«Сибирский Фокс». От фарта до расстрела

От автора

С С. А. Слугиным (1954—2021) автор был знаком около тридцати лет. По рассказам Сергея Анатольевича, он окончил исторический факультет НГУ и долгое время служил в армии. Затем работал журналистом в новосибирских газетах и охранником на предприятиях. Он хорошо знал историю Новосибирска, но плоды его исторических разысканий нуждались в литературной обработке. Поэтому со Слугиным у автора сложился творческий тандем, и совместные материалы выходили в местной и центральной печати. Читателям запомнились статьи об основателе самбо и первых автомобилях Новониколаевска, о колчаковской милиции и становлении ракетного щита Сибири. Посетителям городского музея Слугин рассказывал о перипетиях жизни и службы скандального полицмейстера Висмана, а слушателям школы ФСБ — о подвигах и казусах в работе красных и белых лазутчиков. В совместных задумках было издание книги о разведке, но эпидемия ковида перечеркнула эти планы. Однако остались еще наработки — среди них и представленная здесь фееричная история воровского виртуоза, по приговору суда закончившего свои дни в Новосибирске. Выхода в печати этой истории Сергей Анатольевич ждал, но увы…

Минуло немало лет со дня выхода на экраны фильма Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя». А в нем зрителям запомнились не только положительные герои, но и отрицательные персонажи. Самым ярким из них, бесспорно, является щеголеватый Фокс.

В конце 80-х годов XX века газета «Известия» напечатала большую статью о послевоенном уголовном мире СССР, и этих самых дерзких и удачливых «Фоксов», сочетавших квартирные кражи с сексуальными преступлениями и убийствами, оказалось пять «штук». Всех их задержали в разных городах Советского Союза, но криминальные их похождения укладывались в один большой сюжет. Преступников, составивших собирательный образ Фокса, сыщики изловили в Риге, Куйбышеве (ныне Самара), Ташкенте, Баку и Хабаровске. Но, оказывается, и в Сибири был свой «Фокс», переплюнувший своими приключениями послевоенных проходимцев. Появился он гораздо раньше, чем киношный любитель носить чужие боевые ордена — в самом начале 30-х годов прошедшего века. А значит, имеет больше прав быть прообразом Фокса, чем другие авантюристы.

Начало «карьеры»

Именно тогда, в конце 20-х и начале 30-х годов прошлого века, в Сибири сформировалась бандгруппа, затмившая своими деяниями любую «Черную кошку». Во главе преступного сообщества стоял отчаянный главарь — Иван Цивинский. Этот незаурядный человек мог бы стать хорошим руководителем или партийным чиновником, если бы не был вором и грабителем. В короткий срок он собрал вокруг себя таких же безбашенных и дерзких «борцов с богатством». Была при Фоксе и верная спутница во всех его преступных делах. Звали ее не Анюта, а Татьяна. Среди «подвигов» банды Цивинского можно особо отметить кражи и грабежи в квартирах... работников ОГПУ, комсостава Красной армии, высокопоставленных советских и партийных руководителей, директоров крупных предприятий и организаций. Не брезговал Иван Алексеевич и «экспроприацией» ценностей и денег из квартир советской интеллигенции: врачей, преподавателей вузов и других зажиточных горожан. «Сибирский Фокс» хорошо отметился в столице, причем в очень интересных местах. Ему удалось совершить кражи в... Кремле и датском посольстве. Таких подвигов больше никто не повторял!

Красивый и интеллигентный преступник неоднократно уходил от преследования, несколько раз бежал из мест заключения благодаря удаче и подкупу, а иногда его освобождали по амнистии. В периоды кратковременных заточений Цивинский усиленно занимался самообразованием, много читал — не то что другие сидельцы. Удачливый вор обладал феноменальной интуицией и был хорошим психологом. За двенадцать лет похождений он объехал почти половину тогдашнего СССР и неоднократно отметился почти во всех крупных городах — Ленинграде, Одессе, Ялте, Астрахани, Баку, Саратове, Казани, Иванове, Гомеле, Владимире, Свердловске, Пензе, Самаре, Нижнем Новгороде, Киеве и Воронеже — кражами и грабежами. Он знал, где, когда и что можно стянуть, и умел уходить от погони.

После краткого анонса преступной деятельности Цивинского можно упомянуть и о начале его биографии. Будущий главарь бандшайки (само слово «бандшайка» возникло в 20-е годы, в период сокращений и аббревиатур) появился на свет 23 мая 1905 года в большой крестьянской семье в одном из сел Уфимской губернии. Кроме него в доме было еще пятеро детей. Ивану удалось получить начальное образование в церковно-приходской школе. Начавшаяся Первая мировая война заставила подростка помогать родителям по хозяйству и самому как-нибудь зарабатывать на хлеб. В год свержения династии Романовых у него внезапно умер отец. Мальчику пришлось покинуть семью и идти пешком на заработки в город Бугуруслан. Там устроиться на хорошую работу не получилось, зато парнишка стал учиться «карманной выгрузке». Довольно часто его ловили и жестоко били. Оправившемуся от побоев воришке оставалось только бродяжничать с такими же, как он, беспризорниками. В поисках случайных заработков подросток исходил почти всю Самарскую губернию, случалось, подрабатывал, но мало. В марте 1920 года милиционеры задержали его при реализации ворованной краски. Учитывая юный возраст, крестьянское происхождение и искреннее раскаяние, суд приговорил Ваню к шести месяцам лишения свободы условно и определил его в школу для беспризорников на перевоспитание. Строгие порядки и ограничения заставили любителя свободы покинуть исправительное заведение. Его отсутствие заметили через двое суток, когда Ваня уже ехал в Саратов. Никто беспризорника искать не стал.

В 1921 году Цивинский решил начать праведную жизнь, устроившись в одну из местных артелей. Но вскоре честный и тяжелый труд стал ему в тягость. Свое семнадцатилетие вор встретил на «тяге» по извлечению дензнаков из карманов зазевавшихся саратовцев, посещавших базар. Его уже не ловили и не били, так как Цивинский обрел «квалификацию».

В то время, в начале 20-х годов, НЭП был отмечен появлением не только множества частных магазинов и лавок, но и возросшего количества воров и грабителей. Рабоче-крестьянская советская милиция не успевала контролировать рост преступности. В 1922 году сменилось руководство в саратовском угрозыске, новое начальство надавило на воров, шерстило их «хазы» и «малины», так что некоторые из «джентльменов удачи» подались дальше на юг, в Астрахань. Среди них затесался Ваня Цивинский, которого через три месяца задержали при выносе из магазина товаров на большую сумму. В добыче Цивинского числились... граммофон и золотые часы. При захвате молодой человек не оказал сопротивления, чистосердечно сознался в краже, и 4 ноября 1923 года вора приговорили к пяти годам исправления за крепкими стенами астраханской тюрьмы.

Отбывая наказание, Иван освоил слесарное дело, что в будущем ему пригодилось — он взламывал входные двери. Общаясь в неволе с интеллигентными людьми, попавшими за решетку по пьянке, глупости и недомыслию, он старался в беседах с ними компенсировать пробелы в образовании. При этом много читал, изучил политграмоту и географию. За успехи в самообразовании срок пребывания в неволе Ивану скорректировали, и 1 мая 1925 года Цивинский покинул тюрьму. Оставаться в Астрахани не захотел и подался на пароходе в Баку. Знакомые подсказали, что на нефтепромыслах платят хорошие деньги и можно начать новую, честную жизнь в гостеприимном интернациональном восточном городе, где еда и одежда стоят очень дешево.

Но все оказалось не так радужно. В Баку 10 мая 1925 года, за две недели до двадцатилетия, его по ошибке арестовали местные сыщики, которые стали добиваться от задержанного признания в том, что он 2 мая обворовал квартиру местного дантиста Рувима Бергельсона. Сделать это Цивинский не мог физически, ибо в тот день еще плыл на пароходе в город нефтяников. Дважды хорошо побитый, он все же не признался в том, чего не совершал. Лишь 14 мая Ивана отпустили из участка.

Город Баку ему не понравился. Пришлось возвращаться в Астрахань, благо у молодого человека не отобрали честно заработанные 50 рублей, зашитые в брюки. В столице Волжского понизовья бывшего сидельца нигде не хотели брать на работу, и он возвратился в Саратов. Трудовые деньги быстро закончились, и парень вернулся на «стезю воровскую». Первые кражи из домов нэпманов оказались удачными, да и ценностей из квартиры можно было утащить больше, чем из кармана. Понемногу у начинающего домушника вырабатывался фирменный стиль, сначала подражательный: Цивинский, как и незабвенный Остап Ибрагимович, посещал жилища небедных людей под видом какого-либо проверяющего чиновника. Надо отметить, что стульев он не крал, все больше «бесхозные» дензнаки да брюлики.

В Саратове во время совершения очередной кражи в магазине Цивинского заприметил оперативник угрозыска Кирилл Потеряев, который решил задержать вора на улице, где оставался на подстраховке еще один работник милиции. Но тут произошло неожиданное событие: у прилавка продавец поймал Ивана за руку, а находившиеся рядом покупатели набросились на вора не просто с кулаками. Повалив на пол, его чуть не запинали. Гнев людей понять можно: настолько достали карманники добропорядочных саратовцев. Сильно избитого воришку доставили в больницу, а после выздоровления — в участок. Поправившись, Цивинский все честно рассказал следователю. Мало того, предложил поехать в магазин и показать, как все случилось. Работники угрозыска согласились на следственный эксперимент, во время которого Иван случайно споткнулся, упал и вроде бы потерял сознание. Один из оперов побежал за врачом — как раз через дорогу находилась больница. Улучив момент, вор-симулянт оттолкнул другого милиционера и резво покинул магазин.

Отсидевшись в укромном месте, Цивинский поздно ночью незаметно проник на баржу, шедшую с грузом сухофруктов в Казань. Попробовал на новом месте заняться честным трудом, но работать за небольшую плату не захотел и вновь принялся за преступное ремесло. Кроме того, он познакомился с дочерью бывшего старорежимного чиновника Татьяной Графеевой. Осенью сыграли свадьбу. Попробовали вдвоем начать праведную жизнь, но не получилось. Периоды честного труда чета стала чередовать с эпизодами тайного завладения чужим имуществом.

Милиция в Казани всегда ловила воров, поэтому от греха подальше супруги поехали в Нижний Новгород, где возможностей (и по трудоустройству, и по «карманной выгрузке») было значительно больше. В первую неделю пребывания в Нижнем Татьяна стащила пистолет системы «Браунинг» у подвыпившего гражданина, которым оказался... сотрудник ОГПУ (это оружие открыло обширный список похищенных преступниками пистолетов). Проспавшийся чекист доложил о случившемся руководству, поиски оружия организовали мигом, и сутки спустя супругов задержали. Джентльмен Цивинский факт кражи благородно приписал себе, и Татьяну отпустили. За дерзкое преступление Иван получил шесть лет, но успел отсидеть лишь четыре месяца. Поскольку при этапировании в домзак (дом заключения) бежал. До побега говорил сокамерникам, что хочет обосноваться в Саратове, но это оказалось ложным следом для преследователей — на попутном транспорте беглец добрался до Казани. Воссоединившаяся супружеская чета направилась в Свердловск — к родственникам жены, которые также не отличались примерным поведением.

Время путешествий

«Рыбак рыбака видит издалека» — гласит поговорка. Немногие знают ее продолжение: «поэтому стороной и обходит». Но люди криминальные и видят друг друга хорошо, и, объединившись в группу, дополняют преступные навыки друг друга. Так на родственной почве познакомились два авторитета — Иван Цивинский и Сергей Прохоров, который был его свояком, мужем Татьяниной сестры. В отличие от Ивана, Сергей был не столько вором, сколько мошенником. Ему частенько удавалось сбывать дешевые медные побрякушки по цене золотых украшений. Обменявшись опытом, родственники стали совместно проводить время в частных магазинах Свердловска. Два опрятно одетых молодых человека, напоминавшие студентов или инженеров, не вызывали подозрений у торговцев. Однажды криминальный дуэт сумел совершить крупную кражу в частном магазине на улице Интернационала, да так искусно, что хищение частники списали на козни конкурентов, торгующих в другом конце города.

В конце 20-х годов советское государство стало «душить» частника как класс. Лавочек в городах поубавилось, и кражи в них становилось совершать все труднее. Поэтому чета Цивинских покинула Свердловск и переехала в Казань. Сразу нашлось дело — Иван, используя слесарные навыки, сумел открыть замок в квартире одного небедного горожанина. Воры оказались с большой прибылью, но попали как кур в ощип. При продаже на базаре выяснилось, что они вскрыли квартиру не нэпмана, а... городского прокурора, который организовал развернутые поиски обидчиков. После «прокурорской» кражи оставаться в Казани стало опасно, и Ваня с Таней подались в город Иваново. По прибытии остановились на частной квартире, стали выдавать себя за кооператоров, что подтверждалось довольно частыми их поездками в ближние города якобы «по делам службы».

С января по март 1927 года супруги нанесли более семи криминальных визитов в частные магазины Пензы, Сызрани, Моршанска и Самары. В конце марта в одном из торговых заведений Пензы Иван попался на мелкой краже. Бдительные сотрудники угрозыска мастерски заломили ему руки и препроводили в участок. За несуразную кражу маячило три года отсидки за тюремными стенами, но тут выручила боевая подруга Татьяна, которая, съездив в Саратов, быстро сдала перекупщику все добытые трофеи и с неслыханной суммой — 2000 рублей — вернулась в Пензу. Через посредников дала взятку судье, и тот определил наказание всего в год тюрьмы. Исправительное заведение Иван Алексеевич покинул уже в начале 1928 года по амнистии.

Супруги вернулись в Казань, но там «работа» не заладилась, поэтому они переехали во Владимир, где еще оставались частные магазины, а горожане иногда забывали закрывать двери своих жилищ. Скоро квартирные хозяева, давшие приют Тане и Ване, стали небезосновательно интересоваться родом занятий супругов — тем пришлось вновь бежать в Иваново. В будущем «городе невест» народ жил не очень богато, но в магазинах имелся ходовой товар — ткани. После нескольких «экспроприаций» Цивинский почуял, что сыщики УГРО напали на его след, и под новый, 1929 год супруги поехали в криминальное путешествие по городам европейской части СССР. До февраля они жили в Воронеже, где поживились имуществом нескольких состоятельных горожан. Следующим пунктом вояжа стала Одесса, где супруги хорошо «потрудились», также освобождая аборигенов от дорогостоящих вещей и одежды. Имея на двоих 6000 рублей, супруги хорошо отдохнули: купались в море, посещали кафе и рестораны. А в июне на пароходе отбыли в Ялту, где обосновались в санатории и успешно совмещали отдых с «карманной тягой». Никому из обитателей санатория не приходила в голову мысль, что симпатичные супруги — это чета опытных воров-гастролеров. Однажды на пристани Татьяна даже пожертвовала 50 рублей многодетной мамаше, потерявшей кошелек.

В конце августа отдохнувшие супруги поехали в Баку через Новороссийск, где произошло ужасное событие — гастролеров обокрала местная шпана! Продав часть вещей, Цивинские все же добрались до знакомого Ивану города Баку, однажды неласково его встретившего. Так случилось и в этот раз. В Баку они начали «работать по специальности», но территория оказалась «занятой», и местные воры недвусмысленно намекнули на нежелательность пребывания здесь супругов, попросив их побыстрее покинуть берега Каспийского моря. Видя реакцию «коллег», еще не принявшую радикальные формы, Цивинские согласились уехать, но денег на дорогу в Россию у них не было. Тогда местные воры пошли с шапкой по кругу и насобирали вполне приличную сумму, которой хватило будущему «сибирскому Фоксу» и его подруге на проезд до белорусского города Гомеля.

В те годы Белоруссия жила небогато, но некоторые состоятельные гомельчане все же выделялись из общей массы. Именно лица еврейской национальности стали основными жертвами преступной парочки. За очень короткое время Ваня с Таней «приватизировали» немало ценных вещей из еврейских квартир и лавок, хотя делать это было трудно — в домах и лавках всегда находился кто-то из домашних. Местная милиция получила информацию о кражах, оставаться в Гомеле стало опасно. Вместо того чтобы уехать на поезде с вокзала, где их уже ждала засада, супруги подстраховались, наняв местного крестьянина, и долго добирались на телеге в Чернигов. Затем снова были Одесса и Казань. Наконец, парочка подсела в товарный поезд, следующий в Москву.

В столице тогда имелось много возможностей для «квартирного выноса» и «карманной выгрузки», но жилищная проблема, справедливо подмеченная классиком, всегда была очень острой. Больших денег у криминальной четы не было, поэтому быт обустраивали по пословице о рае в шалаше. В одном из пригородных сел (сейчас это окраина Москвы) им удалось снять комнату в дачном домике. Добираться «на работу» в столицу при отсутствии регулярного движения было трудно. Только в начале февраля 1930 года Цивинский начал добывать хорошие «трофеи». Иногда он под видом управдома проникал в квартиры москвичей. После такого визита знал, когда, что и где можно «приватизировать» без особого риска. Жили воры бедно, но иногда фарт не подводил, и тогда Ваня баловал Таню шампанским и редкими фруктовыми деликатесами.

18 марта 1930 года Цивинский, в очередной раз прибыв в столицу, приметил в толпе хорошо одетого человека, которого мгновенно «просканировал», и решил облегчить его карманы. Он вытащил у прохожего всего десять рублей и какую-то непонятную бумагу. В укромном месте Иван ознакомился с документом, оказавшимся пропуском на территорию Кремля! В те годы не все серьезные бумаги снабжались фотографиями, зато имелись необходимые подписи и печать. Имея на руках пропуск в святая святых, Цивинский решил рискнуть. В то время территорию советских небожителей охраняли не солдаты специального Кремлевского полка, а курсанты военной школы имени ВЦИК. Особенность ситуации заключалась и в том, что основной задачей курсантов была учеба, а «окарауливание» (так писали об охране в документах тех времен) объектов на территории Кремля являлось своеобразной нагрузкой по службе. Молодой человек интеллигентного вида с пропуском на руках не вызвал подозрений у курсанта на часах. Попав в Кремль, Ваня решил не только полюбоваться древними строениями, но и извлечь из экскурсии практическую пользу. Походив по территории, он зашел в одно из зданий со столовой для сотрудников технических служб, которых едва ли можно было отнести к городским беднякам. Иван Алексеевич думал недолго — обедать при пустом кармане не стал, а, улучив момент, срезал на вешалке несколько меховых воротников с дамских пальто и подался на выход. При выходе из Кремля вновь предъявил пропуск и растворился в толпе. «Трофейные» воротники быстро сдал в скупку и, получив деньги, поехал на дачу к Татьяне с вином и закусками.

Какое-то время супруги отдыхали от «трудов», поскольку «кремлевских» денег хватило на целую неделю безбедной жизни. Но хозяин дачи, видя шикарную жизнь постояльцев, загодя предупредил о повышении арендной платы. Но это было еще не все — он прозрачно намекнул, что даже самые удачливые кооператоры не ведут разгульную жизнь постоянно, и попросил внести предоплату за два месяца. Убийство слишком осведомленного домовладельца не входило в планы супругов, поэтому они, заплатив нужную сумму, дачу покинули.

Ленинград и другие города

В первых числах мая 1930 года Ваня и Таня уже находились в Ленинграде. Северная столица встречала гастролеров неласково. Шел мелкий, противный дождь. На Московском вокзале у супругов дважды проверили документы и попросили показать содержимое чемоданов. Поиски подходящего жилья в трущобах Лиговки окончились безрезультатно. Гостей из первопрестольной там не ждали, а интеллигентный вид приезжих, несмотря на мастерское владение блатной лексикой, внушал местной публике подозрение: не засланные ли это угрозыском «казачки»?

Помаявшись в поисках жилья, супруги решили искать дачу за городом, как и в Москве. При следовании на Финляндский вокзал Иван неожиданно встретил бывшего соседа по нарам, с которым отбывал срок в домзаке Нижнего Новгорода. Товарищ по несчастью досрочно освободился в 1929 году и, приехав в Ленинград, открыл авторемонтную мастерскую, женился и завязал с воровским ремеслом. Технические знания, полученные в тюрьме, ему пригодились: владелец СТО (станции технического обслуживания) освоил автогенную сварку запчастей и стал прибыльно ремонтировать автомобили. Удачно «вписавшись в социализм», бывший преступник начал праведную жизнь. Новоиспеченный ленинградец согласился принять Цивинского с женой на проживание в свой дом за символическую плату. Какое-то время гости имитировали поиски работы в северной столице, а потом сказали, что устроились в одно режимное учреждение и дали подписку о неразглашении.

Это устраивало и самого хозяина дома, и его жену. Каждое утро Цивинские уезжали на «секретную работу», а поздно вечером возвращались. Но вместо службы в режимной организации Ваня и Таня «освобождали» от ценных вещей квартиры зажиточных ленинградцев. В июле 1930 года из жилища ответственного работника Ленсовета супруги похитили 100 рублей и револьвер системы Нагана. В августе, сильно простудившись, заболел Иван. На «работу» ходила одна Татьяна. Как-то она принесла три сотни рублей, перстень с изумрудом и еще один наган, прихваченный у пьяного красного командира. В первых числах сентября Иван выздоровел, и супружеская чета продолжила «экспроприации» из домов партийных работников и научной интеллигенции. Только за сентябрь гастролеры облегчили ленинградцев на пять тысяч рублей.

Надо отметить, что местная милиция сложа руки не сидела. Как только стали поступать сведения об участившихся квартирных кражах, сыщики принялись устраивать засады. В одну из таких засад чуть не попал сам Цивинский. Но каким-то сверхъестественным чутьем он определил в многоквартирном доме засаду и отказался от визита в квартиру, в которую по счастливому стечению обстоятельств уже вломились местные жулики. Через пару минут трех джентльменов удачи со связанными руками и побитыми физиономиями уже вели в милицейский синий «форд», а Ваня стоял в сторонке и мелко крестился. Пронесло! В то время в Ленинграде засады и облавы были обычным явлением, на Лиговке иногда звучали выстрелы. Жить в северной столице становилось невыносимо, везде Ваня чуял засаду. Омрачала настроение и погода, и вечно пасмурное небо, и сырость от рек и каналов. Поэтому в октябре 1930 года Цивинские покинули Ленинград, щедро расплатившись за гостеприимство с работником частного автосервиса.

Прибыв из Ленинграда в Первопрестольную, супруги какое-то время провели на «хазах» в Марьиной роще и Лефортове. Московская милиция к тому времени стала образцовой, последних нэпманов вывели как тараканов, да и агентурный аппарат УГРО работал как часы. Ваня с Таней подались в Казань. От скитаний, неустроенности, постоянных стрессов благоверная заболела. Оставив больную жену у родственников, муж подался на «заработки» в одиночку. При отъезде из Казани Цивинского опознал на вокзале один из агентов угрозыска и, подозвав еще трех сотрудников, потребовал предъявить документы. Вор-гастролер совсем не рассчитывал на такую встречу, попробовал отшутиться, сказав, что его, видимо, с кем-то другим спутали. Но милиционеры, обступив вора со всех сторон, повели в отделение. По пути Иван пытался рассмешить стражей порядка остроумным анекдотом, но «шутку юмора» конвоиры не поддержали и вновь потребовали предъявить документы. Пришлось гражданину лезть во внутренние карманы... Вместо документов Иван резко выхватил два нагана и в четыре выстрела уложил на грязный тротуар четверых милиционеров! Затем прыгнул на подножку проходящего товарного поезда и, перепрыгивая с вагона на вагон, нашел укромное теплое место. В пути его никто не побеспокоил.

На вторые сутки поезд подъехал к Москве. Вернулся Цивинский туда, откуда недавно уехал. А назад, в Казань, путь был закрыт. Оставалось жить в столице и, презирая страх, вернуться к знакомому воровскому ремеслу. До конца 1930 года он жил на даче, перебиваясь мелкими кражами. Зимой 1931 года, помимо основной деятельности, начал осваивать охоту на лесное зверье, браконьерничал, помогал кое-кому по хозяйству, батрачил и даже пробовал ловить рыбу себе на прокорм. Весной продолжил поездки в столицу. Его воровские трофеи стали скромнее, а риск больше. Летом 1931 года удача вновь улыбнулась ему.

Прогуливаясь по центру столицы, Иван вышел в Фурмановский переулок, который мало отличался от других, если не считать архитектурной достопримечательности в виде особняка посольства Дании. Внимательно изучив окрестности, Цивинский пришел к выводу, что это посольство хоть и является де-юре территорией иностранного государства, но находится на столичной земле, да и работают там, кроме датчан, русские люди, с которыми можно договориться. Эти самые добрые люди небескорыстно подсказали слабые места в охране посольства. Остальное было делом техники. Помогла вечерняя темнота, сильный дождь, нетрезвое состояние датчан и некоторые другие обстоятельства. Трофеи из дипломатического представительства Иван вынес в два приема. Если 700 долларов и 2000 рублей легко уместились в кармане плаща, то с тюками различных шерстяных тканей «посольскому» вору пришлось повозиться. Кроме того, возникла проблема обмена долларов на рубли: связей с валютными перекупщиками у него не было. В течение месяца Цивинскому все же удалось реализовать валюту по приемлемой цене. Импортные ткани Иван пристроил в модное ателье, но за столь обширную поставку мануфактуры директор ателье рассчитывался с вором пять месяцев. Даже после того, как израсходовали последний метр импортной ткани, столичные модницы продолжали наведываться в салон для заказа обновок. Осенью 1931 года, имея достаточное количество денег, Иван инкогнито при­был в Казань к выздоровевшей жене.

Встреча супругов после долгой разлуки была бурной. Но упреков и сожалений по поводу произошедшего никто не высказывал. Обоих интересовал вопрос, как жить дальше. Страна крепла, строилась. Заканчивалась первая сталинская пятилетка, росли промышленные гиганты. Не работающие на предприятиях и в организациях граждане стали представлять для сотрудников милиции большой оперативный интерес. Агентура активно проникала в преступную среду. Много знакомых Цивинскому воров уже успело сгинуть в лагерях. Посовещавшись, Ваня и Таня решили остаться верными воровской специальности, но пожить какое-то время отдельно, потому что Ивана в Казани хорошо запомнили местные милиционеры, а Татьяна не могла ехать в суетную Москву и жить в неприспособленных местах — на дачах или «малинах» — ведь она ждала ребенка.

Весной 1932 года окружным путем, через Иваново и Ярославль, Цивинский прибыл в столицу. До лета квартировал в Малаховке, изредка выезжая на квартирные «экспроприации». В отсутствие жены общался с другими женщинами, выдавая себя за работника несуществующей организации. Богатые трофеи из столицы привозил, но хлопот по реализации становилось все больше. В день своего двадцатисемилетия Иван Алексеевич попал в одну из лефортовских «малин». После третьего тоста к столовавшимся ворам пожаловали серьезные мужчины из МУРа. Осмотрев убогое жилище, стали проверять документы у тех, у кого они были. У московских жуликов паспорта имелись, и прописаны они были во всяких Кривоколенных пе­реулках, а гражданин Цивинский ни в профсоюзе, ни в ВКП(б) не состоял и московской прописки не имел. Да еще привлекался… Муровцы повели с собой только одного беспаспортного Ивана: интеллигентный вид его не спас.

В Сибирь!

На этот раз Иван понял, что влип, и влип крепко. Один опер шел впереди, а двое сзади. На этот раз незаметно воспользоваться оружием не представлялось возможным. Хотя милиционеры сразу не обыскали подозреваемого, но поступить так, как он сделал в Казани, — выстрелами уложить на землю муровцев — было нереально. Опера держали револьверы наготове и в случае резкого движения вполне могли бы его убить. Мало того — в спину преступника-гастролера упирался вороненый ствол. Нужен был гениальный выход из ситуации, и Цивинский нашел его. После нескольких минут ходьбы по слабо освещенным переулкам Иван остановился и... начал артистически благодарить муровцев за то, что они вывели его из этого ужасного дома, в который он попал по ошибке. По его словам, он, Алексей Иванович Воронов, приехал из Ленинграда, где работает в оборонном НИИ. Отсутствие документов он объяснил тем обстоятельством, что один сидевший в доме за столом угрюмый мужчина отобрал у него паспорт, командировочное предписание и сорок рублей. Услышав такое заявление, муровцы попросили «гражданина Воронова» подождать их возле фонарного столба, а сами, изготовив к бою табельное оружие, побежали обратно в воровскую «малину». Возвращения оперов Цивинский, естественно, дожидаться не стал. А напуганные облавой «братья по цеху» давно уже покинули дом. Воры вышли победителями, а опера остались с носом.

После происшествия в Лефортове Иван залег на дно, похваливая себя за то, что успел рассчитаться за жилье и сделать большие запасы продуктов. Оставались деньги и с прежних краж. В одиночестве и скуке прошел месяц, но в начале июля 1932 года Цивинский послал жене телеграмму с условным текстом, и та через трое суток, «скинув» ребенка на руки родителям, приехала в Подмосковье. Посовещавшись, супруги приняли решение покинуть столицу навсегда. Ведь опера начали искать не существующего в природе инженера Воронова, лицо которого им было знакомо.

Очередным местом «работы» супружеской четы вновь стал Свердловск. Поначалу муж с женой поселились у родственников. К этому времени свояк Цивинского Сергей Прохоров уже успел отсидеть срок за множество темных делишек и вышел по амнистии. Родственники воссоединились в едином порыве обкрадывания уже не частных магазинов, а квартир ответственных работников, которые жили довольно богато. Опасаясь воров, уральские начальники хранили деньги в сберкассах, поэтому домушникам приходилось рассчитывать на гардеробы, отрезы тканей и ювелирные изделия. Прихватывали они из жилых помещений и алкогольные напитки с красивыми этикетками. Наученные горьким опытом во время обноса квартиры казанского прокурора, криминальные родственники старались не сбывать трофеи по месту приобретения. Для превращения вещей в деньги они придумали оригинальный способ: украденные в уральских квартирах ткани и одежду они обычными посылками отправляли в Казань отцу Татьяны — Кондратию Андреевичу Графееву, а тот умудрялся продавать присланное даже на главпочтамте. Бывало так, что, открыв на почте посылочный ящик, он осматривал вещи, проверяя, не порвались ли платья при пересылке. Тут же к нему подходили заинтересованные в дефиците граждане и без лишних слов платили деньги, с которых тесть брал свою долю. Большую же часть выручки пересылал зятю в Свердловск через подставных лиц. Так продолжалось до начала октября 1932 года. Но УГРО столицы Урала не выпускало из виду вчерашних клиентов, и за Сергеем Прохоровым установили слежку. Это стало сигналом для Цивинского, который обнаружил за подельником прицепившийся «хвост». Ваня и Таня, забрав деньги и кое-что из вещей, поменяли дислокацию, направившись в Омск, куда уже уехала Вера — сестра Татьяны и жена Прохорова.

После Москвы и Ленинграда бывшая колчаковская столица Сибири выглядела захолустьем. Супруги сняли жилье на улице Крестьянской, в доме № 61. По приезде Иван и Татьяна познакомились с «цветом» местного уголовного общества и разведали обстановку. Богатых людей тогда в городе осталось немного, милиция работала неплохо, да и домзак не пустовал. Кто-то из местных уголовников посоветовал «прибрать Новосибирск». Благодарные за наводку супруги не стали «отмечаться» в Омске какой-нибудь кражонкой, а перенесли свою криминальную деятельность в новую столицу советской Сибири.

В середине октября 1932 года Цивинский приехал в Новосибирск на разведку. По наводке омских «коллег» он познакомился с местными урками: Павлом Катышевым, Михаилом Афанасьевым и Михаилом Королевым. Без помощников трудно начинать новое дело, поэтому Цивинский привлек сообщников. Благо они знали, где и у кого можно поживиться. Новые знакомые были неоднократно судимыми и считались бывалыми людьми, но даже на их фоне Иван Алексеевич выглядел щеголеватым суперменом. Сколотив банду домушников, за короткий срок наметанным глазом «сибирский Фокс» вычислил самые подходящие для выноски дома. Новосибирск вздрогнул.

25 октября 1932 года четверо преступников под видом работников жилконторы проникли в элитный дом, открыли дверь, используя слесарные навыки, и обчистили квартиру заместителя управляющего «Кузбассуглем» (в те годы управление угольного треста находилось в Новосибирске) товарища Плеханова. Орудовали всего полчаса. Похищенные вещи выбросили сообщнику через окно. Даже случайные свидетели из числа соседей не обнаружили явных признаков кражи. Как отражено в милицейском протоколе: «Поднялись наверх и потом опустились вниз представительный мужчина и два рабочих с инструментом». На следующий день троица вскрыла квартиру заместителя председателя крайисполкома товарища Зуева. Поначалу все шло по отработанному сценарию, но в самый интересный момент, когда четыре узла с вещами подельники готовились передать сообщнику, в квартиру вернулась домработница А. Векер. Увидев непрошеных гостей, собравших хозяйское добро, она решила позвать на помощь, но стоявший ближе всех к домработнице Павел Катышев схватил электрический шнур и задушил женщину. Вынесенные вещи надежно спрятали у подельника Королева на Кубановской, 77, в частном доме.

На следующий день, 27 октября, Цивинский и компания «перевыполнили» норму, ограбив квартиры ответственного работника «Сибкомбайнстроя» и одного из заместителей начальника отдела ОГПУ. У гражданского специалиста, кроме одежды и денег, они прихватили наградной браунинг, а у чекиста — наган. 28 октября джентльмены удачи обездолили жилище работника ОГПУ Молчанова. Причем довольно быстро, хотя и вынесли немного — в основном женские вещи и посуду.

День 29 октября был для бандшайки «сибирского Фокса» вновь ударным, так как пострадали квартиры оперработников ОГПУ Максимова и Суслова, откуда воры взяли деньги, одежду и немного ювелирных украшений. Форменное обмундирование бандиты брать не стали, хотя, обладая артистическим даром, Цивинский и его банда могли бы заделаться оборотнями. Но, видимо, до уровня вайнеровского Фокса воры еще не доросли.

О дерзких кражах из жилищ ответственных товарищей и работников ОГПУ стало известно в крайкоме ВКП(б). Суровые партийные начальники восприняли «подвиги» неизвестных воров как звучную пощечину правоохранительным органам. Выводы из происшедшего сделали быстро. Опера днем и ночью прочесывали «хазы» и «малины», устраивали облавы, но никого, кроме мелких воришек, тогда не взяли. Мало того, Ци­винский и компания находились на тот момент в доме некоего Семичева, который сказал явившимся милиционерам, что четверо мужчин, сидящие за столом, являются его дальними родственниками из села. И опера, не проверив документы, пошли дальше искать дерзких преступников!

За две недели Цивинский и компания отдохнули от «трудов», поделили ворованное добро и начали готовиться к очередному этапу борьбы с честно нажитым пролетарским богатством. Процесс пошел: вычисляли нужные дома, изучали подходы, наблюдали за жизнью будущих жертв. Через месяц приступили к «делу», наметив для воровских акций дом научных работников. Тщательно изучив замки, вскрыли квартиру врача Маликовой, а затем проникли в жилище заместителя начальника «Сибкомбайнстроя» товарища Ермоленко. Прихватив хорошие трофеи, ушли на Кубановскую, 77, где, разделив вещи, отдыхали до 30 ноября.

После небольшого перерыва компания Цивинского проникла в дом штаба СибВО и вскрыла дверь в квартиру заместителя начальника оперативного отдела товарища Гращева. (Это была вторая кража в Сибири у военачальника такого ранга. Первая имела место в 1922 году, тогда другие воры обчистили жилище самого начальника разведуправления округа товарища Широкова.) Самое интересное — воры не нашли у Гращева наградного оружия, а вот у комбайностроителя взяли револьвер «Бульдог», недавно купленный хозяином в магазине «Динамо».

Три ноябрьские кражи вызвали крайне негативную реакцию у партийной верхушки, да и командование военного округа проявило озабоченность. Но и это было еще не все. Особую тревогу вызывали украденные «стволы»: «бульдог», браунинг, наган. Опера вновь пошли по «хазам» и «малинам», на одной из которых банду Цивинского проверяющие снова приняли за приезжих родственников хозяев и пальцем никого не тронули.

После ударного труда компания Фокса отдыхала, делила добычу и пьянствовала в кругу доступных женщин. Уверовав в свою неуловимость, Цивинский послал несколько посылок тестю и жене. После очередной разведки, 19 октября, жулики очистили от «лишнего» гардероба квартиру начальника отдела ОГПУ товарища Басюка. Сделали это накануне дня образования ВЧК-ОГПУ, причем из дома «Динамо» на Красном проспекте! Двадцатого декабря бандшайка посетила жилище ответственного работника крайисполкома Михайлевой. Воры забрали почти все женские вещи и украшения. На следующий день, 21 декабря, компания вскрыла квартиру оперработника ОГПУ товарища Лозицкого, где, кроме денег, костюма и патефона, прихватили еще один браунинг. Но отдыхать ворам не пришлось: уже 22 декабря они обездолили очередного чекиста, товарища Клобукова, а через неделю из жилища оперработника ОГПУ Юмашева также вынесли немало вещей.

За сутки до нового, 1933 года Иван Алексеевич вместе со своей боевой подругой отправил в Омск и Свердловск несколько посылок. Это обстоятельство не осталось без внимания работников почтамта, и кое-кто из почтовиков поделился наблюдениями с сотрудниками правоохранительных органов. Посылки вскрывать не стали, но супружескую пару взяли на заметку. В первый день 1933 года сотрудники угрозыска пожаловали в гости к Ване и Тане по обратному адресу, написанному на посылках. После обыска удалось обнаружить в разных местах дома немало ценных вещей, денег, одежды и один из украденных браунингов. Казалось бы, можно поставить точку в деле Цивинского. Но все оказалось не так просто. В новом вираже история «сибирского Фокса» достигла апогея, и вор вновь оказался на высоте.

«К высшей мере наказания...»

Кто-то из милицейского начальства поспешил доложить во все инстанции о задержании Цивинского, Графеевой и их сообщников, хотя фактически поймали только супругов. Мало того, Татьяна Графеева виновной себя не признавала, выставляя мужа кооператором, а она якобы ничего не знала о происхождении чужих вещей. А Цивинский опять всю вину взял на себя. Причем даже одной десятой похищенных вещей в доме не оказалось. Вопросов было больше, чем ответов. Иван Алексеевич не горел желанием рассказывать о своих подвигах, а, набравшись наглости, требовал доказательств, ибо, мол, «в советском государстве существует презумпция невиновности». А найденные у него вещи и пистолет он купил с рук. Ко всему прочему, пострадавшие и свидетели почему-то не могли опознать в задержанном удачливого вора. О сообщниках Цивинский не желал ничего рассказывать. Следствие заходило в тупик. После некоторых формальностей Татьяну отпустили, но установили за ней негласное наблюдение. Какое-то время оперативники отслеживали каждый шаг воровки, но потом она как в воду канула. Экстренные поиски успеха не принесли, хотя о Графеевой сообщили в Казань и Свердловск. Попытки поговорить с Цивинским постоянно заканчивались отказом, обещание сохранить жизнь за сотрудничество со следствием на вора не действовало. Время шло, а результатов не было. Введенное в заблуждение руководство требовало скорейшего завершения следствия и поиска преступников.

А тем временем Татьяна Графеева экстренно реализовала через сообщников часть украденных вещей, кое-что особо ценное отдала портному из магазина «Аккорд». Умельца звали Константин Плещев. Он мог в короткое время подогнать одежду по фигуре. Перешитые ворованные платья, пиджаки, брюки он удачно продавал в магазине. За короткое время портной реализовал товаров на три тысячи рублей. Почти 2000 рублей отдал Татьяне, а тысячу оставил себе — за труды. Получив большие по тем временам деньги, жена вора стала искать подходы к охране в здании управления новосибирской милиции. Через небескорыстных посредников удалось выйти на милиционера Бессонова, который за хорошую мзду помог Цивинскому бежать. Услуга «оборотня» обошлась воровке в 1850 рублей, помимо наручных часов марки «Точмех».

В ночь с 27 на 28 января 1933 года знаменитый вор смог покинуть узилище. На одной из «хат» он переоделся, взял деньги и извлек из собачьей будки загодя спрятанный наган. И, не теряя времени, покинул Новосибирск. На следующий день Цивинский был уже в Омске. Иваном двигало чувство мести. Еще до ареста кто-то из сообщников сказал, что сестра его жены и подельница в сбыте краденого Вера Прохорова недовольна своей долей и вроде бы собирается «заложить» Ваньку с Танькой органам. Ее муж Сергей куда-то пропал, денег не было, а малолетний ребенок хотел есть.

Утром 29 января 1933 года соседи, зайдя в дом № 36 на улице Красных Зорь, обнаружили труп молодой женщины и ее четырехлетнего сына. Как потом выяснилось, Вера Прохорова была убита из нагана, а ребенка задушили полотенцем. Уже вечером того же дня неуловимый Цивинский с подельницей Екатериной Баташовой выехал обратно в Новосибирск. После приезда, соблюдая все правила конспирации, гастролер собрал весь свой криминальный «коллектив» и в ночь с 31 января на 1 февраля 1933 года ограбил квартиры врачей Петухова и Зякина, а заодно и профсоюзного работника товарища Волши. У врачей, помимо денег, взяли одежду, а в доме профработника — золотые украшения и вновь наган, купленный в спецмаге на вполне законных основаниях.

В третий день вьюжного февраля бандшайка Цивинского нанесла очередную звучную пощечину правоохранительным органам Новосибирска, ограбив квартиру работницы управления рабоче-крестьянской советской милиции. Больших трофеев из жилища товарища Старковой воры не взяли, но сам факт кражи стал предметом пристального внимания партийных руководителей. Из крайкома ВКП(б) полетели громы и молнии! Но, несмотря на это, уже четвертого февраля «джентльмены удачи» обездолили на одиннадцать тысяч рублей начальника типографии Плакадюка! Дерзкие ограбления ответственных работников заставили оперсостав угрозыска утроить усилия по поиску преступников. Милиция уже не по одному разу прошлась по «хазам» и «малинам». Кроме того, устроили несколько засад на квартирах крупных хозяйственников, а Цивинский и компания пятого февраля ограбили еще две квартиры в центре города, причем одну — днем. Первой жертвой стал... член президиума Запсибкрайкома ВКП(б) товарищ Пертэняк, в квартире которого, кроме денег и часов, вооруженные члены бандшайки прихватили очередной пистолет — наградной браунинг. В квартире профессора Линдэ воров заинтересовали драгоценности и одежда.

После того как была получена информация о событиях в центре города, начальники в угрозыске приготовились к суровым карам, поспешающим с партийного Олимпа, но вместо ужасного наказания мудрое партийное руководство дало сыщикам последний шанс и неделю срока «для окончательного решения вопроса по бандшайке Цивинского». Отсчет времени начался с 6 февраля 1933 года.

В день начала недельного ультиматума Иван Алексеевич с подельниками обчистили квартиру заместителя начальника отдела «Кузбассугля» товарища Каташова. При этом трое преступников, вооруженные двумя наганами и браунингом, изнасиловали красивую жену ответработника. Это событие заставило весь оперсостав сосредоточиться на деле Цивинского. Вызванные из отпусков сыщики сели в засады на квартирах местных начальников, партийные работники не расставались с оружием дома, сидели в коридорах на табуретках с пистолетами наизготовку и каждый день ждали визита непрошеных гостей.

7 февраля 1933 года очередной жертвой стал еще один партийный руководитель: в жилище члена крайкома ВКП(б) товарища Кубасова пришли вооруженные люди со своим «руководителем» — Цивинским. Но это было еще не все. В тот же день бандиты совершили четыре кражи в общежитии крайисполкома. Вот такими «подвигами» сподручные неуловимого «сибирского Фокса» отметили второй день срока, отпущенного крайкомом ВКП(б). Дерзкие преступники открыто бросали вызов власти и партии! Такого позора в рабоче-крестьянской милиции еще не было.

Забыв все другие дела, опера дежурили на квартирах партийных начальников, но чуда не происходило — бандиты не появлялись там, где их ждали. Туда, где ждала засада, Цивинский не шел — каким-то особым чутьем он определял опасность. В один из последних дней срока, отпущенного операм на поимку шайки, Цивинского вновь чуть не задержали. Дело было так.

Вычислив квартиру небедного горожанина, Иван, оставив подельников внизу, поднялся на третий этаж и бесшумно открыл замок. Войдя в жилище, понял, что «добра» много, и хотел было начать «экспроприацию», но из соседней комнаты появилась молодая женщина с ребенком на руках. Цивинский не растерялся и сказал, что вошел в незакрытую дверь, напомнил о кражах в домах ряда руководителей. Женщина поблагодарила его за заботу, а вор сказал, что шел к ее мужу по очень важному делу, назвал фамилию и имя жильца (все это было написано снаружи на двери) и попросил разрешения подождать. Женщина разрешила. Посидев минут десять, Цивинский извинился за беспокойство, достал бумагу и карандаш и написал записку, которую попросил передать лично мужу. Откланявшись, Иван Алексеевич еще раз напомнил о том, что двери нужно закрывать и быть бдительней. Жена ответработника сердечно поблагодарила вора, обещая отдать записку супругу. Закрыв дверь, Цивинский быстро покинул подъезд. И правильно сделал, ибо в квартире напротив его ждала засада в два ствола. Готовые открыть огонь на поражение, сыщики стерегли входную дверь. Но в очередной раз промахнулись.

Вечером 7 февраля 1933 года на перекрестке улиц Линейной и Парижской Коммуны прохожий обнаружил труп молодой женщины. Позднее установили личность убитой. Это была Софья Баташова, сестра Екатерины Баташовой. Со временем установили и другие подробности убийства. Оказалось, что еще одна из подельниц была недовольна своей долей в воровском бизнесе и поплатилась за бунт. Рискуя своей свободой, она долгое время прятала золото и драгоценности, а когда у нее появилась нужда в деньгах, Иван отказал в поддержке. А ведь Софья, проживавшая на улице Овражной в доме № 19, неоднократно предоставляла ночлег и ласку членам банды. Она не хотела уходить из воровского сообщества, но требовала справедливого вознаграждения за риск и труды. Наконец Софья сказала, что «сдаст всех с потрохами и носить передачи не будет». Кроме того, она нехорошими словами обозвала главаря и его жену. Такое не прощали даже по пьяной лавочке. Цивинский приказал «убрать» Соньку. Последнюю точку, как поется в воровской песне, выстрелом из нагана поставил Павел Катышев, которому не впервой было убивать женщину. На улице Овражной, в различных местах дома убитой, в сарае и в бане, милиционеры нашли много уже упакованных вещей. По отзывам соседей, Сонька вела разгульный образ жизни, нередко пила, но вместе с тем и щедро угощала знакомых. В гости к ней частенько заходили разные мужчины, но соседи большого внимания на них не обращали. Кое-кого соседи знали в лицо, и по приметам сыщики стали искать уже конкретных членов бандшайки.

После двух убийств Цивинский решил на некоторое время затаиться, хотя он не знал об ультиматуме, поставленном милиции (а ведь счет до крайнего срока шел уже не на дни, а на часы). Но для нелегального житья нужны были деньги. Оценив ситуацию, сообщники согласились «лечь на дно», но им требовались либо трофейные вещи и золото, либо деньги — на жизнь и попойки. Одним из должников главаря банды оставался Константин Плещев, упоминавшийся портной из магазина «Аккорд». С доставленных в его дом чужих вещей он сразу же брал свою (и немалую) долю — натурой в виде шмоток, которые ловко подгонял под фигуры покупателей. А вот время выплаты постоянно оттягивал, мотивируя проволочки различными обстоятельствами. Жил портной неплохо, но свой достаток не выпячивал, и соседи считали его середнячком по уровню доходов. Рискуя, несколько раз главарь лично наведывался к Константину, но у того то не было денег, то сам портной предусмотрительно отсутствовал. Наконец терпение Ваньки лопнуло, и он пришел в дом к Плещеву уже со своим ультиматумом. Хитроватый портной вновь стал ссылаться на безденежных клиентов, которые платят частями, предлагают вместо денег продукты. Для ускорения реализации перешитых краденых вещей ему приходится прибегать к услугам посредников, которые работают не бесплатно.

Портной понимал, что Цивинского вовсю ищут и задержание бандита — просто вопрос времени. А там и отдавать долг надобность отпадет. Плещев решил расстаться всего с тремя тысячами рублей — при задолженности ворам в пятнадцать тысяч, а для умасливания грозного гостя послал жену за водкой. После нескольких рюмок храбрый портняжка потребовал еще на неделю отодвинуть срок выплаты, но Цивинский не согласился, и компаньоны поссорились. Слово за слово, упрек за упрек... После грубых оскорблений Цивинский достал револьвер и убил портного. Чтобы не осталось свидетелей, застрелил и жену Плещева. На звуки выстрелов прибежала соседка — избавился и от нее. В укромных местах дома убийца нашел деньги, золото, меха и часть уже перешитых вещей. Забрав «трофеи», вор направился на Кубановскую, к своей любовнице Ирине. Дело в том, что, чуя опасность, Татьяна Графеева исчезла — да так, что сам Цивинский не знал, где находится благоверная. (Возможно, Татьяна узнала об убийстве сестры Веры и осерчала на мужа.) Но свято место, особенно на любовном фронте, пусто не бывает, и новой марухой Ивана стала очередная доступная красавица с улицы Плеханова.

О тройном убийстве быстро узнали в угрозыске. Сыщики сразу поняли, что это дело рук Цивинского. Дочь Плещева, придя с катка, увидела страшную картину... Она и рассказала, что к отцу домой часто приходил «дядя Ваня», который по приметам походил на вора-гастролера и убийцу в одном лице. Сомнений не было — Цивинский все еще был в городе, но скоро мог исчезнуть.

Оперативники устроили засады в наиболее вероятных местах «квартирования» неуловимого вора и убийцы. На вокзале обосновались сотрудники, видевшие злодея. Все возможные пути вроде бы перекрыли. Учитывая, что Цивинский был хорошо вооружен и стрелял с двух рук, его решили заманить в безопасное место и там обезоружить. Сделать это удалось уже 9 февраля 1933 года. Главным инструментом в операции стал спецагент угрозыска по кличке Вера. До сих пор подробности блестящей операции по обезвреживанию уникального преступника не обнародованы, неизвестно и настоящее имя «Веры». (Возможно, агента загримировали под убитую Веру Прохорову и выманили Цивинского, чтобы тот добил предательницу более удачным выстрелом.) После задержания у главаря бандшайки изъяли наган, браунинг, вещи потерпевших, золото и деньги. Прижатый фактами к стенке, Иван Алексеевич стал давать подробные показания, понимая, что в двадцать восемь лет жизнь может закончиться и надо сотрудничать со следствием, чтобы заслужить судебную поблажку. Вскоре задержали остальных подельников, а Татьяну Графееву несколько позже арестовали в Казани.

Всех участников бандшайки приговорили к высшей мере наказания. Милиционер Бессонов, который помог бежать Цивинскому, заработал две «пятилетки» в лесном филиале ГУЛАГа. На тот же срок отправили в тюрьму Татьяну Графееву. С бандшайкой Цивинского было покончено. Но история похождений «сибирского Фокса», изобилующая остросюжетными поворотами, наполненная как колоритными фигурами преступного мира, так и феноменальными растяпами из правоохранительной системы, еще ждет своего сценарного воплощения. Такими сюжетами бедна европейская часть России, а в Сибири вообще ничего подобного не происходило.

Конечно, борьба с организованной преступностью (этот термин официально появится только после развала СССР) на этом персонаже не остановилась. Был в Новосибирске и еще один прототип Фокса, любитель носить военную форму и совершать преступления. Ходить по улицам вечерами было небезопасно. Бандиты резали лица людей, зажимая между пальцев лезвия бритв. На квартирных выносах действовали еще наглее — вламывались в окна и двери, бросали хозяев в подполье и уносили все подчистую. Особой дерзостью отличался главарь по кличке Дунька, который ходил в офицерской форме с капитанскими погонами. Он предпочитал форму летчиков и артиллеристов. Для куража Дунька брал на дело гармошку, и, пока подельники ломились в двери, он во всю ивановскую наяривал лихие песни. С одной стороны — скрывал стук и крики, с другой — откровенно издевался над милицией.

Однажды Дунька нарядился в форму лейтенанта пожарной охраны и ясным днем подъехал на трехтонке со своими «строителями» к главному магазину города — Торговому корпусу, ныне краеведческому музею. Разгрузив доски, «работнички» принялись возводить вышку пожарного наблюдения с тыльной стороны здания. Тем временем под прикрытием глубже копался подземный ход… В конце концов торговые работники, отперев двери магазина, обнаружили пропажу из подземного склада тюков самой дорогой и дефицитной мануфактуры: воры вынесли ее подземным ходом. Дунька тоже исчез. Эта лихо обставленная ночная кража окончательно убедила фартового вора в своей неуязвимости. Однако чрезмерная самоуверенность главаря в итоге и сгубила. Попался он глупо и бездарно. Шел по улице один как ни в чем не бывало. Его опознал участковый милиционер, богатырь и силач. Тут и закончились похождения очередного «Фокса».