распусти,
Не латай…
Ведь Кузбасс уже не твой,
И Алтай.

Там, в Тавриде — край земли,
Моря край.
Я прошу тебя, прошу:
Не хворай.

Лишь бы мог я, воротясь.
Сгоряча,
Прислониться до родного
Плеча.


ПАРАФРАЗ

Говорил крысолов кришнаиту,
Говорил соловей Саломее,
Говорил Карабах Сумгаиту,
Говорил пулемёт Птолемею.

Отвечал кришнаит крысолову,
Отвечала певцу Саломея,
Сумгаит произнёс ЭТО слово,
Не слыхать одного Птолемея.

Кришнаиты уплыли за флейтой,
И не пляшет еврейка у трона.
На Кавказе от лета до лета —
Непрерывная мёртвая зона.

Над Египтом кричат пулемёты,
Журавли улетают в Россию,
Императору верные роты
Поджигают Александрию.

* * *
На колышек от закидушки
Присели две божьих коровки,
И ожил в эмалевой кружке
Друг-чёртушка из поллитровки.

Гуляет сосуд бивуачный
По кругу как старый коняга.
Под говор и зычный и смачный
Струится горячая влага.

Раздоры, разбои, размолвки —
Восходят дымком кисловатым.
Вчерашний листок «Комсомолки»
Становится чёрным квадратом.

И бьётся волна о коряжник,
И вьётся мошка над кострищем,
И судно «Барабинский бражник»
Песок протаранило днищем.

И божьи коровки, всё так же,
Блаженные на солнцепёке.
И нет героина в продаже,
Как нет представленья о Боге.

* * *
Чурай, душа, червовой страсти миг,
Беги, беги, покуда не устанешь,
Пока не сладишь серыми устами
Запечатлеть новорождённый крик
Свободы, совершившийся меж нами.

Ты тщетно прикрывала устье рек
Ладонями,
         отталкивала пламя…
Но пал барьер стыда между полами,
И языки лизали влажный снег,
И лишь стихия правила телами.

Тот звук древней, чем память о тебе,
Так пел варган под сводами пещеры
Ещё до нашей и не нашей эры.
А я любил и плакал о судьбе,
Что оказалась щедрою
                           без меры.


* * *

Обнажённый песок,
Как погост затонувшего леса.
Сеть висит на суку,
А рыбак говорит о любви...
Ничего, ничего,
Кроме близости, кроме отвеса
Тальниковых ветвей
И упругого шума хвои.

Сосны клонят вершины
В суровом молитвенном братстве.
Нам бы так потрудиться
Всю жизнь свою службу служа.
Есть куда вырастать,
Есть, ей-Богу, на что опираться,
И не так ли трепещет
От горнего света душа?..

Не чужой, не чужой
Мир с простым и понятным уставом
Будет мерно баюкать
В смолистом покое дитя.
Отпадёт рычажок
Нетерпенья в рассудке усталом,
Как сухая чешуйка
Соцветия после дождя...

Уж-ж — скользя златоглаво —
Уйдёт в потаённые норы.
Вновь раскидывать сеть
Уплывём на высокий простор!
Вороватые чайки
Закричат, как античные хоры,
Но не надо, не надо — наш путь:
Сотворение, а не повтор.


* * *

Плачет прах возле храма Господня
От вины и от немочи лет:
— Это я, обитатель Сегодня,
Завывает во мне преисподня,
Я боюсь, я не помню ответ…

Угнездилось во тьме ожиданья:
—не надейся, не верь, не проси…
Но от страха восходят рыданья,
Но лазурного Духа созданья
Снова шепчут мне: «Иже еси…».


ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ

Есть команда: «Зады не снимать»!
Там живёт нерожавшая мать.
Там два куба сосны гробовые
Старый столяр пустил на распил,
Рейку сбагрил, а гроши пропил…
Нет покойников — все как живые.

Урожай — по три горя на круг,
В синих венах разрушенных рук
Кровь протухла. А жертвы аборта
Знать не знают зачем им душа,
Если вместо неё анаша —
Райским яблоком третьего сорта.

Дайте камеру, сэр-режиссёр!
Я пойду на последний позор…
Там, где бабы горят от бесплодья,
Распустился цветок-белена,
И глухого бурьяна стена
Окружает сады и угодья…


* * *

Ангел мой…
Оттепель, таянье,
Слепну на синей меже.
Тайная область свидания
Не достижима уже.

Но, погоди, не загадывай,
Не торопи, не шути!
В звёздной дали мириадовой,
Там, далеко впереди —

Где-то за мартовским маревом,
То ль на трамвайном кольце,
То ли на солнце миндалевом,
На воробьином крыльце

Встретимся, ангел полуденный,
Встретимся, милая, мы!..
Флейтою, зябкою лютнею,
Как из бродяжьей сумы,

Душу поющую выну я,
Чтобы звучащим лучом
Тонкую нежную линию
Сделать письмом…
                           НИ О ЧЁМ.


* * *

В незапамятный тот,
Незабвенный,
Неизменно изменчивый век
Мы любили себя во вселенной.
И тот образ ещё не поблек.

Между книгой и…
Конною тягой,
Между верою и воровством
С одинаково светлой отвагой
Мы хотели добром и родством
Осчастливить чужие планеты…

Но забыл нам напомнить Козьма,
Что сгорают дрова и поэты,
А потом наступает зима.

Да, на русской планете жестокой
Невозможно без тяги печной.
По снегам,
Под звездой одинокой,
По забытой дороге одной
Хорошо было ехать и ехать
До трактира…

Но кончился век.

Нас,
Коль даже и были помехой,
Замело,
Затянуло под снег.


ИЗ ГАЛИЧА
песня

Облака плывут,
облака,
Огибая бор
Каракан,
Как дорога их
широка!
Облака плывут,
облака.

Облака плывут
         синевой,
Позабыв о тьме
         грозовой,
Над моей землёй
         заревой,
Над моей хмельной
         головой.

Ловит спелый ветер
         рука,
И качают даль
         берега,
И от света слепнет
         река —
Облака плывут,
         облака.

Облака плывут,
         облака
Из далёка,
         из далека,
Доля их святая —
         легка!
Облака плывут,
         облака.

МЕСТОИМЕНИЕ
Летуча тень плывущего листа.
На дне ручья, как в солнечном загоне,
Рябые зайцы скачут... или кони...
Однако всё же зайцы. Неспроста
Они — то врассыпную, то затихнут,
Лишь тельца золотистые дрожат.
Под ними мхи и камешки лежат,
То затаятся в сумраке, то вспыхнут...
Как лёд ветвей, чуть слышно и светло
Позванивает быстрая водица.
И вторит звуку сытая синица,
Расчёсывая клювиком крыло.
А лист плывёт, а тень его скользит
По дну, по дну, как лёгкое затменье.
Лишь гордое собой местоименье —
Тоской сквозит.
Я думаю об инобытии,
Где солнечные ангелы толпятся,
Где нам с тобою суждено расстаться,
Где Дух Святой течёт, а не ручьи.
Вот так — листом берёзы на волне —
И я мелькну над радостным покоем...
Хотя бы тенью, — сбудется ль такое?
Душа моя, напомни обо мне!