Под военным небом

Борис Андреевич Богатков родился 2 октября 1922 года в селе Балахта Красноярского края (под Ачинском), в семье учителей. Мать Б. Богаткова умерла, когда ему было 10 лет, и воспитывался он потом у своей тети в Новосибирске. Здесь же окончил школу. В 1940 году переехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и одновременно учился на вечернем отделении Литературного института им. А. М. Горького. Осенью 1941 года добровольцем ушел на фронт. В 1942-м после тяжелой контузии вернулся в Новосибирск. Писал сатирические стихи для «Окон ТАСС», печатался в местной прессе и упорно добивался возвращения на передовую. В декабре 1942 года Б. Богатков был зачислен в состав 150-й стрелковой дивизии (позже — 22-я гвардейская стрелковая дивизия). В звании старшего сержанта командовал взводом автоматчиков. В бою за Гнездиловские высоты (у деревни Гнездилово Калужской области) Б. Богатков, подняв 11 августа 1943 года под шквальным огнем песней собственного сочинения взвод в атаку, погиб.

Посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Имя Б. Богаткова навечно занесено в списки 22-й гвардейской стрелковой дивизии. Его именем также названы одна из крупнейших улиц, районная библиотека и средняя школа в Новосибирске. В начале улицы Бориса Богаткова, рядом с Новосибирским техническим университетом связи, установлен памятник герою-поэту. А в Омске, на Аллее литераторов (бульвар Леонида Мартынова), установлен памятный камень шестерым павшим смертью храбрых сибирским поэтам, в числе которых и Б. Богатков.

Стихи Б. Богатков писал со школьных лет. С 1938 года они стали появляться в печати. В том числе и во фронтовой (дивизионная газета «Боевая красноармейская»). Публиковался также в журнале «Сибирские огни». Но ни одной книги при жизни поэт издать не успел. Посмертно стихи Б. Богаткова появлялись в различных коллективных сборниках. А в 1973 году в Новосибирске вышел сборник стихов и писем поэта, воспоминаний о нем под названием «Единственная книга».

Алексей Горшенин

Повестка

Все с утра идет чредой обычной.

Будничный осенний день столичный —

Славный день упорного труда.

Шум троллейбусов, звонки трамваев,

Зов гудков доносится с окраин,

Торопливы толпы, как всегда,

Но сегодня и прохожим в лица,

И на здания родной столицы

С чувствами особыми гляжу,

А бойцов дарю улыбкой братской —

Я последний раз в одежде штатской

Под военным небом прохожу.

Наконец-то!

Новый чемодан длиной в полметра,

Кружка, ложка, ножик, котелок…

Я заранее припас все это,

Чтоб явиться по повестке в срок.

Как я ждал ее! И наконец-то

Вот она, желанная, в руках!..

…Пролетело, прошумело детство

В школах, в пионерских лагерях.

Молодость девичьими руками

Обнимала и ласкала нас,

Молодость холодными штыками

Засверкала на фронтах сейчас.

Молодость за все родное биться

Повела ребят в огонь и дым,

И спешу я присоединиться

К возмужавшим сверстникам своим!

* * *

У эшелона обнимемся.

Искренняя и большая,

Солнечные глаза твои

Вдруг затуманит грусть.

До ноготков любимые,

Знакомые руки сжимая,

Повторю на прощанье:

«Милая, я вернусь.

Я должен вернуться, но если…

Если случится такое,

Что не видать мне больше

Суровой родной страны, —

Одна к тебе просьба, подруга:

Сердце свое простое

Отдай честному парню,

Вернувшемуся с войны».

Девять ноль-ноль

Война сурова и непроста.

Умри, не оставляя поста,

Если приказ таков.

За ночь морской пехоты отряд

Десять раз отшвырнул назад

Озверелых врагов.

Не жизнью —

патронами дорожа,

Гибли защитники рубежа

От пуль, от осколков мин.

Смолкли винтовки…

И, наконец,

В бою остались: один боец

И пулемет один.

В атаку поднялся очередной

Рассвет. Сразился с ночною мглой.

И отступила мгла.

Тишина грозовая. Вдруг

Моряк услышал негромкий стук.

Недвижны тела.

Но застыла над грудою тел

Рука. Не пот на коже блестел —

Мерцали капли росы.

Мичмана — бравого моряка —

Мертвая скрюченная рука.

На ней живые часы.

Мичман часа четыре назад

На светящийся циферблат

Глянул в последний раз

И прохрипел, пересилив боль:

«Ребята, до девяти ноль-ноль

Держаться. Таков приказ».

Ребята молчат. Ребята лежат.

Они не оставили рубежа.

Напоминая срок

Последнему воину своему,

Мичман часы протянул ему:

— Не подведи, браток!

Дисков достаточно.

С ревом идет,

Блеск штыков выставляя вперед,

Атакующий вал.

Глянул моряк на часы: восьмой.

И пылающей щекой

К автомату припал.

Еще атаку моряк отбил.

Незаметно пробравшись в тыл,

Ползет фашистский солдат.

В щучьих глазах —

Злоба и страх.

Гранаты в руках, гранаты в зубах,

За поясом пара гранат.

И в автоматчика все пять штук

Он их швыряет подряд…. Но вдруг,

Словно самою землею рожден —

Вырос русский моряк большой

С окровавленной рукой.

Быстро зубами белыми он

С последней гранаты сорвал кольцо,

Дерзко крикнул врагу в лицо:

— А ну-ка, фриц! Взлетим мы, что ль,

За компанию до облаков?

От взрыва застыли стрелки часов

На девяти ноль-ноль.

Возвращение

Пара шагов от стены к окну,

Немного больше в длину —

Ставшая привычной уже

Комнатка на втором этаже.

В нее ты совсем недавно вошел.

Поставил в угол костыль,

Походный мешок опустил на стол,

Смахнул с подоконника пыль

И присел, растворив окно.

Открылся тебе забытый давно

Мир:

Вверху — голубой простор,

Ниже — зеленый двор,

Поодаль, где огород,

Черемухи куст цветет…

И вспомнил ты вид из другого жилья:

Разбитые блиндажи,

Задымленные поля

Срезанной пулями ржи.

Плохую погоду — солнечный день,

Когда, бросая густую тень,

Хищный «юнкерс» кружил:

Черный крест на белом кресте,

Свастика на хвосте.

«Юнкерс» камнем стремился вниз

И выходил в пике.

Авиабомб пронзительный визг,

Грохот невдалеке;

Вспомнил ты ощутимый щекой

Холод земли сырой,

Соседа, закрывшего голой рукой

Голову в каске стальной.

Пота и пороха крепкий запах…

Вспомнил ты, как, небо закрыв,

Бесформенным зверем на огненных лапах

Вздыбился с ревом взрыв.

…Хорошо познав на войне,

Как срок разлуки тяжел,

Ты из госпиталя к жене

Все-таки не пришел.

И вот ожидаешь ты встречи с ней

В комнатке на этаже втором,

О судьбе и беде своей

Честно сказав письмом.

Ты так поступил, хоть уверен в том,

Что ваша любовь сильна,

Что в комнатку на этаже втором

С улыбкой войдет жена.

И руки, наполненные теплом,

Протянет тебе она.

* * *

…Не просил ли я,

Не молил ли я —

Неизвестно, что впереди, —

Приходи ко мне, моя милая,

Не печаль меня, приходи…

Между долгими, между страстными

Поцелуями, как в бреду,

Встретив взгляд мой очами ясными,

Отвечала она:

— Приду…

Жил с надеждою,

Ждал с тревогою

Свою нежную,

Светлоокую,

Но лишь снег кружил над дорогою,

Над березою одинокою.

Ты, красавица моя стройная,

Ты скажи мне, береза русская,

Где она, моя беспокойная?

Моя гордая, моя русая?