Вы здесь

Главная»Проза»№09 - сентябрь 2009

Под-судный день

Ермолов Сергей
Рассказ
Файл: Иконка пакета 04_ermolov_pd.zip (12.33 КБ)
Сергей ЕРМОЛОВ
Сергей ЕРМОЛОВ




ПОД-СУДНЫЙ ДЕНЬ
Рассказ




С самого раннего утра было очень жарко. Я чувствовал себя отвратительно. Шесть часов… Такое раннее время всегда оказывает на солдат гнетущее действие. Впереди — бесконечно длинный день.
Выехали на сопровождение колонны.
Я никогда не садился в первую и последнюю машину. У каждого из ребят было свое любимое место на броне, где они считали себя наименее уязвимыми. Я трясся в люке БТР, стараясь соразмерить колыхание своего тела с ухабами дороги.
— Как дела? — спросил меня лейтенант Алешкин. — Все в порядке?
— Хочу в это поверить.
Держа автомат наготове, я всматривался в бегущую навстречу зеленую полоску кустов. Вполне возможно, что у следующего поворота боевики установили пулемет или, что еще вероятнее, сидел в засаде снайпер. Солдаты, расположившись на броне машин, брали под прицел наиболее подозрительные участки местности. Ждали нападения. Потому что воронки от разрывов мин встречались на каждом километре дороги…
Я думал лишь о том, что раз с нами еще ничего не случилось, то неизбежно скоро случится. Сегодня со мной должно произойти что-то ужасное. Я это чувствовал…
Колонна остановилась. Боевики заминировали часть трассы. Собаки с наступлением жары потеряли нюх, поэтому саперам пришлось исследовать каждый метр дороги.
— Проклятая жара, — сказал мне лейтенант Алешкин, — из-за нее теряешь все силы. Тебе жарко?
— Жарко, — ответил я и облизнул губы. Мое лицо было мокрым от пота. — Наверное, нам сегодня туго придется?
— Все будет хорошо. Постарайся меньше об этом думать. Просто делай то, что должен делать, — сказал Алешкин и оглянулся через плечо. Может быть, сплюнул незаметно для меня.
Два сапера двигались по дороге в сотне шагов перед машинами. Они сходились, почти касались плечами, вновь разбредались к обочинам, наклонялись, присаживались, касались земли руками. Они знали, что делают…
Я думал о смерти. Нельзя откладывать этот вопрос до последнего дня, на крайний случай. Мысль о смерти не должна застать врасплох, когда измучен или слаб. Я ощущал опасность, знал о ее присутствии, и в то же время ничто вокруг, вроде бы, мне не угрожало. Скорее всего, боевики сидели где-нибудь в укрытии, на тщательно подготовленных позициях, и ждали, когда мы сами подъедем к ним.
БТР опять нес нас мимо сел. Дорога гудела от скорости под туго накаченными шинами. Солнце слепило глаза, и щеки начали болеть от непрерывного прищуривания. Я сидел, опустив ноги в люк, держась за ствол пулемета. Слышалось только урчание машин. Дистанция между машинами увеличилась, еще длиннее потянулись шлейфы пыли…
Меня оглушило взрывом, раздавшимся сзади, обожгло раскаленным воздухом. Совсем рядом застрочил автомат. Я услышал только первые выстрелы и словно оглох от грохота. Звуки отдельных выстрелов слились в сплошной гул.
Колонна стояла на дороге и горела. Солдаты лежали под колесами и в кюветах, стреляя по «зеленке». Пулеметы БТР рвали воздух. Я знал, что, попав в засаду, самые большие потери происходят в первые минуты боя. Боевики стреляли длинными очередями, и я подумал, что они очень уверены в себе, если так неэкономно расходуют патроны.
Я лежал на земле, хватал ее руками и дышал сквозь зубы… «Зеленка» вокруг начала приближаться, сдавливать меня. Очереди давили, били по голове. Казалось, весь огонь сосредоточен на мне, и каждый раз, когда пуля пролетала мимо, я непроизвольно вздрагивал. Пот капал с бровей на глаза. Какой-то стальной обруч сжал ключицы, перехватил дыхание. Я словно переставал быть собой, с трудом воспринимал происходящее… Мне было страшно…
Рядом со мной лежал лейтенант Алешкин.
— Что делать, а? — спросил я. — Что делать?
— Попробуй не бояться, — ответил он.
Долбящий звук прошел по броне БТР и отозвался болью в моей голове. Несколько пуль ушли в землю, кроша камни и брызгая осколками.
— Не дергайся, — сказал лейтенант. — Пули, которые слышишь, не твои.
Неразбериха боя мешала ориентироваться. Я смутно видел солдат, прыжками передвигающихся между кустов. Каждый пытался найти единственно верное решение, которое было бы способно сохранить жизнь…
Страх словно парализовал меня, и я не осмеливался сдвинуться с места. Я оказался под перекрестным огнем. Меня охватило чувство отчаяния. От напряжения, в котором находилось все тело, начала болеть шея. Я почувствовал, как по спине у меня забегали мурашки. Шею закололо, короткие волосы на затылке встали дыбом. Я прижал приклад автомата плотнее к плечу и замер.
Вокруг свистели пули. Они даже не свистели, а вжикали, пробивали воздух, иногда впивались в землю, отскакивали, иногда жужжали. Тогда они были слышны особенно ясно среди остальных свистящих пуль. Рикошеты пугали. Даже летевшая мимо пуля могла попасть в меня. Я лежал на земле, почти не дыша, постоянно наклонял голову, не желая себя обнаруживать…
Я почувствовал, как начала накаляться сталь горящего надо мной БТР, который мог взорваться. Пополз и ощутил тяжесть тела, прижимающего меня к земле. Эта тяжесть была гораздо больше, чем вес тела, я не привык к такой тяжести, я был словно раздавлен собой. Мне было страшно. Я полз, ожидая удара слева, справа, в упор. Гранаты рвались вокруг с глуховатым звуком. Иногда так близко, что я всем телом ощущал упругий толчок жаркого воздуха. Готовый почувствовать мгновенную боль разорванного тела, я цепенел от страха. Мне казалось, что воздух вокруг сгустился, превратился в желеобразную массу, которая задерживала мое движение. Зубы у меня стучали, кровь отлила от головы, перед глазами стояла белая пелена, рот переполнился горечью…
Иногда возникало ощущение, что грудь вдруг охватывалась точно железным обручем, я начинал задыхаться, и все, что находилось вокруг, сразу тонуло в этом ощущении и переставало существовать. Дыхание обжигало легкие, я почти терял сознание. Чтобы избавиться от этого состояния, я несколько раз ударил себя кулаком по лбу. Стрельба раздавалась со всех сторон, но я продолжал ползти, не ощущая, что делаю.
Вдруг что-то грохнуло, с треском толкнуло меня в спину, и я почувствовал удар земли в щеку. Несколько мгновений я старался ощутить свое тело. Не знаю, как мне это удалось. Мне показалось, что треснула голова, и несколько секунд я крепко держался за нее обеими руками, опасаясь, что она развалится на куски. Неожиданно голова начала как бы раздуваться и наполняться туманом. Я чувствовал, что падаю. Но по мере того, как я падал, земля отодвигалась от меня, уходила вниз и, сколько бы я ни падал, она все время была далеко от меня. А потом земля исчезла, и я полетел в темноту…
Через какое-то время тьма отступила, и я открыл глаза. Я даже дышать не мог. Судорожно раскрывал рот и кривился от боли в спине, неспособный ни думать, ни сопротивляться…
Вдруг оказалось, что я ползу. Рывками я неудержимо двигался вперед, точно в конвульсиях дергая ногами. Я увидел голые обода машины и почувствовал запах жженой резины.
Выбранная позиция казалась удобной, почти неприступной. Звука своего выстрела я не услышал, лишь почувствовал, как содрогнулся в руках автомат, и горло обжег запах пороховой гари. Уже было поздно останавливаться и раздумывать. Неспособный думать мозг выхватывал и запечатлевал лишь отдельные эпизоды боя, которые мелькали передо мной с постоянно увеличивающейся скоростью.
Я стрелял до тех пор, пока с удивлением не понял, что израсходовал весь магазин. Кто-то пронзительно кричал от боли визгливым голосом. Я воткнул полный магазин на место и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Нажал на спусковой крючок, и мне представилось, как пули пробивают мышцы, дробят на своем пути кости. Я стрелял, никуда специально не целясь, почти наугад. Какие-то голоса кричали около меня. Я слышал их сквозь звон в ушах. Кто-то, пробегая, наступил на мои раскинутые ноги, но я продолжал стрелять, не отвлекаясь… Стараясь не дышать, я сдерживал палец, нажимавший на спусковой крючок. Страх сменился азартом боя, и я кричал:
— Стреляйте, стреляйте, стреляйте!..
Пот заливал глаза, язык присох к гортани, ноги дрожали. Я уже совсем плохо видел, не мог ровно держать автомат. В голове стучало. Перед глазами плавали синие, красные, светло-зеленые круги…
Я хотел жить. Я терял контроль над собой. Кричал сквозь слезы. Палец нажимал на спусковой крючок, как только я ощущал опасность оттуда, где разум не видел ничего угрожающего…
Вдруг огонь, похожий на кровь, брызнул во все стороны, и мне показалось, что взорвалось что-то в моем черепе. Воздух вокруг внезапно показался твердым, в глазах потемнело. Я почувствовал себя слабым, съежившимся от страха, а по мне били все новые и новые удары. Что-то давило на мозг, закрывало все окружающее и не пропускало звуки. Я ощутил во рту вкус крови, почти задохнулся от жара, легкие, казалось, были сожжены. Я сдавил голову руками и задержал дыхание так, что голова чуть не лопнула. Я потрогал затылок, вспухший и мокрый — боль отдалась в глаза. Услышал одну автоматную очередь, затем другую…
Я выплюнул изо рта сгусток крови и сквозь слезы и жжение, сначала расплывчато, а потом все яснее увидел лейтенанта Алешкина, который словно смеялся. Один его глаз был широко раскрыт, другой закрыт, язык высунут.
— Я ранен! — закричал он. — Я ранен!
В его голосе я почувствовал страх. Обе его руки были плотно прижаты к телу. Образовавшееся под руками темное кровавое пятно медленно расползалось по всей нижней части камуфляжа. Его лицо становилось страшным. Сквозь загар и грязь проступала какая-то желтизна, волосы были взлохмачены, и взгляд блуждающего глаза казался сумасшедшим. Он неожиданно быстро качал головой из стороны в сторону. Я увидел, как оба его глаза вдруг широко открылись, словно он чему-то удивился. Несколько мгновений лейтенант был неподвижен, смотрел на меня и жадно ловил воздух широко раскрытым ртом. Он зеленел лицом и, странно улыбаясь одними глазами, начал зажимать ладонями рот, который сочился кровью. Но словно не сдержал напора, и кровь хлынула вместе с его хрипом, заливая грудь…
Я не хотел верить тому, что видел. Его рот судорожно глотал воздух, словно пытался компенсировать им потерю вытекающей крови. Руки начали хватать воздух над головой. Затем он протянул их ладонями вверх, точно молясь. Он выгибался дугой, упираясь пятками и затылком в землю. Хрипел. Я видел, как быстро на сухом песке кровь из красной становилась серой…
Я оцепенело смотрел на него, чувствуя, как у меня затряслись все внутренности. Застучали зубы, и я сжал челюсти с такой силой, что заныли мышцы лица. Передо мной лежал человек, которому открылась истина войны!
Еще ни разу смерть не приближалась ко мне так близко. Хотелось закричать, но в сдавленной груди не нашлось воздуха. Оставалось лишь умереть. Я ощущал вокруг себя смерть, и ничего, кроме смерти, не было в моем будущем.
— Господи, — зашептал я. — О, господи, помоги мне. Помоги мне, господи…
Мои глаза были открыты, но я ничего не видел. Страх будто схватил меня за горло. Кровь прилила в голову, руки начались трястись, озноб охватил тело. Ноги стали чужие, а внутри все горело. Мне показалось, как будто на мою спину опустилась чья-то рука. Потом она поползла к голове и дошла по волосам до лба. Я почувствовал себя, как во сне, когда хочется закричать, но оказываешься не в состоянии это сделать. Сердце билось так, словно хотело выскочить, а тело вздрагивало от каждого удара.
Я злился, не в силах угадать, где, с какой стороны мне угрожала опасность. Я просто держал автомат дулом вверх и нажимал на спусковой крючок. Совсем поглупел от страха. Мои руки сильно болели, иногда боль становилась непереносима. Я уже перестал не только обдумывать что бы то ни было, но и думать вообще. У меня не было ни одного шанса спастись, и я очень хорошо знал об этом. Лежа на животе, я прикрыл голову руками. Уже было поздно пытаться что-то исправить.
— Господи, — прошептал я, — как же отсюда выбраться?..
Я пополз, ощущая, что дрожу от страха. Я сжимал автомат крепче, чем было необходимо, и напряжение сковывало движение. Услышал за спиной чей-то крик, который тут же был заглушен взрывом. Я хотел обернуться, однако что-то толкнуло меня вперед и ударило головой о землю. Я старался не потерять сознание. Тошнотворная боль охватила все тело. Я не сомневался, что буду убит. Перестал понимать, почему еще жив. Был уверен, что не успею ничего почувствовать. Не успею даже сообразить, что умер. Все произойдет очень быстро. Мне неудержимо захотелось бежать. Было очень сложно не кинуться прочь. Но вокруг было слишком много непрекращающихся криков и грохота…
— Сделайте что-нибудь! — закричал я.
Мучительно долго тянулись минуты ожидания, отделяющие жизнь от смерти…
Я заметил какое-то движение между деревьями и застыл, чтобы не выдать своего присутствия. Я стонал от страха. У меня даже задергались ноги. Совсем рядом что-то просвистело, и я ощутил промахнувшуюся смерть… Я вздрагивал, поджимал под себя ноги. Хотел стать меньше, хотел исчезнуть. Ощущал, как что-то, шипя, проносилось совсем близко над головой…
Пронзительный лязг и треск причиняли боль ушам и били по затылку. Я не мог объяснить себе, что все это значит. Я отказывался понимать происходящее и отказывался быть самим собой. Я забыл о необходимости убивать, перестал следить, чтобы не убили меня. Я перестал думать о необходимости спастись. Мне все стало безразлично. Я дышал какими-то толчками. Губы от напряжения сложились в трубочку, сознание оцепенело. Мне казалось, что я останусь здесь навсегда. Ни о чем другом я не мог думать. Я уже понял, что мне следует смириться со своей участью, принять все, что на меня свалилось. Моя прежняя жизнь была отделенной от меня годами. Все прошлое стерлось в памяти. Мои чувства заполнили боль и страх. Я проживал каждую минуту и секунду так, будто они последние. Не существовало никакого другого времени и никакого другого места. Я уже знал, что от меня прежнего ничего не осталось, только мое имя! Эта мысль действовала успокаивающе. Жалость к себе была приятной…
Лежа на земле, я слышал, что бой продолжается. Мне оставалось только ожидание. Я закрыл глаза и вдруг услышал гул приближающихся «полосатых». Ужасный грохот поднял меня вверх и ударил о землю…
Способность видеть и слышать восстанавливалась медленно… Ощущения были неустойчивыми, в глазах мелькали какие-то полосы, окрашенные в разные цвета. Едкий дым вызывал обильные слезы, чувство тошноты. Не шевелясь, я прежде всего прислушался. Уже никто не стрелял. Я начал ощупывать голову, грудь, не веря, что остался невредим. Я задержал дыхание, сосредоточился и, упираясь руками в землю, попытался сесть. Мне это удалось. У меня болело все тело.
Я ни о чем не думал, кроме одного: я выполнил все, что на меня было возложено…
Пошатываясь, я поднялся на ноги и оглянулся. От нервного напряжения у меня задергалось веко правого глаза, неудержимо захотелось курить.
— Ты просто не знаешь, что мне пришлось пережить, — сказал я самому себе.
Я огибал сгоревшую машину, нога у меня скользнула, я потерял равновесие и упал в лужу загустевшей крови. Вскочил и начал стрелять в лужу. Я хотел убить эту кровь! Пули проскальзывали сквозь кровавое месиво и уходили в землю. Я поздравил себя с этой маленькой победой…
Я был мокрым от пота и едва держался на ногах. Руки настолько ослабли, что едва удерживали автомат, чтобы он не упал на землю. Меня тошнило, но я продолжал идти, тяжело дыша, стараясь набрать в грудь как можно больше тяжелого, душного воздуха. Я ощущал, как подгибаются ноги и кружится голова. Тошнота поднялась к горлу, и рот наполнился горькой слюной, которую я сплевывал. Я прислонился к дереву, схватил рукой покрытый шершавой корой ствол. Меня вырвало. Я изо всех сил тужился, и меня снова рвало. Земля под ногами качалась, уходила из-под ног. Я корчился и давился блевотиной. Опустился на колени и оперся руками о землю…
Я не мог отдышаться несколько минут. Затем медленно поднялся. Попытался ухватиться руками за дерево, но ноги перестали меня слушаться, тело обмякло, пальцы разжались, и я упал в траву…
Меня начало охватывать странное спокойствие. Хотелось лежать, закрыв глаза. Никогда в жизни мне не приходилось уставать больше. Просто не осталось сил сдвинуться с места. У меня было только одно желание: заснуть, чтобы скорее закончился день, который мне удалось пережить…

Я читал свои записи и вдруг испытал страшную усталость. Словно строчки впитали мою жизнь. Часть души, которая боролась, отстаивая жизнь… Я знаю, как опасно выражать пережитые ощущения словами. Слова и их значение потеряли для меня прежний смысл, как и все то, что предшествовало войне. Я просто начинаю отказываться воспринимать вещи, как они есть.
Для меня уже не существует пути назад. Прежняя жизнь навсегда исчезла в прошлом. Но прошлое, оказывается, так же невозможно исправить, как и будущее.
Все вокруг стало казаться чужим. Я часто испытываю это чувство, когда, проснувшись среди ночи, не могу определить, где нахожусь. Обычно это ощущение не бывает продолжительным, но каждый раз кажется, что оно может остаться во мне навсегда…