Вы здесь

Последняя встреча

Посвящается П.П. Дедову
Файл: Файл 09_kaikov_pv.rtf (102.92 КБ)

 

В осенний теплый день позвонил мне писатель Петр Павлович Дедов и пригласил к себе на дачу, расположенную в деревне Ерестная. В телефонной трубке прозвучал его тихий спокойный голос:

Приезжай, погода великолепная, побродим по лесу, наберем брусники.

Я обрадовался приглашению, так как в Караканском бору не был больше двадцати лет. В памяти всплыли поездки туда с Леонидом Ивановичем Зиновьевым — бывшим главным охотоведом области. Собирали чернику, грибы, бруснику. Нам часто встречались на ягодниках глухари. Проезжая по просекам, видели среди соснового леса лосей.

Возможность побывать в знакомых местах, увидеть, какие там произошли изменения, для меня всегда представляет большой интерес, и я ответил Петру Павловичу:

Сегодня уже поздно, завтра утром выезжаю.

Во сколько часов тебя ждать?

К девяти буду в Ерестной.

Меня охватило радостно-тревожное чувство ожидания выезда, которое знакомо каждому охотнику, рыбаку, грибнику и ягоднику. С вечера положил в машину ведерко под ягоды, корзину под грибы. Жена Наташа уложила в походный рюкзак продукты. Ложась спать, задал себе установку: проснуться в пять часов.

Ночью просыпался несколько раз и смотрел на часы. В пять был уже на ногах. Выпил чая и покатил на машине по дороге через Кольцово, Академгородок и Бердск. Около Искитима свернул в сторону Улыбино. Бетонная дорога была в неплохом состоянии и позволила ехать со скоростью более ста километров в час. Ближе к Бурмистрово моему взору открылась у дороги белоснежная церковь Владимира Равноапостольного. Глядя на нее, представил двух лебедей, взлетающих в небо с позолоченными крестами в клювах, сияющих в лучах утреннего солнца.

На дороге к Быстровке стаи грачей проводили «собрания». «Видимо, готовятся к отлету», — подумал я. Ан нет — скоро вдоль дороги открылись поля скошенной пшеницы. «Значит, по дороге возили зерно»…

Переехав реку Каракан по съемному мосту, въехал в Караканский бор. Вот он — долгожданный сосновый лес, в котором мечтают побывать многие грибники и ягодники. По укатанной песчаной дороге, проходящей по широкой просеке, поехал в сторону Ерестной. Навстречу шли лесовозы, груженные сосновым лесом. Неужели губят бор, который собирались сделать национальным парком?...

Найти дом Дедовых труда не составило. Он стоит крайним на северо-восточной кромке бора. Сосны растут не только вплотную с забором усадьбы, но и во дворе дома. На шум машины и скрип открывающейся калитки из летней кухни вышла Ольга Григорьевна Дедова. Она уже была одета в походный костюм, который подчеркивал ее стройную и гибкую фигуру. С приятной улыбкой подошла ко мне, и мы обнялись как старые добрые друзья. Из дома вышел Петр Павлович и, улыбаясь, протянул руку. Хозяйка пригласила к столу, на котором стоял завтрак. Ожидая гостя, она испекла два пирога: один с рыбой, второй — с творогом. Мне неоднократно приходилось пробовать ее прекрасную выпечку, но эти пироги были непревзойденными. После длинной дороги я изрядно проголодался и с аппетитом ел вкуснятину, запивая чаем. В это время на пороге распахнутой двери появился высокий мужчина крепкого телосложения.

Познакомьтесь, — сказал Петр Павлович, — это наш хороший знакомый, местный житель. Он поедет с нами и покажет самые ягодные и грибные места.

Я представился.

Сергей Сибирский, — произнес он приятным голосом.

И вот мы едем по лесным дорогам, забираясь все дальше вглубь леса. Сергей сидит на переднем сидении и предупреждает меня о поворотах на перекрестках просек и вырубах. Он знает не только каждую дорогу, но и каждый бугор и что на нем растет. Постоянно просит ехать тише, чтобы через открытое окно машины рассмотреть ягоды в зарослях брусничника. Мое внимание было приковано не столько к дороге, сколько к окружающему бору. Очень хотелось увидеть среди просветов соснового леса красавца глухаря или могучего зверя сибирских лесов — сохатого. Неожиданно дорогу перегородила поваленная ветром сухая сосна.

Пила есть? — спросил Сергей.

Как можно ездить в лес без пилы, — ответил я и, открыв багажник, достал ножовку.

Он перепилил дерево, освободил проезд, и мы поехали дальше.

Останови машину на этом бугорке, — сказал Сергей, — на его склоне должна быть брусника.

Мы вышли из машины и увидели рядом с дорогой брусничник со спелыми темно-красными ягодами. Обрадовавшись, что поиски, наконец, окончены, разошлись по склону и приступили к сбору ягод. Меня охватило чувство первобытного человека, когда люди жили за счет охоты и сбора плодов диких растений. Поймав себя на этой мысли, остановил сбор ягод, поднялся с колен, выпрямился во весь рост и посмотрел по сторонам. В бору стояла немая тишина: не слышно пения птиц, не раздавался стук труженика лесов — дятла. Ольга Григорьевна на корточках медленно передвигалась по моховому покрову и бойко собирала ягоды с редких кустиков брусничника. Петр Павлович сидел на замшелом стволе поваленного дерева и брал ягоды около своих ног. Сергей обходил по периметру поляну брусничника.

Вскоре раздался его голос:

Поехали дальше, здесь плохой урожай.

От ягод ягоды не ищут, — сказала Ольга Григорьевна, — здесь за день можно набрать по ведерку брусники.

Найдем участок с более крупной ягодой, — уверенно ответил Сергей.

Мы вновь петляли по лесным дорогам, пока наш путь не преградил завал из тонкомерных сухих сосен.

Топор есть? — спросил Сергей.

Естественно, — ответил я, — машина полностью укомплектована.

Освободив дорогу от завала, мы поехали дальше. Нам постоянно попадались бугры, покрытые хвойной подстилкой. В таких местах обычно любят расти белые грибы. Вглядываясь в просветы между соснами, мне не удалось увидеть ни одного гриба. Обращаясь к Сергею, спросил:

Мы проехали много километров, но я не увидел ни одного гриба.

И не увидишь, — ответил он.

Почему?

Этим летом в Караканском бору не было ни одного дождя.

Наконец наш проводник облюбовал ягодное место. Машину поставили на бугре, чтобы видеть ее со всех сторон, и разошлись в разные стороны.

Солнце перевалило за полдень, подошло время обеда, мне захотелось есть, и я предложил:

Давайте пообедаем.

Ольга Григорьевна всполошилась:

Я хотела взять с собой еду, но Сергей отговорил, сказав, что к обеду вернемся с ягодами.

Ничего страшного, у меня харчей хватит на всех, — успокоил я ее, — я живу по принципу: едешь в лес на день, бери еду на три.

Расстелил около машины ветровку, положил на нее целлофановый мешок и выложил все, что мне приготовила в дорогу Наташа: булку хлеба, кусок сала, сыр и помидоры.

После такой еды, — сказал Петр Павлович, — ягоды можно собирать до вечера.

До вечера ни к чему, — возразила Дедова, — за часок доберем по ведерку и поедем домой.

Следом за продуктами я поставил на импровизированный стол бутылку вина «Черемуха на коньяке» со словами:

Меня с молодых лет учили старики, что на рыбалку и охоту надо всегда брать бутылку спиртного, даже если сам не пьешь.

Все сидящие вокруг ветровки оживились. Сергей взял бутылку в руки и, посмотрев на свет, спросил:

Свое производство?

Конечно, свое, — пошутил я, — проверь пробку.

Он открутил пробку, понюхал содержимое и, посмотрев на этикетку, произнес:

Двадцать четыре градуса.

Мне послышалось в его голосе сожаление, что крепость вина невелика. Затем, обращаясь ко мне, сказал:

Давай стаканы!

Стаканов нет, — ответил я.

Говорил, что машина полностью укомплектована, — упрекнул он меня.

Стаканы мигом сделаю.

Достал из багажника машины полиэтиленовую бутылку с водой, вылил содержимое, закрутил пробку и охотничьим ножом отрезал ее верхнюю часть. Получилась рюмка. Затем отрезал нижнюю часть — получился стакан.

За едой завязался разговор о Караканском боре. Я посетовал, что не обнаружил даже признаков наличия в бору лосей.

Какие признаки ты хотел увидеть? — спросил Петр Павлович, проверяя мою наблюдательность.

Раньше на каждом шагу в бору можно было встретить «орехи» сохатых, обкусанные ветки молодых сосенок.

Да что там обкусанные ветки деревьев, — вмешалась в разговор Ольга Григорьевна, — в бору постоянно встречались сброшенные лосями рога.

Вы видели у нас дома над дверью огромные рога? — обратилась она ко мне.

Конечно, видел, как можно не заметить такие рога. Я даже подсчитал на них количество отростков, зверю было больше десяти лет.

Так эти рога мы нашли в бору около Ерестной.

А я думал, что такого гиганта добыл Петр Павлович.

Когда мы купили дом в Ерестной, лоси часто подходили к нашей ограде, — продолжала вспоминать Ольга Григорьевна, — как-то рано утром вышла во двор, а около калитки в бору стоят лоси. «Вы что, в гости к нам пришли?» — спрашиваю их, а они спокойно развернулись и удалились в бор.

Ольга, — обратился к ней Петр Павлович, — расскажи, как вы с подругой в бору лосей «напугали».

Приехала ко мне в Ерестную подруга погостить и на лыжах покататься, — начала рассказывать Ольга Григорьевна, — идем мы по бору, снег неглубокий, небольшой морозец бодрит, заставляет быстрее двигаться. Вокруг красота необыкновенная. Стройные сосны замерли в безветренную погоду, на ветвях низкого подлеска лежат хлопья снега. Вдруг перед нами поднимаются с лежки три лося. Один крупный, с рогами на голове, корова поменьше и небольшой теленок. Подруга испугалась, ойкнула и, потеряв силы, присела на лыжи. Лоси развернулись и побежали рысцой, бросая снег копытами. Я помогла подруге подняться на ноги. Она мне и говорит: «Я думала, они на нас набросятся».

У меня был более интересный случай, — начал рассказывать Петр Павлович. — Сижу вечером за столом у окна и работаю. Любил я осенью приезжать на дачу и писать свои произведения в тишине и одиночестве. За окном выпал первый снег, виден разобранный забор, который я не успел отремонтировать, дальше раскинулся Караканский бор. Наступили сумерки. Пришлось включить настольную лампу. В какой-то момент почувствовал, что на меня через окно кто-то смотрит. Перевел взгляд от исписанного листка бумаги на окно. И что вы думаете? За стеклом почти вплотную маячила лосиная голова. На какой-то момент я опешил, затем, не двигаясь с места, стал рассматривать неожиданного гостя. Его, видимо, привлек тусклый свет в окне. Через какое-то время лось удалился в бор. Ему то ли надоело смотреть в окно, то ли он увидел меня.

Отошли те времена, когда лоси в бору встречались, — подвел итог разговора Сергей. — После бесконтрольного отстрела и лесозаготовок в бору практически не осталось ни лосей, ни глухарей. Скоро и от бора ничего не останется. Повсеместно идет рубка и продажа леса.

В Ерестную мы вернулись во второй половине дня, выгрузили ведра с брусникой, которая отливала темно-красным цветом в лучах яркого солнца. Сергей заторопился домой, но Ольга Григорьевна его не отпустила:

Пока всех не накормлю, никуда никого не отпущу, — сказала она твердо и пошла в летнюю кухню.

У меня дома дела, — произнес ей вслед Сергей.

Какие дела могут быть дома у одинокого человека? — спросила она. — Дома на приготовление еды ты затратишь больше времени, чем здесь, у меня все готово.

Пережевывая кусочек вкусного рыбного пирога, я спросил:

Как вы готовите бруснику впрок?

Очень просто, — ответила Ольга Григорьевна, — заливаем в емкостях водой.

Лучше всего ягоды заливать чистейшей родниковой водой, — поддержал ее Сергей.

В Ерестной есть родник?

В двух километрах от поселка вытекает в глубоком логу, зимой не замерзает, — ответил он.

Так давайте съездим и наберем родниковой воды, — предложил я.

Мое предложение было принято. Вдоволь насытившись, мы уселись в автомашину и поехали по улице через Ерестную. Поселок вытянулся больше чем на два километра. Вдоль улицы стояли добротные дома, многие за высокими металлическими заборами.

Сколько жителей в поселке? — спросил я у Сергея.

Местных жителей осталось человек тридцать, — ответил он, — когда-то было семьсот дворов, все скупили дачники.

Почему жители покинули такое благодатное место?

В поселке было производство по переработке сосновой хвои, сбору живицы, дикоросов. С ликвидацией производства и закрытием школы — люди были вынуждены покинуть родной край.

Вскоре мы свернули на лесную просеку и выехали на полянку у глубокого лога. Спуск в лог был настолько крутой, что я сомневался, что по нему можно подняться с бутылями, наполненными водой.

На мои сомнения Петр Павлович показал на сосну около кромки лога и сказал:

Здесь продумана механизация.

Взглянув на дерево, я увидел привязанную к нему толстую проволоку, которая тянулась к дереву на дне распадка. На дереве висел прочный шнур с металлическим крючком.

Разматывая шнур, Петр Павлович стал опускать по проволоке крючок с пустой полиэтиленовой бутылью к роднику. Сергей уже успел спуститься в лог. Наполнив бутыль водой, крикнул:

Вира!

Мы втроем, прилагая немалые усилия, вытащили бутыль с водой. Наполнив всю взятую с собой тару, вернулись в усадьбу Дедовых. Утром у меня не было времени пройти по их участку, и теперь я пошел его осматривать. Здесь росли картошка, капуста, морковь и другие необходимые овощи, чтобы жить без посещения рынка и магазинов.

Мне вспомнился рассказ Петра Павловича, как он первый раз пахал свой огород.

Приехал он в Ерестную с Ольгой Григорьевной в теплый майский день, привезли с собой картошку для посадки и разные семена. Погода душу радовала, яркое солнце заливало лучами огород и сосны, стоящие у ограды. Огород, площадью больше двадцати соток, зарос сорняками. Лопатой такую площадь быстро не перекопаешь. Пошел Петр Павлович к соседям, спросил: у кого есть трактор. Соседка ему отвечает:

У кого есть трактор — не знаю, а вот у лесника добрая лошадь, он многим огороды пашет.

Отправился Петр Павлович к леснику. Застал его во дворе, одетым в форму с зелеными петлицами, на которых блестели эмблемы дубовых листьев. Выглядел он очень строго и официально. Петр Павлович даже засомневался: стоит ли ему обращаться со своей просьбой. Приблизившись, поздоровался, представился и изложил свою просьбу. Лесник внимательно выслушал и ответил:

Сегодня я очень занят, с минуты на минуту ко мне приедет из Новосибирска начальство с проверкой.

Немного подумал и, видя расстроенное выражение лица собеседника, добавил:

Если умеешь пахать, запрягай коня в телегу, на которой лежит плуг, и езжай сам пахать.

Лесник был уверен, что городской человек, да еще писатель, обращаться с лошадью не умеет. К его величайшему удивлению, Петр Павлович согласился. Тогда лесник внимательно посмотрел на него. Перед ним стоял мужчина высокого роста, с широкими плечами и крепкими большими кистями рук. И уже совсем другим голосом, в котором слышалось уважение к собеседнику, лесник произнес:

Хомут лежит в телеге, вся сбруя висит на стене сарая.

Петр Павлович поблагодарил лесника и отправился к коню, привязанному к изгороди. Его обожгла мысль: «Пахал я в детстве во время войны колхозное поле, наверное, разучился запрягать лошадь». Конь, почуяв незнакомого человека, встрепенулся и поднял голову. Петр Павлович смело погладил и похлопал его по шее. Затем отвязал от изгороди уздечку и повел к телеге. Когда взял в руки хомут, у него вновь мелькнула мысль: «Я забыл, как надевать хомут». Его руки заученным в детстве движением развернули хомут, надели через голову коня и развернули на шее. Его разум сомневался, но руки все делали четко и правильно. За его действиями внимательно наблюдали лесник и двое его ребятишек. Когда конь был запряжен, лесник услужливо распахнул ворота, и телега покатила по деревенской улице, подпрыгивая и тарахтя на кочках. Закрывая ворота, лесник произнес: «Хотел бы я посмотреть, как будет пахать писатель». Его ребята выскочили через калитку и побежали к своим друзьям — сообщить новость.

Приехав домой, Петр Павлович уверенно распряг коня, снял с телеги плуг и подготовился к вспашке огорода.

К нему подошла жена и спросила:

Петя, ты сам будешь пахать огород?

А почему нет, разве я мало в детстве перепахал земли?

Она стала наблюдать за мужем. Он уверенно прошел первую борозду посередине огорода и стал вокруг нее пахать кругами. Конь оказался послушным и привычным к такой работе. За работой наблюдали через низкий забор ребятишки и взрослые сельчане.

Мои воспоминания прервал голос Ольги Григорьевны:

Альберт Сергеевич, ужин готов, уха сварилась.

Стол, как всегда у Дедовых, ломился от яств. От ухи невозможно было оторваться. Сваренная «по-рыбацки» из судака и окуней с чешуей, сдобренная луком и укропом, она издавала аромат, который возбуждал аппетит.

После сытного ужина мы отправились прогуляться по берегу Обского моря и полюбоваться закатом. С высокого берега за голубым простором воды открывалась панорама противоположного берега. Против нас черной полосой тянулся хвойный лес, правее светлыми пятнами стояли домики Нефтебазы и поселка Красный Яр. Солнце садилось за редкие облака, просвечиваясь матовым пятном и заливая золотом небосвод. Мы спустились по лестнице к мосткам и уселись на лавочку. Море накатывало на галечную отмель небольшие волны, которые, отступая, шуршали гальками, убаюкивали, успокаивали и создавали душевное умиротворение. Из загипнотизированного состояния меня вывел голос Ольги Григорьевны:

Мы часто приходим сюда и на этой лавочке читаем книги.

А я чуть не уснул под шелест морского прибоя.

Слишком громко сказано: «шелест морского прибоя», — сказал Петр Павлович, — пойдемте домой, слишком много впечатлений за один день.

Спать мы улеглись рано: около десяти часов вечера. У Дедовых очень удобная планировка первого этажа дачи. По одну сторону коридора расположены две комнаты, служащие хозяевам кабинетом и спальней. По другую сторону большая комната — зал, в котором устроили меня. Я мгновенно провалился в сон, как только голова коснулась подушки.

Утром, как всегда, проснулся рано. Мне не хотелось будить хозяев, я продолжал лежать в постели и рассматривать стены комнаты. На стенах висело несколько афиш с портретами их сына Сергея Любавина — это его псевдоним. Мне посчастливилось слушать его концерт в Доме культуры железнодорожников. Он обладает уникальным мелодичным голосом, который, видимо, достался ему по наследству. Его мать, Ольга Григорьевна, прекрасно поет.

Мое внимание привлекла стена комнаты, на которой были прибиты рога молодых лосей и множество веток, напоминающих ящерицу, змею, крокодила, ворона, дракона и других зверей.

В коридоре послышались шаги, и я, одевшись, вышел во двор. Оказалось, что хозяйка уже давно проснулась и успела купить молоко, творог и сметану. Эти продукты им привозят в определенные дни недели.

Вчера я не успел рассмотреть все постройки на участке и решил обойти его по периметру. Из большого двора можно выйти в две калитки. Одна ведет на улицу Боровую, вторая — прямым ходом в бор. «Как удобно ходить в лес», — подумал я и направился ко второй калитке. К моему сожалению, она оказалась прочно прикрученной к забору проволокой. Выйти через нее в бор мне не удалось, и я вернулся с вопросом:

Почему у вас калитка в бор наглухо закрыта? — спросил Ольгу Григорьевну.

Это целая история, — ответила она.

Расскажите, время у нас есть.

Как-то утром пошла я в огород, смотрю, а на моей капусте пасется деревенский бык. Мало того, что лакомится капустой, он еще истоптал кабачки и тыквы. Схватила я хворостину и к нему, он невозмутимо удалился через раскрытую калитку в бор. «Наверное, калитка была не закрытой», — подумала я. Через несколько дней бык вновь оказался в нашем огороде. Посетовав соседке на свою беду, узнала, что этот бык научился рогами открывать калитки и уже побывал во многих огородах. Вот и пришлось калитку закрыть намертво, — закончила она рассказ.

Вскоре к нам подошел Петр Павлович, и мы сели за стол завтракать. Свежий творог со сметаной был превосходным, а пирог с чаем еще лучше.

Пробыл я у Дедовых до обеда. Петр Павлович был интересным собеседником, интересовался моим творчеством:

Как будет называться очередная книга?

«Близкие сердцу».

Я кратко рассказал содержание книги.

Очень интересная тема, — произнес он, — обязательно дай мне прочитать, я напишу к ней предисловие.

Покидал я Ерестную, переполненный впечатлениями, с уверенностью, что обязательно еще приеду в поселок, где проживают интересные, добрые и близкие мне по духу люди.

Через два часа после моего возвращения домой раздался телефонный звонок. Звонила Ольга Григорьевна:

Петр Павлович скончался.

Для меня остановилось время. Потух маяк, к которому я стремился. В моей памяти он остался таким, каким я его видел в последний день жизни.