Вы здесь

Скрепы духовности

Андрей ИВАНОВ
Андрей ИВАНОВ



СКРЕПЫ ДУХОВНОСТИ

Путь автономной морали и демократической политики привел к разрушению в человеческой душе вечных связей и вековых святынь. Вот почему мы ставим теперь на место… демократии, народовластия — агиократию, власть святынь.
П.И.Новгородцев

Думаю, что материальный кризис мира можно разрешить материальными вычислениями. Но проказа зашла слишком далеко. Кризис мира вовсе не материальный, но именно духовный. Он может быть исцелен лишь духовным обновлением. Холодный язык мозга обманул счетчиков, и опять настоятельно требуется обратиться к тому вечному языку сердца, которым создавались эпохи расцвета.
Н.К. Рерих


УТРАТЫ И ЗАБВЕНИЯ
Вопреки всем разговорам об успешно идущих процессах глобализации и невиданных перспективах, которые сулят человечеству успехи в рыночной экономике, а также в области науки и техники, мы — напротив — являемся свидетелями неуклонного нарастания социального хаоса, насилия и нравственной деградации так называемых «правящих элит», причем не только в отсталых странах, но и в самых что ни есть «цивилизованных» государствах типа США. Все это сопровождается падением общей культуры населения, распространением массовых психических заболеваний и, соответственно, увеличением степени внушаемости людей, чем мастерски пользуются многочисленные манипуляторы сознанием, оккупировавшие мировые СМИ. Как иначе объяснить то, что в последние годы мы все чаще сталкиваемся с фактами массового помутнения сознания людей, безропотно смиряющихся с сатанинским «выворачиванием мира наизнанку», разрушающим самые основания земного бытия? Укажу лишь на характерные примеры такого безумия.
В ответ на террористические взрывы в Нью-Йорке американские войска, даже не удосужившись выявить виновных и получить санкцию ООН, принялись бомбить Афганистан и учинили там форменную гуманитарную катастрофу. Еще более отвратительна развязанная ими война против миролюбивого иракского народа с тысячами безвинных жертв, гуманитарной и экологической катастрофами, с полным попранием уже и не морали, а всей системы международного права, сложившейся после Второй мировой войны. Целые страны и культуры отныне могут быть объявлены мировыми изгоями, подлежащими наказанию за терроризм, а среди европейских государств, надумавших совместно этому мировому терроризму противостоять, в ходу оказывается сугубо варварский лозунг «кто не с нами — тот против нас». В каком смысле Запад может теперь именоваться христианской цивилизацией, ведь не к мщению же, а, напротив, к прощению своих врагов и к всеобъемлющей любви призывал Иисус Христос, просветляя заблудшую иудейскую и античную паству?
Режим талибов уничтожил гигантские статуи Будды, представляющие мировую ценность, ибо ислам-де запрещает изображать человека. Там же вплоть до последнего времени действовали религиозные шариатские суды. Некоторые клерикальные исламские круги официально призывают к джихаду — войне против неверных, хотя вообще-то джихад означает войну со своими телесными страстями и духовными изъянами. Но с внешними врагами воевать куда проще и выгоднее, это помогает прятать и оправдывать собственные пороки. С этих позиций воинствующая исламская теократия оказывается оборотной стороной воинствующей западной демократии, и обе, казалось бы, взаимоисключающие крайности тесно смыкаются друг с другом в пафосе архаической ненависти к «чужакам».
Британский парламент санкционировал научные эксперименты с человеческим геномом, хотя широко известны факты вредоносности генетически модифицированных продуктов питания и крайняя опасность любых механических манипуляций с живым веществом. Особую угрозу представляют бактерии и другие микроорганизмы, полученные биотехнологическим путем в космосе и привезенные на Землю. Неизвестно, как они себя здесь поведут, к каким опасным неожиданностям следует в этой связи готовиться человечеству.
Архиопасны и всякие тайные разработки биологического оружия. Генетически модифицированные в военных лабораториях вирусы сибирской язвы уже гуляют по миру и убивают людей. Создать жизнь на планете заново — невозможно в принципе, ибо тайна ее происхождения в сущности не разгадана до сих пор, а вот уничтожить на ней все живое — можно совершенно запросто. И именно этим с усердием, достойным лучшего применения, продолжает заниматься обезумевшее человечество, ведь есть химическое, ядерное и, как говорят, даже психотропное оружие. Где уж тут вспомнить завет Швейцера о благоговении перед жизнью?!
В Голландии официально разрешены наркотики и эвтаназия; в Швеции — однополые браки; в Германии — проституция. Кажется, нет ни одной телесной прихоти, ни одного извращения или патологии, которые современные «цивилизованные» страны не ухитрились бы возвести в норму. Но доводила ли кого-нибудь до добра оголтелая проповедь чувственного наслаждения и избегания страданий параллельно с проповедью свободы без всяких берегов?
В Россию отныне можно ввозить чужие радиоактивные отходы. «Зеленые» же организации обвиняются в шпионаже в пользу западных государств, экологическом паникерстве и даже «зеленом» терроризме. Но спросите любого «власть предержащего» — желает ли он, чтобы его дети и внуки жили в экологически отравленной стране с безнадежно загубленной природой?
Технологиям манипулирования сознанием (так называемым PR-технологиям) официально обучают в высших учебных заведениях. «Пиарщики» ныне — самые высокооплачиваемые гуманитарии. Их деятельность, связанная с целенаправленной обработкой общественного мнения, трактуется не как нечто постыдное, а, напротив, как неотъемлемый элемент современного политического процесса. Стало быть, ценятся не правдивость и реальная продуктивность власти, а исключительно ее «имидж» в глазах электората. Спрашивается: как же можно бороться с язвами преступности и коррупции, если ложь официально признается необходимым и рациональным средством высшего государственного управления?
Сквернословие, порнография, смакование преступлений и насилия пронизывают информационное пространство сверху донизу. Молодежи навязчиво предлагают для обсуждения темы, «расположенные ниже пояса». Вершина растления — прямая круглосуточная трансляция по телевидению совместной жизни нескольких молодых пар, со всех сторон окруженных телекамерами. О какой морали может идти речь, если заглядывание в замочную скважину отныне не то что не осуждается, а даже признается в некотором роде искусством?
Перечень зловещих знаков прогрессирующего общецивилизационного распада может быть и продолжен. Немудрено, что эта сгущающаяся атмосфера насилия и хаоса, научной безответственности и художественного произвола, политического цинизма и постмодернистского глумления над всем и вся с неизбежностью ведут к глубочайшим жизненным кризисам и психическим расстройствам, к утрате человеком ценностных ориентиров и твердых нравственных опор. Даже если они еще остаются у взрослых, то откуда им взяться, а тем более — укорениться в сознании детей?
Мы вступаем в эпоху абсолютной тьмы и все усиливающегося соблазна примирения с ней, будь то позиция серенького равнодушия («плетью обуха не перешибешь») или нравственной всеядности («а где они, твердые границы добра и зла?»). «В конце Кали-Юги тяжкие и как бы непобедимые трудности отягощают человечество, — пророчески писал еще в тридцатые годы прошлого века Н.К. Рерих. — Множество будто бы неразрешимых проблем подавляют жизнь и разделяют народы, государства, общежития, семьи... Народ безнадежно старается разрешить их материалистическою находчивостью, но даже величайшие колоссы механической цивилизации оказываются потрясенными. Каждый день приносит новые смятения, недоразумения и лже-толкования. Жизнь наполняется множеством кривд. Все вдохновляющее и зовущее ввысь становится в глазах невежд чем-то стыдным и недоступным».
Можно поставить общий диагноз смертельным бедствиям и «кривдам» нашего времени: мы живем в эпоху утраты и забвения святынь — тех гранитных оснований, скреп, устоев народного бытия, без которых последнее рассыпается в дурную мертвенную множественность, в механическую совокупность атомизированных индивидуумов «гражданского общества», в «исполинскую толчею, — по словам К.Н. Леонтьева, — всех и вся толкущую в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы».
Без святынь не только национальное бытие покрывается онтологическими трещинами, но хаотически мечется на ветру и коптит свеча личностного существования. К попытке философского истолкования сути и назначения святынь я теперь и обращаюсь. Русская мысль будет мне здесь поводырем, особенно труды ее величайшего гения Павла Александровича Флоренского, стодвадцатилетие со дня рождения которого Россия отметила в январе 2002 года.

ЗНАЧЕНИЕ СВЯТЫНЬ В ЖИЗНИ НАРОДА
Пребывание возле святынь несовместимо ни с какой низостью и развязностью, ни с какой пошлостью и суесловием, а тем более —кощунством. Это отметил еще Вл. Даль, писавший, что «святым зовут вообще все заветное, дорогое, связанное с истиною и благом… Святыня —чему поклоняемся, что чтим нерушимо».
Антиподы святыни — фетиш и идол, искусственно и насильственно навязанные обществу в качестве объектов всеобщего поклонения. Вся современная массовая культура и пиаровские технологии покоятся на искусственном производстве, распространении и периодической смене идолов и фетишей. Посредством фетиша (ничтожной вещи, но к которой требуют относиться как к священному предмету) и посредством идола (заурядного земного человечка, которого наделяют качествами святого или героя) мастера темной закулисы всегда норовили и норовят затмить и опорочить подлинные святыни: заменить естественный свет высших миров ложным земным блеском; поставить на место духовного подвига —популярность в глазах обывателя; заставить формально и механически подражать искусственно раздутым кумирам, а не следовать творчески высоким жизненным образцам. Идол и фетиш есть чисто бесовские виртуальные порождения, в какую бы изощренную словесную мишуру (типа постмодернистской) они ни кутались и в какой бы прельстительной обертке ни преподносились.
Ясно, что фетиши должны быть, безусловно, разоблачены, а идолы — духовно сокрушены. Святыни же на фоне этой борьбы с бесовскими порождениями требуют особой заботы и бдительной охраны. Недаром народ так бережет их от внешних врагов и от собственных осквернителей, ибо защита святынь есть защита света, святости, чистоты родной земли, национального и индивидуального достоинства. Пока хранятся святыни в неприкосновенности и осуждаются кощунники — до той поры народ способен на высокий исторический подвиг и никогда надолго не подпадет под власть фетишей и ложных кумиров.
Знак обладания подлинными национальными и религиозными святынями — уважение святынь другого народа и святынь других религиозных традиций. Свидетельство жесткосердного варварства и мракобесия — целенаправленное унижение и уничтожение чужих святынь. Этим занимались фанатики-язычники во времена гонения на первых христиан и христиане, избивавшие язычников и жгущие книги языческих библиотек. Осквернением чужих святынь занимались немцы в годы Второй мировой войны, взрывая православные храмы и закапывая трупы своих солдат в могилу Льва Толстого. Кощунствовали большевики-атеисты во главе с Емельяном Ярославским, уничтожая иконы и вскрывая раки со святыми мощами. Кощунствовали «демократические журналисты» и мстительные невежественные дьяконы эпохи перестройки, издеваясь над святынями советской эпохи — образом Павки Корчагина и мавзолеем Ленина. Но Павка Корчагин в тифозном бреду жертвенно строил узкоколейку, дабы не замерз целый город, а с мавзолеем Ленина навеки связался художественный облик Красной площади и исторический парад наших войск 7 ноября 1941 года — символ несломленной мощи русского духа. Существует закон исторического возмездия: не глумись над чужими святынями, ибо неизбежно будут сокрушены объекты твоего собственного верования.
Отличие подлинной национальной святыни как абсолютной ценности, немеркнущей во времени и окруженной ореолом подвига, от ценностей сугубо относительных — это ее способность подвигать душу человека к добру и нравственному совершенствованию на путях искания общего блага, что, естественно, исключает всякое насилие над другими людьми и народами. Последнее оправдано лишь с точки зрения защиты святынь своего народа от угрозы их разрушения и поругания. Границы же праведной защиты своих святынь пролегают вплоть до границы святынь иных народов и конфессий. «Умей защищать свои святыни, не оскорбляя чужих», — вот максима истинно национального бытия, в отличие от узколобого национализма и шовинизма. При этом проявляется следующая важная закономерность: краеугольные святыни одной культуры никогда не опровергают краеугольных святынь чужой культуры или чужой религиозной традиции. Напротив, непредвзятый подход всегда выявит их глубинную синархию и соразмерность, ведь святыня — есть всегда благая весть о подвиге, о вдохновляющем примере бесстрашного служения высшему и обуздания низшего.
Соответственно, без света святынь не может быть никакого истинного патриотизма, никакой подлинной и действенной любви к своему Отечеству. «Патриотизм может жить и будет жить лишь в той душе, — справедливо отмечал И.А. Ильин, — для которой есть на земле нечто священное; которая живым опытом (может быть, вполне «иррациональным») испытала объективное и безусловное достоинство этого священного — и узнала его в святынях своего народа. Такой человек реально знает, что любимое им есть нечто прекрасное перед лицом Божиим; что оно живет в душе его народа и творится в ней; и огонь любви загорается в таком человеке от одного простого, но подлинного касания к этому прекрасному».
Без святынь народ утрачивает духовную ось своего бытия, ибо посредством них чтит своих духовных водителей и героев, места величайших исторических свершений и очищающих душу страданий. Без них нет и не может быть живой и непрерывной культурной традиции. Отсюда святыня — это не музейный экспонат и не реликвия. Реликвии — исключительный объект личной или семейной памяти. Общенациональных реликвий не бывает. Музейный же экспонат может быть величайшей национальной святыней типа иконы Владимирской Божьей Матери, «Троицы» Андрея Рублева или знамени Победы, водруженного Егоровым и Кантарией над поверженным рейхстагом. Но святыня тем и отличается от простого музейного экспоната, что является не просто предметом, свидетельствующим о памятных событиях прошлого; она есть значимый фактор именно настоящей духовной жизни народа: его раздумий, открытий и прозрений. Святыня — не архивная ценность, а закваска культуры и ее несущий каркас.
Вот что писал в этой связи о значении Оптиной пустыни для русского народа П.А. Флоренский: «Оптина, выдаваясь не столько отдельными исключительными лицами, сколько гармоническим сочетанием и взаимодействием духовных сил, всегда была и есть, есть в настоящее время (курсив П.А. Флоренского. — Авт.), как целое, могучий коллективный возбудитель духовного опыта, я осмелюсь сказать, единственный в России… Было бы с нашей стороны великим преступлением не перед группою монахов, а пред культурою будущего не употребить всех возможных усилий для сохранения Оптиной в ее целом, то есть не как стен и рукописей, а того невидимого и не осязаемого физически водоворота, который во всяком приблизившемся к нему пробуждает впервые может быть, острое сознание, что кроме внешнего отношения к миру есть еще внутреннее, бесконечно более его важное, дающее ощутить глубины бытия и миры иные».
Святыни, исходя из этой мысли отца Павла, представляют собой духовные скрепы народного быта в пространстве и во времени. Благодаря святыням разные поколения (и деды, и внуки) укореняются в единых основополагающих ценностях существования. Вокруг святынь сходятся в желании приобщиться к единым культурным истокам разные социальные слои и этнические группы населения. Так, к духовно-природным святыням реки Катуни и горы Белухи на Алтае приходят причаститься представители и тюркского, и угро-финского, и славянского этносов многонациональной России-Евразии. На защиту озера Байкал встают и русские, и буряты. В ту же Оптину пустынь приезжают приобщиться к святыням православной веры и предприниматели, и интеллигенты, и пролетарии. На Бородинском поле отец и дед приобщают мальчика к традициям русского ратного подвига, а бабушка и мать рассказывают девочке о величайшей женской верности, явленной вдовой погибшего на Бородинском поле генерала Тучкова. Но на том же Бородинском поле проникаются гордостью за героизм своих предков отнюдь не только русские, но и калмыки, и грузины, и представители тюрко-язычных народов. Это — не только славянская, но и всеевразийская святыня. Последние особенно важно чтить и сберегать в темные дни исторического безвременья и беспамятства.
Святыни — даже в виде естественного желания оградить их от разрушения и забвения — подвигают людей к Единению, к Культурному Творчеству и к Личному Совершенствованию. Собственно, это триединство и образует Добро с большой буквы.

АГИОКРАТИЯ — ВЛАСТЬ СВЯТЫНЬ
В России всегда были святыни, без которых народ не мыслил своего жития и к которым он всегда обращался в трудную годину как к вестницам иного мира и как к источникам силы для противостояния тьме. Святыни были, есть и должны в будущем остаться для людей светом путеводным, камертоном совести при принятии ответственных жизненных решений. И быть может именно сегодня — в ситуации общемирового политического и экономического раздрая, мировоззренческого хаоса — восстановление власти святынь — агиократии — является самой насущной национальной задачей.
Святыни всегда направят и помогут, если только сами люди защищают их от вредителей и от кощунников. В ходе знаменитой борьбы против разрушительных планов строительства Катунской ГЭС на Алтае среди ее защитников сложился точный девиз, выражавший смысл их борьбы за сохранение святынь родной природы: «Спасем Алтай — Алтай спасет нас».
Святыни никогда нас не обманут, если только человек приходит поклониться им с чистым сердцем и сознательно испрашивает у них совета. Даже честный материалист-атеист вынужден сегодня признать, что мир устроен сложнее и намного гармоничнее, чем это казалось еще каких-нибудь двадцать-тридцать лет назад, и что есть какие-то незримые и высшие, пусть пока и не до конца понятные материальные энергии и силы, которые влияют на его судьбу, и что эти силы неравнодушны к нравственному состоянию его сознания и к его собственному отношению к ним. Неслучайно близ святынь умолкает и сосредоточивается любой достойный человек с любым достойным мировоззрением. И если он сознательно настроился на то, чтобы получить ответ на какой-нибудь значимый для себя вопрос, то благоговейное и вопрошающее пребывание близ святыни обязательно принесет ответ, который преобразит его жизнь в лучшую сторону.
Этому не стоит удивляться, коль скоро святыни способны светоносно окормлять нас и устремлять на подвиг.
Так, святыня может хранить весть о подвиге самоотверженного труда на общее благо — о таких непревзойденных образцах искусного и сердечного ремесла, которые составляют гордость твоей страны. Трудовыми святынями русского народа являются гидросистема Соловецкого архипелага и деревянный церковный ансамбль на острове Кижи в Онежском озере; царь-пушка и царь-колокол Московского кремля; храм Покрова на Нерли под Владимиром и музей-усадьба в Коломенском с церковью Вознесения; космический корабль, в котором Гагарин совершил свой полет в космос, и станции Московского метрополитена. Такие святыни приобщают к красивому и качественному труду — труду, посредством которого духовно преображается сам труженик и совершенствуется окружающий мир. Вышеприведенным списком я отнюдь не претендую на полноту описания и даже уверен, что любой читатель может и существенно дополнить, и подкорректировать его. В любом случае, таких абсолютных святынь, не вызывающих возражения у большинства носителей данной культурной традиции, не будет слишком много, ибо нигде количественные и качественные показатели не расходятся так резко, как в случае с наиболее значимыми и дорогими для сердца сокровищами национальной культуры.
Святыни могут быть связаны с ратными подвигами наших предков — местами великих битв и боевыми облачениями народных героев, знаменами особо отличившихся воинских соединений и могилами доблестно павших в сражениях. У каждого народа они свои и всегда образуют внутри себя естественную иерархию. Высшие из ратных святынь одного народа не оскверняют высших ратных святынь другого народа, даже если эти народы непосредственно сталкиваются на поле брани.
У русских есть три такие величайшие ратные святыни — три поля трех великих битв, где были явлены образцы величайшего национального мужества и стойкости. Это Куликово поле, Бородинское поле и поле танкового сражения под Прохоровкой. И здесь можно спросить: разве русское почитание Куликова поля оскорбительно для татар, особенно если учесть, что одним из его главных героев был тюрк по своей этнической принадлежности — Боброк Волынский? И разве не француз Наполеон с восхищением промолвил, что на Бородинском поле русские стяжали себе славу быть непобедимыми? И разве не преклоняются честные немцы перед героизмом советских воинов, освободивших их самих от фашистской чумы? Поразительно, но ничто так не свидетельствует о важности милосердия и недопустимости насилия, как коренные ратные святыни народов!..
Есть святыни высокого культурного творчества — художественного, научного, философского. Через них национальный гений явил себя особенно ярко и вдохновляюще, и их свет сподвигает каждое вновь вступающее в жизнь поколение устремляться к покорению новых культурных высот. Чаще всего такая национальная творческая святыня является и мировой культурной святыней. Это может быть конкретное произведение искусства типа «Слова о полку Игореве», «Войны и мира», «Боярыни Морозовой» или «Лебединого озера». Это может быть музыкальный инструмент великого композитора, кисть выдающегося живописца, рукопись философа или экспериментальный прибор гениального ученого. Эти предметы — не просто реликвии и уж тем более — не мертвые фетиши, ибо несут на себе творческую печать духа, как бы светятся изнутри энергией высокого накала. Сегодня экспериментальная наука все больше подтверждает идею П.А. Флоренского о том, что вещество подлинной культуры как бы проработано и преображено работой духа в отличие от простого вещества, к которому не прикасались творящая рука и пытливая мысль человека.
Наконец, свет высокого творчества может изливаться в мир из тех мест, где непосредственно жил и работал гений или где собирались выдающиеся деятели национальной культуры. Быть может, это иерархически самые высокие святыни народа, ибо хранят и оригиналы великих произведений, и личные вещи гениев национальной культуры, и непосредственное природное окружение, где эти гении формировались и черпали материал для своего вдохновения. К таким величайшим творческим святыням России относятся пушкинское Михайловское и толстовская Ясная поляна, музей-усадьба Абрамцево под Москвой и усадьба Чайковского в Клину. Показательно, что подобные святыни культуры не являются простыми музеями-хранителями сокровищ, но чаще всего выступают своеобразными центрами-«святилищами» именно современного «культурного ландшафта»: собирают вокруг себя талантливых людей и неравнодушную молодежь. Здесь работают творческие кружки и лектории, художественные школы и клубы — те воистину бастионы света, что действеннее всего противостоят агрессивной тьме и бескультурью. Недаром за сохранение практически каждого такого центра культуры и света шла и по сей день идет самая настоящая война. Здесь уместно будет вспомнить великого воина за сохранение пушкинского наследия в Михайловском и всего, что связано с именем Пушкина, — Семена Гейченко. Чем иерархически выше творческая святыня — тем в более выдающихся хранителях и подвижниках она нуждается. Это касается не только творческих, но, быть может в еще большей степени — духовных святынь народа.
Духовные святыни трудно отделить от святынь творческих, но чаще всего они носят религиозный характер в самом исконном значении этого слова, т.е. помогают человеку установить связь с горним миром, непосредственно свидетельствуя о реальности достижения высших целей человеческой жизни. Благодаря святыням духа можно стоять в Свете горнего мира, его святостью проникаться и в этом свете восходить. Этот благодатный свет может наполнять храмы, изливаться из чудотворных икон и нетленных мощей. Он может быть связан со святыми источниками и озерами, витать над святыми горами и рощами, монастырскими обителями и скитами. Чаще всего есть живые носители и дарители этого божественного света, кто духовным подвигом стяжал благодать Духа Святого и остался в народной памяти как Божий ходатай и заступник, как деятельный и любящий посредник между обыкновенными людьми и горним миром.
Особенным народным почитанием окружены святые обители с давними традициями духовного подвижничества, стоящие в святых местах с намоленными иконами, с негаснущими лампадами и мощами почивших праведников. Наиславнейшими для православных русских людей являются Киево-Печерская и Почаевская лавры, Саровская и Оптинская пустыни, Соловецкая и Валаамская северные обители. Впрочем, и любой малый духовный свет становится мощно действующим, коли крепится и множится светлыми помыслами ныне живущих людей. И, напротив, прежняя твердыня может быть искусственно превращена в музей или в место для отправления мертвого культа, если живые сердца вокруг потухли и умерла тяга к духовному подвигу. Защищать духовные обители приходится не столько от внешних врагов (они, напротив, дух обители только крепят), сколько от внутреннего разложения и предательства. Известно — Свет Духа разгорается от сопротивления тьмы, но гаснет от простого недостатка масла в лампаде.
И, наконец, в каждой национальной культуре есть главные святыни, как бы святыни святынь, образующие метафизическую ось существования данного народа, наиболее зримо выражающие его базовые ценности и идеалы, концентрирующие вокруг себя его наиважнейшие исторические события и наивысшие культурные взлеты. Эти главные Святыни — Святыни с большой буквы — сочетают в себе черты и духовных, и творческих, и ратных, и трудовых святынь. У их истоков, как правило, стоят величайшие подвижники и учителя, воплощающие личностный идеал существования данной культурной общности. Если хочешь познать душу какого-либо народа — нужно всегда постараться приобщиться именно к таким основам основ, к таким краеугольным его святыням. В них всегда увидишь нечто близкое и понятное для себя самого, т.е. по-настоящему общечеловеческое. Самое коренное национальное есть одновременно и самое общечеловеческое.
Такая Святыня святынь есть и в России. Это Троице-Сергиева Лавра, основанная преподобным Сергием Радонежским. В подобной оценке Лавры были единодушны В.О. Ключевский и П.А. Флоренский, митрополит Платон-Левшин и Н.К. Рерих. «Святой Сергий, — утверждал Н.К. Рерих, — Строитель Русской Духовной Культуры. Каждое упоминание этого священного имени повелительно зовет нас к непрестанному светлому труду, к самоотверженному созиданию и делает из Святого Сергия поистине Преподобного для всех веков и народов. Повторяю, для всех веков и народов, ибо культура духа стоит над всеми границами. И нет такой религии, и нет такого учения, носитель которого не преклонился бы перед образом Преподобного, когда вы расскажете ему о трудах его».
Культурное же значение Лавры для России было блестяще схвачено П.А. Флоренским в статье «Троице-Сергиева Лавра и Россия». Лучше и точнее его, жившего в Лавре, творившего в Лавре и сохранившего для потомков мощи святого Сергия, — все равно, как ни старайся, не скажешь. «Тут, — писал о величайшей русской святыне отец Павел, — не только эстетика, но и чувство истории, и ощущение народной души, и восприятие в целом русской государственности, и какая-то труднообъяснимая, но непреклонная мысль: здесь, в Лавре именно, хотя и непонятно как, слагается то, что в высшем смысле должно назвать общественным мнением, здесь рождаются приговоры истории, здесь осуществляется всенародный и, вместе, абсолютный суд над всеми сторонами русской жизни. Это — то всестороннее, жизненное единство Лавры, как микрокосма и микроистории, как своего рода конспекта бытия нашей Родины, дает Лавре характер ноументальности. Здесь ощутительнее, чем где-либо, бьется пульс русской истории, здесь собрание наиболее нервных, чувствующих и двигательных, окончаний, здесь Россия ощущается, как целое».
Действительно, Лавра есть чудо русской архитектуры и русского строительного мастерства, создавшееся трудом многих поколений; но она есть и ратная святыня, ибо не раз выдерживала осады врагов. Одна героическая оборона Лавры в Смутное время во главе с воеводой Шейным чего стоит! А легендарное напутствие Святого Сергия князю Дмитрию Донскому накануне Куликовской битвы! Мало того, Лавра всегда была центром искусства и художественных ремесел: гений Андрея Рублева, как известно, был зажжен именно здесь. Недалеко от Лавры расположены усадьба Абрамцево, знаменитые Хотьково и Радонеж, центры ряда народных промыслов — те же Федоскино и Жостово. Кроме того, в Лавре всегда жили старцы редких духовных качеств и прозорливости. Есть они там и поныне.
Да вот только не прислушивается к их мудрому слову власть; не внимает она гласу святынь, словно можно и вовсе без них строить государство, совершенствовать экономику, развивать искусство и укреплять нравственность. Тщетно. Если святыни не светят подлинным духовным светом — тогда рано или поздно все неизбежно затапливает липкая удушающая тьма. Если в храме бесы стоят со свечками, а не горят лампады истинной святости, — тогда их заменят языческие воскурения кровавым идолам и красные фонари домов терпимости. Разве все безумства современного мира, с упоминания о которых я начинал эту статью, говорят не об этом?
Сознательное сердечное со-вестие с краеугольными святынями России является наилучшим гарантом и от поспешных суждений, и от политических ошибок, и от нравственной всеядности, и от общей жизненной слепоты, ведущих к смерти. В этой верности основам и вере в их спасительный путеводный свет заключается сущность агиократии — власти святынь.