Вы здесь

В ночь на воскресенье

Рассказ
Файл: Иконка пакета 07_nazarova_vnnv.zip (48.32 КБ)

Привет, — сказал Костя. — Что ты делаешь?

Смотри, — отозвалась девочка.

Он тоже присел на корточки. И увидел крошечную темно-серую змею, путь которой, куда бы она ни направилась, преграждала ветка. Веткой орудовала девочка.

Зрелище было занятное.

Ужик? — поинтересовался Костя.

Не, степная гадюка. Гадючка, — усмехнулась девочка. — Знаешь, как их отличить? По желтым пятнышкам. У гадюк вот их нет. — И ветка легонько коснулась змеи.

Костя вытянул руку...

Не трогай! Они опасны.

Не успел он возразить, что это не змея вовсе, а червяк, раскормленный, вероятно, туристами, как девочка встала, сломала и отбросила палку и уже другим, будничным тоном произнесла:

Ну что, идем?

Вскочил и Костя.

Идем, — согласился он. — А куда?

В пещеру, конечно, куда еще!

Костя оглянулся — и они с мамой столкнулись взорами. Выражение маминого лица предрекало пытки и казнь, а может, даже месяц без компьютера. Костя отвернулся.

Только поговорю кое с кем, — предупредил он девочку.

Та понимающе кивнула.

Костя нырнул в гущу экскурсантов и уже через мгновение стоял рядом с мамой.

Имей хоть каплю совести, — заговорила она тихо-тихо. — Мы с отцом...

Ма, — перебил Костя, — с этой девочкой мы давно знакомы. Это... Женька. Я к ней поздороваться подошел, вот и все.

Поздоровался? Молодец. А теперь...

Ма, — снова перебил он, — она тут все знает. Мы сами погуляем. Не сердись, — и тут же исчез в толпе туристов.

Девочка ждала его у подножия лестницы.

Ты ведь не Женька? — спросил Костя.

Нет. А ты?

Оба рассмеялись.

Я Костя.

А я — Анфиса. Идем?

Идем!

И они понеслись вверх по ступенькам.

* * *

Когда спать очень хотелось, а обстоятельства не позволяли, Костя закрывал один глаз — и жить становилось проще. Правда, как-то на уроке истории он не заметил, как закрыл и второй, а уже через минуту на него надвигалась, грозно стуча каблуками, Анна Александровна. («Костян!» — предостерегающе ткнул его в спину Андрюха Рачков.) «Спешу тебе сообщить, Туренко, что в школе тихий час не предусмотрен, — сказала она. — Не вернуться ли тебе в детский сад?» С тех пор Костя вел себя осмотрительнее.

Но сегодня остерегаться было некого и он умывался, завтракал и даже спускался в лифте, закрывая то один, то другой глаз. И беспрестанно зевая...

Не кривляйся, — одернул Костю отец, когда вся семья вышла на улицу. — Такое утро!

Спать уже и вправду не хотелось. Костя распахнул глаза. Да, утро было замечательное! По ярко-голубому небу скользили маленькие облачка. Дул приятный ветерок. День обещал быть ясным, но не жарким. Костя закинул за спину рюкзак — не школьный, а для прогулок и походов. «Приключения ждут!» — радостно подумал он.

На Макарьевской станции толпились дачники. Тоже с рюкзаками, в кепках и кроссовках, так что Костя и его родители легко слились с окружающими.

Сбегаешь за билетами? — попросила мама.

Выполнять поручения Костя не любил. Когда приходила его очередь мыть посуду или выносить мусор, он делал это медленно и неохотно. Но сегодня его наполняло что-то такое, от чего хотелось бегать, прыгать и даже лаять. Костя бодро двинулся к кассе. Возникло ощущение, что мама улыбается, глядя ему вслед. Он остановился... но не обернулся и зашагал дальше.

Электричка была старая и замусоренная. Поерзав на неудобной скамье («Всю пыль собрал!» — посетовала мама), Костя достал наушники и тут же услышал:

Давай-ка мне это сюда...

Что я сделал? — Тихая радость, пришедшая на смену бурному восторгу, скрылась за тучей.

Я просто хочу, чтобы ты хоть на день оторвался от гаджетов, — объяснил отец.

Нам ехать еще два часа... даже больше! Мне что же... — Тут Костя почувствовал, что переходит некую черту. Ну и пусть! Все равно той праздничной приподнятости духа не вернуть. — Мне что же, стихи все это время сочинять?

А что, неплохая идея! — усмехнулся отец.

Андрей... — попыталась вмешаться мама.

Надоело, Даша! Каждый вечер одно и то же — ни поговорить, ни... А, ладно! — махнул рукой отец. — На здоровье. Я просто думал, раз мы сегодня...

Воцарилось напряженное до звона молчание. Отец отвернулся и устремил невидящий взор в окно.

На душе у Кости стало пасмурно и гадко. «Ну чисто Элина! — вдруг вскипел он. — Всегда найдет, к чему прицепиться!»

А у нас классная уволилась, Элина Васильевна, — как ни в чем не бывало заговорил он. — Как все радовались! У нее был прямо талант отравлять жизнь, когда человеку хорошо. Помню, она спросила однажды: «Откуда у тебя, Туренко, пять по математике? Временное просветление?»

По-твоему...

Не перебивай его, — усмехнулся отец. — Значит, — обратился он к Косте, — мы жизнь тебе отравляем? Ну-ну. Что еще?

До Кости дошло, что по-настоящему он пересек черту только сейчас. «Какой же после этого семейный отдых? Какая экскурсия, какая речка?» — с тоской подумал он.

Но вслух, насупившись, пробормотал:

Ничего. Вот, пожалуйста... — и положил свой смартфон на скамейку родителей.

Стыдно, — сказала мама и спрятала его к себе в рюкзак.

Остаток пути Костя ковырял ногтем ссадину на колене — две недели назад несся на велосипеде и врезался в дерево. От всевидящей мамы он отгородился рюкзаком. Отец прислонился лбом к стеклу и, казалось, дремал.

Да, прикорнуть минут на сорок было бы очень кстати! Костя прикрыл левый глаз. Но эти дачники... поистине, им нет конца! Заполонили все скамейки, забили проходы поклажей и велосипедами... Вот уже они лезут через окна, а выросшая перед ним Элина, почему-то в форме кондуктора, скалится и говорит: «Доволен, Андрей?»

«Я Костя, Элина Васильевна».

«Посмотрите, какой умный! Временное просветление?»

«А что вам, собственно, надо? — возмутился Костя. — Проезд я оплатил, вот мой билет!..»

Кто-то коснулся его плеча.

Просыпайся, сынок. Почти приехали.

«А я и не спал. Я так...»

Но не успел Костя издать и звука, как сбоку от него выплыл из густой зелени и тут же исчез сверкающий на солнце белоснежный исполин. Костя приник к стеклу и замер.

Это они? Меловые горы? — прошептал он. И отчего-то заволновался.

Не горы, а склоны, — уточнил отец. — Не могу больше сидеть, — добавил он, после чего встал, подхватил свой рюкзак и направился к выходу.

Мама последовала за ним.

Костик, идешь?

Да... сейчас... — откликнулся он, не отрываясь от окна. Однако ничего похожего на ту скалу уже не увидел.

Спустившись на платформу, Костя огляделся, и его сердце с силой стукнуло во второй раз. Но теперь к волнению примешивалась и радость — почти такая же, как утром... Да нет, гораздо, гораздо больше!

Потому что утром он лишь готовился к чему-то новому и необычному, а сейчас... Костя сделал глубокий вдох. Он знал, что это невозможно, но до чего хотелось вобрать в себя открывшиеся взору нежно-зеленые холмы, исчерченные узкими белыми тропинками, кустарники и пестрое разнотравье с его диковинными ароматами, и самый воздух, и все-все!

А там что?

Его внимание привлек грандиозных размеров меловой выступ, торчавший, как зуб, посередине холма. На площадке перед выступом гудели люди.

Там пещерная церковь.

Здорово! А мы поднимемся к ней? — И Костя представил себе, как они взбираются по ведущей к храму металлической лестнице. — А туда, выше?

Побываем везде, где можно, — успокоила его мама.

Отец тоже рассматривал лестницу.

А ведь раньше была деревянная! — отметил он.

Ты уже был здесь? — удивился Костя. И понял, что сморозил чепуху.

На днях отец рассказывал, как много лет назад друг-археолог по фамилии Вознесенский пригласил его на раскопки курганов недалеко от села Дальнедонского. Было, в общем, интересно, но не так, как переписываться с Андрюхой Рачковым, и Костя, поначалу внимавший отцу, не выпуская из рук смартфона, ушел в свою комнату и сел за компьютер.

Отец невозмутимо подтвердил:

Почти двадцать лет назад. Тогда никакого музея здесь еще не было.

Вслед за родителями Костя перебрался через железнодорожные пути и свернул направо.

Может, изучим карту? — Отец шагнул назад и остановился у большого информационного щита.

Я бы сначала купила билеты на экскурсию. Ближайшая должна быть в двенадцать.

Времени еще полно, успеем! — Отец разглядывал карту. — Тут и каньон какой-то есть. Странно! Я не помню, чтобы тут был каньон...

Давайте сначала купим билеты, — настаивала мама. — Вдруг у них ограничено число экскурсантов в группе?

Не так уж много нас приехало на электричке, — пробурчал отец. — А, ладно...

Он с сожалением посмотрел на карту, Костя — на лестницу, начинавшуюся в паре метров от щита, и они поспешили за мамой.

По дороге в кассу им попалась будка охранника, притаившаяся в тени старой ивы, парковка, сувенирная лавка и кафе. К магнитам, наклейкам и брелокам Костя был равнодушен, а вот к мороженому... Возле кафе он вздохнул. Может, после экскурсии...

По левую сторону от широкой асфальтовой дороги, по которой взад-вперед сновали туристы и шли к кассе, не пропуская ни одного указателя, Костя и его родители, тянулись величественные холмы. «На склоны взбираться запрещено! Это может быть опасно для вашей жизни», — гласила одна из табличек, выглядывающих из высокой травы. «Просьба относиться к растениям бережно! Многие из них занесены в Красную книгу», — взывала другая.

Костя погрузился в содержимое своего рюкзака: ему захотелось заснять на видео, как ветер качает серебристые колоски, которые, может, тоже есть в Красной книге. Но тут он вспомнил, что смартфона у него нет и еще долго не будет.

С досады он чуть не бросил оземь свою кепку. Оказаться не в сквере Молодежи, не у бабушки в деревне, а в известном музее-заповеднике — и не сделать ни одной фотографии! Не похвастаться в социальных сетях, не получить хотя бы двадцать-тридцать...

Вот это очередь! — прервал его горестные размышления мамин голос.

Людей у кассы и впрямь сгрудилось много.

А может, побродим сами? — сказал отец. — Или самим нельзя?

Мама ответила, что очень хотела именно на экскурсию.

Тогда придется подождать, — пожал плечами отец.

Костя отошел в сторонку. Без камеры все это не имело значения. «Дурацкий день! — выругался он про себя. — Дурацкий музей! И... вон та, на склоне, тоже дура! Залезла!»

Напротив небольшого здания кассы сидела ровесница Кости. Ветер задумчиво полоскал ее волосы, но девочке, казалось, это не мешало. Она безмятежно откусывала по кусочку от яблока, взором и мыслями витая далеко-далеко.

И раздражение Кости мигом ушло, будто он понесся в облака вслед за этой девочкой.

Она потянулась, встала, отряхнула платье и с неожиданной резвостью принялась спускаться, подминая растения, «многие из которых занесены в Красную книгу». Костя обмер: она летела прямо на него.

«Да нет, не мог я обозвать ее вслух... — Он похолодел. — Или мог?»

Незнакомка приблизилась к Косте вплотную. У нее были белые руки и некрасивое красное лицо с облезшим носом. Бросив огрызок в урну, стоявшую в полуметре от Кости, она направилась по переулку к лестнице.

В ее движениях было что-то от кошки, которая лениво обходит свои владения. «Местная, — догадался Костя. — Да, повезло ей! Зимой катается, наверное, со склонов на лыжах...»

Но, встретив ее среди экскурсантов, обступивших щит с картой, Костя усомнился в своем выводе. Впрочем, девочка стояла поодаль.

Здравствуйте! — К скоплению туристов подошел высокий мужчина с бейджиком на груди. Все разом замолчали. — Добро пожаловать в музей-заповедник «Дальнедонской»! Меня зовут Александр. Я проведу для вас обзорную экскурсию, которая займет полтора часа. — Шагнув к карте, он достал карандаш-указку и продолжил: — Мы посетим следующие объекты: пещерный комплекс с церковью Мессинской иконы Богоматери...

Костя взглянул на девочку. Она сидела на корточках и водила пальцем по траве, преследуя, быть может, какую-то букашку.

Впервые о необходимости создания здесь заповедника, — вещал тем временем экскурсовод, — заговорил Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский в начале двадцатого века. Ученый обратил внимание на разнообразие ландшафтов и места произрастания реликтовой флоры...

Костя поднял с земли камешек и принялся так и этак крутить его.

Слушай, пожалуйста! — прошептала, наклонившись к нему, мама. — Это очень интересно.

А в пещеру когда? — так же шепотом спросил он.

Скоро. Слушай!

Но это было не так-то просто. Во-первых, вовсю палило солнце. Во-вторых, стоять на одном месте было скучно. Костя машинально оглянулся на девочку. Она по-прежнему копалась в траве.

Подойти бы к ней, узнать, из местных она или нет... Да и просто поболтать. Она была какая-то... настоящая.

Костя выпрямил спину, как перед выходом к доске. Он допускал все варианты развития событий, вплоть до того, что она посмеется над ним или скажет что-то унизительное. Но это казалось маловероятным.

Вдруг девочка подняла голову, откинула пальцами длинную челку и посмотрела прямо на Костю. Посмотрела внимательно и серьезно, но тут же улыбнулась. То была многозначительная улыбка заговорщика.

Все это походило на игру. И Костя, как пушинка, сорвался с места и в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от незнакомки. Сердце у него билось спокойно и радостно.

Привет, — сказал Костя.

* * *

Поначалу он пропускал по одной и даже по две ступеньки, всем своим видом демонстрируя, что если ей, Анфисе, ничего не стоит взбежать вверх по склону, то уж ему, Косте, и подавно. Но очень скоро стал задыхаться.

Эй, ты где там? — крикнула значительно опередившая его Анфиса.

Осмотреться хочу! — из последних сил крикнул Костя. — Красиво!

Внизу серебрились изгибы Татарки и Дона. Бархат пойменных лугов то вспыхивал на солнце, то нырял в тень от облака. У подножия холмов петляла железная дорога.

Закончив восхождение, Костя услышал:

Сколько насчитал?

Насчитал чего?

Как, ты не считал ступеньки? — изумилась Анфиса. — Все считают!

Он пожал плечами.

Неужели тебе все равно? — не унималась Анфиса. — Ну сколько, по-твоему?

Восемьдесят, — брякнул Костя, лишь бы она отвязалась.

Двести четыре! — и осуждающе («Эх ты!»), и торжествующе («Представь себе — двести четыре!») сказала Анфиса.

Фантастика... — пробормотал Костя, но относилось это вовсе не к лестнице.

За спиной у Анфисы возвышалась похожая на средневековый замок меловая скала. Вершину этого крупного, не меньше загородного дома, природного столпа украшала икона, помещенная в специально вырубленное в мелу окошко — киот. Внутрь скалы вели массивные железные двери, над которыми располагалось мутное зарешеченное оконце.

Пещерная церковь Мессинской иконы Богоматери, — провозгласила Анфиса. — Пошли внутрь?

Подожди, — попросил Костя. — Я еще снаружи не всю ее рассмотрел. Лучше расскажи о ней немного. Это ведь... не человеком все сделано, да?

Меловой столб появился здесь естественным образом, — подтвердила Анфиса. — А помещения в нем вырыли монахи. В девятнадцатом веке.

Чтобы молиться в уединении? — догадался Костя.

Да. И по другим причинам... Видишь ли, в старину на этом столбе была обнаружена чудотворная икона. Так, во всяком случае, гласит легенда. Так что это место было для них... ну...

Святым?

Особым уж точно. О, Лариса Николаевна! Здравствуйте!

Из церкви вышла немолодая женщина в форме охранника.

Сейчас папа? — с приветливой улыбкой спросила она.

Анфиса кивнула.

Много с ним?

Все пятьдесят, а может, и больше, — доложила Анфиса. — Лариса Николаевна, мы походим внутри? Мы тихо-тихо. Как мыши...

Перед входом в храм Костя встрепенулся от поразившей его мысли:

Твой отец — экскурсовод?!

Анфиса ответила ему недоуменным взглядом.

Да. А что в этом такого?

Ох! — Костя стянул кепку. — Ну и попадет мне!

За что?

Да ведь я, считай, увел тебя с экскурсии.

Анфиса фыркнула.

Может, стоит вернуться? — неуверенно произнес Костя.

Вот еще! Я давно не хожу с папой за ручку. Я гуляю, где и когда захочу, ясно?

И у тебя не нашлось в субботу дел поинтереснее, чем пойти с ним на экскурсию? С ним и целой кучей людей?

Много ты знаешь! — огрызнулась Анфиса. — У меня своя цель. Я мониторю все, вот!

Чего-чего?

Она закатила глаза.

Мониторингом иногда занимаюсь. На мне ведь не написано, что я дочь музейщика. Иду с туристами, слушаю, как они отзываются об экскурсии, о музее... Понимаешь? В прошлом году жаловались, что лавок мало у туалета. Почему, по-твоему, сейчас не жалуются? Благодаря кому их поставили?

Костя промолчал.

С чего ты вообще взял, что я не могу просто так пойти с папой на экскурсию?

У меня есть друг, Андрюха, у которого мама работает в музее — не таком, как этот, а с картинами. Так он этот музей вдоль и поперек облазил и экскурсию наизусть знает. Я и сам ее раза три слушал. Так себе удовольствие, особенно когда слово в слово...

Можешь вернуться, если боишься, — прищурилась Анфиса. — Только я обратно не пойду.

А сами они когда поднимутся?

Скоро. Ну, пока...

Я не боюсь, — перебил ее Костя. — Просто не хочу, чтобы тебя ругали из-за меня.

Анфиса опять закатила глаза.

Хватит уже болтать! Заходи! — И она подтолкнула его к выкрашенным черной краской дверям.

Внутри церкви было темно, холодно и сыро. Ни икон, ни фресок Костя не увидел. Остановившись в притворе, он провел рукой по стене.

Анфиса, а что это за зелень на стенах? Плесень?

Водоросли. Не веришь? Спроси потом у папы.

Костя шагнул вглубь храма.

Подумать только... Сколько сил, наверное, затратили монахи, чтобы вырезать эти колонны, эти... ниши, — подобрал он наконец слово. — Чтобы все было ровно, симметрично...

Это точно, — согласилась Анфиса. — А знаешь, что удивляет меня больше всего? Их образ жизни. Неужели они спокойно жили в этих условиях? Это же... погреб, только большой!

Так то же были монахи. Они сознательно удобств избегают. Чтобы думать о Боге и не отвлекаться...

Легко тебе рассуждать — ты зашел сюда на пять минут и вышел. А ты представь, как ты тут ешь, спишь... Как дышишь этим воздухом месяцами, годами... Мне кажется, здесь можно свихнуться.

Что же, они и на улицу, по-твоему, не выходили? — усмехнулся Костя.

Ничего ты не понимаешь! — разозлилась Анфиса. — Вот если бы...

Тут ее глаза таинственно сверкнули, и она умолкла.

Если что?

Анфиса долго хранила молчание. Наконец Костя не вытерпел:

Ну?

Я давно еще придумала вот что... Я хочу... я хочу переночевать здесь!

Здорово! — искренне восхитился Костя. — Только фоток нащелкай побольше. Вдруг тебе удастся заснять привидение?

Я не верю в привидения, — снисходительно, как братишке-дошкольнику, сообщила Анфиса. — Интерес у меня, так сказать, научный. Я хочу понять, как здесь жили монахи. Моя мама пишет статьи про эту церковь. Может, она и про мой эксперимент напишет...

Так в чем дело? Боишься?

Боюсь?! Да я в этом храме тысячу раз была!

Что, и ночью?

Ну...

Я бы ночью сюда не пошел, — убежденно сказал Костя, — один уж точно. Да никто бы не пошел.

Я бы пошла, — угрюмо возразила Анфиса, — но научные эксперименты не проводятся в одиночку. Иначе это не наука, а сплошной субъ-ек-ти-визм!

Я не то чтобы верю в привидений и всякую мистику, но такой шанс не упустил бы. Это же в сто раз круче, чем кладбище в полнолуние! И на храбрость бы себя проверил, — размышлял Костя вслух. — Но я же не живу здесь постоянно, как ты.

Так и я только на лето приезжаю... — Вдруг Анфиса оживилась: — А ты когда уедешь? Сегодня?

Завтра. Мы гостиницу на сутки бронировали.

Анфиса подпрыгнула и сделала вид, что хлопает в ладоши.

Думаешь, я смогу сегодня выбраться? Совсем того? — Костя покрутил пальцем у виска.

Слабо? Я так и знала...

Костя вспыхнул:

Не слабо!

Конечно, слабо! Только ты не скажешь: «Мне это не по зубам». Ты оправдываться будешь, а ведь это, по сути, то же самое.

Костя осознал, что Анфиса загнала его в тупик. «Я подумаю», — приготовился ответить он (потому что подумать и правда было над чем), но вырвалось у него совершенно другое:

Может, и слабо. А может, и нет. Посмотрим. Лучше расскажи, почему ты этот свой «эксперимент» ставишь не с проверенными друзьями, а с первым встречным. Я же запросто могу наобещать всего, а потом не прийти. Или еще какой фокус выкинуть...

Анфиса посмотрела куда-то в сторону.

Я с Севой и Левой сначала договорилась, если тебе интересно. А Севка взял да и заболел в последний день... Во всяком случае, сказал, что заболел.

А тот, второй?

Лева? Это его младший брат. Без Севки он никуда.

А других претендентов нет?

Ну, Лизка есть... Только никакой она не претендент. Как она завизжала, когда летучую мышь здесь увидела! Я думала, пещера рухнет.

А тут летучие мыши водятся? — полюбопытствовал Костя.

Встречаются, но редко: слишком много людей.

Костя промолчал.

Видишь ли, сегодня самый длинный день в году. А ночь, стало быть, самая короткая. Когда, если не сегодня?

«Через неделю. И Сева твой уже выздоровеет, и ночи еще будут короткими». Но и в этот раз Костя словно онемел. А когда обрел способность говорить, то выдал, кашлянув, старую заготовку:

Я подумаю.

Потому что, несмотря на все, он хотел очутиться здесь ночью. Хотел перехитрить родителей, хотел доказать себе, Анфисе — да всем! — что он не трус. И будет просто потрясающе, если ее мама действительно напишет об этом статью. Интересно, как она ее озаглавит? Можно так: «Дети подземелья. Реально ли жить в толще мела?» А вот еще неплохой вариант: «Пещерные люди двадцать первого века».

Впрочем, и статья, даже если к ней приложат его, Кости, фотографию, — не самое важное. «Приключения» — вот от какого слова по коже бежали мурашки. Потому что, когда они с Андрюхой подкараулили и чуть не до смерти напугали Таньку Пузырькову, получилось, конечно, смешно (а как она гналась за ними, чтобы отлупить портфелем!), но разве это было приключение? Так, будни выпускников детского сада...

Но Анфиса поняла его слова по-своему. «Ну и ладно, — был ее неозвученный ответ. — Переживу как-нибудь». Она вытерла о платье белый от мела локоть и заговорила о том, как после революции храм хотели взорвать, а мел использовать для хозяйственных нужд, но Костя воспринимал ее речь как через толстое стекло. Голос у нее стал безжизненным, а жесты вялыми, будто нелюбимый учитель вытягивал из нее по строчке нелюбимые стихи.

...Но местные жители, — бубнила Анфиса, — вошли в церковь и сказали: «Взрывайте с нами». Взрывать, конечно, не стали...

Потом она провела Костю на второй этаж, где они посетили келью, кухню и трапезную. Все помещения были абсолютно пустыми и отличались лишь по размеру.

Старинная или новодел? — Костя указал на сколоченную из деревянных досок дверь, ведущую со второго этажа на улицу.

Новодел, конечно. — Во взгляде Анфисы блеснуло прежнее озорство. — Выпустить тебя здесь?

И, не дожидаясь ответа, она с грохотом отодвинула засов. Костя зажмурился: казалось, кто-то направил на него все прожекторы мира.

Когда зрение приспособилось к дневному освещению, Костя обнаружил, что стоит возле металлической лестницы, взбегавшей на самый верх склона. Внизу, перед центральным входом в храм, белела неровная меловая площадка, по которой перемещались, щелкая кнопками фотоустройств, туристы из группы Анфисиного отца. А значит, и его родители!

«Хорошо, что я вышел здесь», — отметил, хоть и не без тревоги (а вдруг окликнут?), Костя, наблюдая, как Анфиса выскальзывает из церкви, ловко огибает экскурсантов и взбирается к нему по ступенькам.

Ну что? На плакор*?

Чего-чего?

Догоняй, говорю! — И Анфиса помчалась вверх. — И не забудь пересчитать ступеньки!

Костя пропустил спускавшихся ему навстречу туристов с собакой и затопал по нагревшемуся металлу. На этот раз он не спешил.

Эх, панорамную бы фоточку сейчас забацать! — поделился он с Анфисой наверху.

Она сидела в стороне от тропы и подкидывала невесть откуда взявшийся маленький, наподобие теннисного, мячик.

Телефон забыл?

Не совсем... О, а не могла бы ты мне дать свой? — осенило Костю. — А потом скинуть фотки во «ВКонтакте»?

Анфиса молча достала из кармана платья... облупившийся телефон с кнопками.

Нет, — спокойно сказала она и спрятала свой раритет обратно.

Наказали? — посочувствовал Костя.

Говорят, вредно. А сами все вечера в них просиживают! — Анфиса затолкала мяч во второй карман. — Смотри, вон карьер меловой... Вон Татарка, она пониже в Дон впадает... Весной столько воды бывает, что они как бы в одно озеро превращаются. Полвека назад даже железную дорогу затопило. Это Дальнедонское, конечно...

Сколько неба... И зелени сколько!

Анфиса встала, и они двинулись по огибающей верхнюю часть склона широкой тропе.

Ковыль перистый, — знакомила она Костю с названиями растений. — Шалфей поникающий...

«Почему она не бросила меня там, в церкви? — думал Костя. — Рассказывает обо всем подробно... Может, надеется, что в благодарность за персональную экскурсию я все же пойду с ней туда ночью? Или забыла уже обо всем?»

Анфиса остановилась у невысокого стенда с фотографиями канюка, косули, сурка-байбака и других животных.

Здесь экскурсия обычно заканчивается, но мы еще успеем сходить к каньону и обратно. Если хочешь, конечно.

Хочу, — решительно ответил Костя. — Анфиса...

Что?

Он зачем-то снял, а потом надел кепку.

Да насчет ночной прогулки в храм...

Забудь, — быстро и неожиданно резко отозвалась она. — Забудь, слышишь?

Почему? — опешил Костя. — Я ведь, наоборот...

Что, передумал? Ну так знай: я тоже передумала. Напарники мне не нужны. Я пойду одна.

Она сорвалась с места и теперь едва не бежала. Костя ринулся вслед за ней.

Да почему?

Надоело. — Мячик и телефон подпрыгивали в карманах ее платья. — Уговариваешь, уговариваешь... — Челка подпрыгивала тоже, остальные волосы спутались. — И что потом? — Наконец мячик выпал, но Анфиса этого не заметила (или притворилась, что не заметила). — Ничего. Ноль. А знаешь что? — Она остановилась и посмотрела Косте прямо в глаза. — Так даже лучше: никакой суеты. Да и вообще...

Он протянул Анфисе мячик.

Значит, ты сегодня пойдешь туда одна?

Пойду. — Она забросила мяч далеко в траву. — Только не болтай об этом. Ясно?

Они вновь зашагали по усыпанной отсевом тропе.

«Вот и славно! — Костя пнул лежавшую на дороге палку. — Все равно мама чутко спит. — Он пнул камень. — Отец так вообще встает... “Эксперимент!” — мысленно передразнил Костя свою спутницу. — “Субъективизм!” Ну прямо доктор наук!»

Я тоже пойду ночью в церковь, — объявил он.

Анфиса округлила глаза:

Что-о-о?

Я тебе не болонка, которую можно взять, а можно и дома оставить, — холодно ответил Костя. — Раз решил, что пойду, — значит, пойду.

Она расхохоталась.

Как же ты попадешь внутрь? Я-то знаю, у кого ключ, как замок открыть. Я как у себя дома. А ты что знаешь?

Придется с тобой идти, — ровно отозвался Костя.

Я тебя не звала и не зову, — усмехнулась Анфиса.

«Люблю людей с избирательной памятью: с ними необыкновенно интересно», — процитировал Костя Элину Васильевну.

Анфиса посерьезнела.

Раз ты такой крутой и самостоятельный, — вкрадчиво проговорила она, — иди к каньону сам!

Затем прыгнула, как кошка, в траву и скрылась в зарослях ясеня.

* * *

Вопреки ожиданиям блудного сына, родители встретили его благосклонно.

Все облазил? — спросила мама.

И только.

В кафе, поглощая какой-то суп (что было обязательным этапом на пути к блинчикам и мороженому), Костя чуть не выронил ложку, когда отец сказал:

Ну и что вы там с Анфисой посмотрели?

А откуда...

Родители переглянулись и засмеялись.

Когда мы поднимались по лестнице, оказались рядом с экскурсоводом. «Вы не волнуйтесь, — говорит он. — Анфиса часто отбивает у меня юных экскурсантов. Никто еще не заблудился и не пострадал».

Все, что переполняло Костю: от радости пребывания в новом месте до досады и злости на Анфису и даже тупого упрямства, решимости во что бы то ни стало пойти ночью в церковь (он уже и не мог сформулировать для чего); от сожаления и стыда за сцену в электричке, еще тлевших в нем, до облегчения и благодарности, потому что взбучки за прогул экскурсии не последовало; а также зародышевая мечта выучиться на биолога или другого специалиста, нужного музею-заповеднику, и тоже работать здесь, а не в душном городе, — все разбилось вдребезги, на миллион осколков.

Я к ней сам подошел... — безотчетно пробормотал он.

Мама снова рассмеялась.

Не переживай: через месяц ты ее и не вспомнишь. И слава богу: такую неопрятную девочку еще поискать надо.

Курортный роман, — произнес отец.

Костя не стал спорить. Он уже давно смирился с нелепой привычкой взрослых видеть в любой девочке его «невесту».

И все же он расстроился от мысли, что Анфиса легко знакомится с другими ребятами. Точно так же показывает им церковь, музей, ведет полюбоваться на каньон (Костя так и не увидел его). Одинаково отвечает на одинаковые вопросы... И забывает предыдущего с приездом следующего.

После обеда Костя и его родители заселились в гостиницу — двухэтажное здание с темно-зеленой крышей, находившееся в двадцати минутах ходьбы от кафе. За гостиницей располагалась новенькая детская площадка с большими качелями, столом для пинг-понга и турниками, и она была безлюдна. «Ага!» — подумал Костя.

Не пятизвездочный отель, но все необходимое есть. — Мама положила ключ от номера на пластиковый комод, сняла рюкзак и села на кровать.

Вид зато какой! На Длинную балку, — сообщил с балкона отец.

Ту самую, в которой вы с Вознесенским пугали сурков?

Отец вернулся с балкона.

Вовсе не пугали... — Поймав вопросительный взгляд Кости, он пояснил: — Дело было ночью. Все собрались у костра. Не знаю, что нашло на нас с Денисом, но уж очень захотелось пойти в Длинную балку и поглазеть на сурков...

Представляю, сколько вы выпили, — сказала мама и легла, подложив под голову скрещенные руки.

Костя тоже лег.

А ночь была чудесная! — ностальгировал отец. — Красная, как апельсин, луна, вой деревенских собак... Кстати, Дениса я как будто видел сегодня.

Здесь? Так почему не подошел?

Вроде он был, а вроде и нет...

«Красная, как апельсин, луна... — Костя повернулся на бок и подтянул к себе колени. — И я ее увижу сегодня. Подстерегу Анфису у храма, а там уж она вынуждена будет меня впустить. А если нет, тоже в Длинную балку пойду. Только сурки, наверное, спать будут...»

И Косте приснилась Длинная балка. И, конечно, сурки. Игравшие почему-то в пинг-понг...

Проснулся Костя оттого, что его укусил слепень. «Сетку не могли повесить!» — раздраженно подумал он, затем потянулся и сел.

Родители дремали. В номере было жарко, и Костя отправился на детскую площадку.

На качелях, болтая босыми ногами, сидела Анфиса. Костя подавил в себе малодушное желание отступить.

Привет, — невинно поздоровалась она. — Хочешь мармеладных червей? Только они жутко кислые...

Мне приснилось, что сурки играют в пинг-понг, — вырвалось у Кости.

Можем с тобой поиграть, — предложила Анфиса. — Нет, не выйдет. Ветер...

«Вот и отлично!» — обрадовался Костя. Потому что в пинг-понг не играл ни разу.

Пойдем тогда ко мне, — пригласила Анфиса, опуская в урну упаковку от мармелада.

А это далеко?

Да через стену от тебя! Тебя же в четвертый подъезд заселили? Ну а я из третьего.

Получается, здесь не только туристы живут?

Нет, конечно! Вы тут вообще в меньшинстве.

Анфисина квартира была первым в жизни Кости вместилищем сотен полок и полочек, коробок и коробочек, рюкзаков, сумок и даже пакетов с одеждой и обувью, посудой и лекарствами, книгами и тетрадями; все это громоздились на стульях, столах и этажерках, на стеллаже и шкафу, упираясь в потолок, покачиваясь, предвещая обвалы и жертвы, потери и бытовые драмы...

Мама говорит, что мы живем как цыгане. Потому что невозможно сохранять порядок, разрываясь между двумя домами.

У вас не беспорядок. У вас пространства мало, — честно сказал Костя. — А вещей много... А почему вы разрываетесь между домами?

Потому что зимой экскурсий почти нет и многие сотрудники — мои родители тоже — работают из города. Годовые планы разрабатывают, научные статьи пишут, — с умным видом объясняла Анфиса.

Получается, вы только летом здесь живете?

Летом живу здесь я, а родители приезжают в апреле и уезжают в ноябре... Прочитай-ка! — Анфиса стащила с письменного стола какой-то листок и протянула Косте. — Угадай, кто автор?

«Сюда ведет, карабкаясь с камня на камень, змееобразная лестница, и едва поднимешься над бездною, едва блеснет над церковью белый крест, — чудные виды степей, по которым катятся серебряные волны ковыля, виды лугов с песнями пастухов и погонщиков, с морем камышей по берегам Дона, и вечером огни рыбацких костров, разложенных после обильной ловли, открываются с маковки горного хребта», — прочитал про себя Костя.

Не знаю. Кто-то известный, видимо.

Данилевский, — не стала его мучить Анфиса. — Был такой писатель в девятнадцатом веке. Не читал?

Не-а. А ты?

И я... Тут много побывало знаменитостей, даже Петр Первый.

Костин взгляд упал на бейджики, висевшие на вбитом в стену гвозде недалеко от стола. «Иловайская Инна Владимировна. Старший научный сотрудник», — прочитал он. «Иванов Александр Павлович. Научный сотрудник».

Расскажи лучше о себе. Твои родители — биологи?

Папа — географ, изучает ландшафты. А мама — историк, занимается церковью. Ну и вообще историей этого места...

Мой отец тоже историк, — вставил Костя.

Классно! Он в школе работает?

Нет, — смутился Костя. — Он...

В универе, значит? Или в музее? Ой нет, в музее мама твоего друга работает... — разогналась Анфиса.

Он машины ремонтирует, — произнес Костя.

Белесые, едва заметные брови Анфисы взмыли вверх. «А он точно историк?» — хотела, судя по всему, спросить она.

Костя сделал вид, что рассматривает наваленные на стол книги и журналы. Уверенности в том, что отец по образованию историк, у него не было.

Перед глазами возникла серая от пыли электричка. Костя снова сидел напротив отца, но в лицо ему не смотрел. А может, его соседом был и не отец вовсе, а незнакомый мужчина? Костя боязливо коснулся его взором. «Вроде он... а вроде и нет...»

Что ж, такое бывает, — сказала Анфиса.

Костя вздрогнул.

Что с тобой?

Ничего... — Он тряхнул головой, словно в волосы набились пожухлые листья. — Какой у нас план действий ночью?

Она поморгала.

Ну ты и перескакиваешь! То о себе расскажи, то план действий тебе подавай...

Данилевский и всякое такое — это круто, но хочется знать, к чему готовиться вечером.

Если тебе так уж важно пойти ночью в храм, то пожалуйста, — смилостивилась Анфиса.

Во сколько выходим?

В двенадцать. Возьми теплую одежду и фонарик. И не опаздывай: ждать тебя не буду.

Они поспорили о том, что может пригодиться еще, и расстались.

Родители собирались на речку.

Ты бы дал телефон своей подружки, — обратилась к нему мама. — А то прямо не знаешь, где тебя искать.

Они покинули гостиницу, спустились с холма и побрели узкими сельскими улочками.

Да, — промолвил отец, — здорово все изменилось...

Костя вспомнил, как Анфиса подбрасывала в воздух мячик для пинг-понга, и представил, как делает это сам. Сердце забилось спокойнее.

Пап, — заговорил он, — а тебе нравилось учиться в универе?

Ты бы школу сначала окончил, а уж потом...

Я не потому спрашиваю, что про поступление думаю и всякое такое, — заторопился Костя. — Я просто так. Интересно стало, почему ты выбрал именно... — И он покраснел.

Я очень ждал уроков истории, — не сразу ответил отец. — Наша историчка — Нина Михайловна, кажется, — всегда фонтанировала энергией. Она была очень добрая женщина... и с чувством юмора.

Ты выбрал истфак только из-за учительницы? — удивился Костя.

Мне и предмет нравился. — Отец почесал подбородок. — И получал я по истории только пятерки. Все...

Туренко! — Костя и его отец одновременно застыли. — Забыл меня, старый чертяка?

У высокого забора, заслоняя плохо закрашенную надпись («...епелиные яйца», — прочитал Костя), курил мужчина с желтоватой бородой и необъятным, как старый дуб, торсом.

«Вознесенский», — подумал Костя.

* * *

Дверь в номер была заперта, а свет погашен еще полчаса назад. Но Костя не спал. Спать было нельзя. И он лежал, незаметно для себя шевеля пальцами ног и переваривая то, что принес этот день.

«Сегодня самый длинный день», — сказала Анфиса. (Или это был Дима? Нет, Анфиса.)

Наверное, потому Костя и устал. И в чистой прохладной постели это ощущалось как никогда... Но спать было нельзя.

Впрочем, пока и не хотелось. Внутри все бурлило и клокотало, как перед забегом на триста метров.

...Вознесенского Костя воображал этаким героем сериала о любви. С неотразимой внешностью и нахальной улыбкой. Но сильно просчитался: это был испитый человек в спортивном костюме, и дом у него был наполовину развален.

Купил здесь дачу? Так от города два часа добираться! — удивился отец.

Москвичи по семь едут, — заметил Вознесенский. — И ничего. Не жалуются. Наоборот, их с каждым годом все больше.

И они перешли к воспоминаниям и обсуждению общих знакомых.

Розанов умер?! Когда?

Костя заскучал. Возникло желание все тут осмотреть, потому что, несмотря на удручающее состояние дома, он не отказался бы здесь пожить. Выцветшие иконы за стеклом, остатки печи, едва различимый рисунок на обоях — все тут напоминало о середине прошлого века, и он пожалел, что с ним нет Анфисы: «Ей бы понравилось...»

У входа в комнату нарисовался высокий, но, вероятно, одних с ним лет мальчик в очках. Это был Дима Вознесенский. После каких-то банальностей, сказанных взрослыми, он повел Костю в чулан, где в коробках от обуви хранились разные окаменелости.

Белемниты, или «чертовы пальцы»... Конкреции... Иноцерамы*...1

Круто! — вздохнул Костя. — Счастливчики вы с Анфисой... Ты знаешь Анфису?

Дима покачал головой.

Вы в таком интересном месте живете... — Костя хотел развить свою мысль, но вовремя сообразил, что новый знакомый может счесть его нытиком, и умолк.

Приезжай в гости, — просто сказал Дима. — Правда, удобства у нас на улице. Папа который год грозится все снести и построить новый дом, но..

Костя заверил его, что к комфорту стремится в последнюю очередь, и Дима пообещал поговорить с папой. В благополучный исход верилось не особо, но настроение у Кости поднялось: войди к ним сейчас Элина Васильевна, он даже сказал бы ей «здравствуйте», а не «здрасте», что частенько выводило ее из себя.

Накупавшись в Татарке и заглянув на обратном пути в магазин «Березка», Костя и его родители доковыляли до гостиницы и обмякли за обеденным столом.

Давайте обойдемся бутербродами, — предложила мама. — На большее я сейчас не способна.

«А я вот способен... Только бы не уснуть!» С тех пор как семья отправилась на боковую, прошел час, и возбуждение, вызванное переизбытком впечатлений, сменилось в нем чем-то нежным и светлым, как лунная музыка Дебюсси.

«Хороший день, — подытожил Костя. — Даже слишком. Лучше бы его и не было, потому что Анфиса и Вознесенские сразу обо мне забудут, а я буду ждать, надеяться на что-то... — Он зевнул. — В сущности, хорошие дни хуже плохих. После них того, что есть, мало, хочется большего, а это большее, — второй зевок, — не всегда от нас зависит...»

За окном показалась луна — ярче самого спелого апельсина.

«Пора!» — решил Костя, откинул одеяло и сел. Без лишних движений оделся, схватил рюкзак и прошмыгнул мимо родителей к выходу. Они не шелохнулись.

По небу торопливо плыли крупные, как дирижабли, тучи. Завывал ветер. Часы Кости показывали двенадцать, но Анфисы не было. Достав и натянув свитер, он повторно глянул на часы и направился к церкви. «Не нужен для нее никакой ключ, — подумал Костя. — Замка-то нет. Был бы замок — я днем бы заметил. Это Анфиса напутала что-то. Или насочиняла, чтобы я не пошел без нее...»

Замка действительно не было, но Костя уже не обратил на это внимания. На площадке перед храмом разгуливал Дима.

А ты что здесь делаешь?

Жду папу, — изрек Дима. — Наконец-то он все снесет и построит новый храм... А вот и он!

Какой еще новый... — начал было Костя.

Но в это мгновение его сон оборвался: зазвонил отцовский телефон.

Алло. — Голос у отца был сонный. — Это не Егор. Всего доброго... Спасибо, что не в шесть утра, — добавил он, отключив связь.

А сейчас сколько? — уточнила мама.

Половина восьмого.

Костя повернулся на живот и выдал в подушку:

Епелиные яйца!..

* * *

Анфиса, конечно, обвинит его во всем подряд. «Раздолбай! — уже слышалось Косте. — Дезертир!.. Предатель!» И будет права. Поэтому в ответ он промолчит.

Можно было и схитрить. Предстать перед ней героем, побег которого сорвали происки врагов. «Я отбивался как мог, — гордо и грустно поведает Костя, — но силы были неравны...» Но если уж врать, так с чувством, а какой из Кости актер?

Детская площадка пустовала. На всякий случай обойдя гостиницу, Костя двинулся в третий подъезд. Осторожно надавил на кнопку звонка.

«Привет, — крутился в голове заученный текст. — Понимаю, ты сердишься на меня, но...»

Дверь отворила не Анфиса. И даже не ее папа.

Заходи, — без колебаний разрешил незнакомый мальчик. — Ты ведь Костя?

А ты — Сева, — догадался тот.

Верно, — подтвердил мальчик. — Проходи.

«Как здоровье?» — хотел спросить Костя, но увидел Анфису и словно окаменел.

На ней был чистый выглаженный сарафан, а волосы ей заплели в косичку. Опухшее от слез лицо горело ненавистью. Сидевший рядом Лева (копия старшего брата) был опечален и чуточку смущен.

Ты уже знаешь? — бросилась она к Косте. — Этого не может быть, это кошмарный сон! И откуда берутся такие... такие... — И Анфиса сжала кулаки.

Оказалось, этой ночью невменяемые туристы — а может, местные — поднялись к церкви и подрубили стоявшую справа от входа меловую колонну, из-за чего часть церкви обвалилась.

Зачем? — изумился Костя.

Да затем! — Анфиса стукнула кулаком по столу. — Потому что все для них: экскурсоводы, музей — все! Вот они и творят, что им вздумается... Как жаль, что их не завалило!

Нельзя так говорить, — тихо произнес Сева.

А им можно — вот это все?! Церковь не они строили! И восстанавливали потом не они, а сам знаешь кто!

Костя опустился рядышком с Левой.

Как именно подрубили? Чем?

Топорами, чем еще! — горячилась Анфиса.

Известно доподлинно?

Церковь под видеонаблюдением, — объяснил Сева.

Так значит, там камеры? — Костя метнул взгляд в Анфису.

Одна всего, — пожала плечами она. — Думаешь, сторож сутками в монитор пялится? Ничего подобного. Записи смотрят, когда что-нибудь вот такое происходит.

Лиц не видно?

Все трое отрицательно качнули головами.

Костя вспомнил свой сон. А что, если к этому причастен Вознесенский? Бред...

Полиция разберется, — подал голос маленький Лева.

Да не разберется в этом никто! — топнула ногой Анфиса. — Сюда приезжает семьдесят тысяч туристов в год. Семьдесят тысяч! Это тебе не пять человек в день...

Мы еще не знаем, туристы это или нет, — сказал Сева.

Конечно, туристы! Это в их свинском стиле. Кто замусорил всю пойму и плакор? Кто рвет и топчет растения? А по Длинной балке кто на квадроциклах... Приветик, — кисло поздоровалась Анфиса с вошедшими в номер родителями.

«Приветик»? Ты наказана! — возмущенно напомнила ей Инна Владимировна. — Мальчики, по домам!

Сева и Лева ретировались. Костя не успел.

Мам! Пап! — взмолилась Анфиса. — Разрешите Косте остаться! Хоть на пять минуточек... Это очень важно!

Да я... Мне надо... — бормотал, пытаясь вырваться, Костя, но Анфиса лишь крепче вцепилась ему в плечо.

Инна Владимировна вышла на балкон и откуда-то достала пачку сигарет.

У меня нет слов. — Щелчок зажигалки. — Сначала ты сломала Лизин велосипед...

Лизка — дура! — буркнула Анфиса. — Он давно уже сломан.

...потом чуть не подралась с Хатунцевыми...

Никто и не думал драться. Поспорили немного, вот и все.

...не подмела, — продолжала Инна Владимировна, — пыль не вытерла. Еда в холодильнике как стояла, так и стоит! Саша, ты опять накупил всякой дряни?

Почему сразу дряни? — обиделся Александр Павлович. — На обед мы сварили макароны. С сосисками...

Но Инна Владимировна его не услышала.

Я так и знала, что вас нельзя оставлять одних. Вы же оба дети... И ты еще имеешь наглость ставить условия! — заключила она устало. — Да еще эта история...

Недалеко от гостиницы включили садовый триммер. Инна Владимировна откинулась на спинку пластмассового стула и закрыла глаза.

Что теперь будет? — нарушила молчание Анфиса. — Нас... закроют?

Закроют? — удивился Александр Павлович. — Что ты! Пригласим специалистов, составим план работ, наберем волонтеров... Наоборот, все только начинается!

Тридцать лет назад, еще до появления музея, церковь была даже в худшем состоянии: завалы, надписи и рисунки на стенах... — заметила Инна Владимировна.

Альпинисты на нее взбирались, — со вздохом добавила Анфиса.

Забирались все кому не лень. Но ведь выстояла! И еще простоит, — успокоил ее Александр Павлович.

Но как же больно!.. И никак от этой боли не избавиться: хоть ты беги, хоть скачи, хоть на кусочки разорвись...

Инна Владимировна вернулась с балкона.

Пойдем, — обратился к ней муж. — Пусть посидят немного...

Подождите! — вскинула руку Анфиса. — Мама, я все спросить хотела про монахов. Как они жили в этой церкви? В этой темноте, в холоде? Как заживо закопанные...

На данный момент не известно ни одного источника, утверждающего, что в храме кто-либо жил, — ответила Инна Владимировна.

Анфиса была потрясена.

Как так? А келья?

Не только жить, но и проводить богослужения в меловых пещерах, коих в нашем регионе немало, было затруднительно, — сообщила Инна Владимировна. — Недаром рядом с пещерами монахи возводили деревянные, а потом уже каменные храмы. И не только храмы... В конце девятнадцатого века возле нашей церкви располагалась обыкновенная — не меловая — сторожка. Почитай Евгения Маркова.

Но келья! — не сдавалась Анфиса.

Возможно, в ней и жили какое-то время. Но без источников это все пустые разговоры.

Да-а… — протянул Костя, когда они с Анфисой остались вдвоем. — Влипли бы по уши, и ради чего? Не дураки были монахи, жили как все...

А я жалею, что нас там не было. Может, ничего бы и не случилось.

Думаешь, те ненормальные испугались бы нас? — хмыкнул Костя.

Теперь не узнать, — серьезно сказала Анфиса.

Я проспал, — сознался Костя. — Просто проспал. А ты, наверное, прождала меня?

Ага, — усмехнулась Анфиса. — До самого утра. И еще два часа проревела в подушку. Скажешь тоже! Папа до полвторого на кухне сидел, в «Цивилизацию» играл. Я и не пыталась...

Они помолчали.

А Сева не выглядит больным, — вдруг сообразил Костя.

Да ну его!

Чтобы уговорить Хатунцевых принять участие в «эксперименте», Анфиса потратила без малого неделю. Но в пятницу вечером Сева доложил, что у него насморк и беспокойная ночь, да еще в пещере, едва ли будет для него полезна.

Анфиса была с ним честна. Она заявила, что он старая дева — бесхребетная и трусливая, что она, Анфиса, связалась с ним только потому, что больше не с кем, и что впредь это не повторится ни при каких обстоятельствах. Почему-то решив, что этого мало, Анфиса потребовала от Севы кашлянуть на нее. Сева отказался. Она взвилась: «Я так и знала. Врун! Нет и не было никакой болезни!» Тут терпение Севы иссякло...

С тобой опасно связываться, — отметил Костя.

Детки-конфетки пусть и не связываются. То у него ручка, то у него ножка... Сыночек маменькин!

А я? Тоже маменькин? Ведь и я не сразу согласился...

Нет, ты не маменькин. Ты на меня похож.

Это чем же? — развеселился Костя.

Ты тоже любишь это место, хоть оказался здесь только вчера. И поэтому, — Анфиса шагнула к письменному столу, — ты просто обязан увезти отсюда что-нибудь на память.

Это был набор открыток с видами на запорошенную снегом церковь и на весенний разлив, каньон и Длинную балку; были здесь и фотографии животных — лисы, сурков, свернувшейся кольцами гадюки...

Ты и про такую бы сказал, что это раскормленный туристами червяк? — поинтересовалась Анфиса со смешком.

Семьдесят тысяч человек и муху до размеров слона раскормят, — произнес Костя. — Спасибо. Такие фотки у меня бы точно не получились, хоть расстарайся.

* * *

Костя и его родители стояли, опершись на металлические перила, и ждали электричку. Его взгляд то и дело взлетал вверх, к церкви, словно забор, которым ее обнесли, вот-вот должен был исчезнуть. Забор не исчезал, и Костя довольствовался самым верхом мелового столба, некогда увенчанным, если верить Данилевскому, крестом. Костя вспомнил Инну Владимировну. Интересно, рассказ Данилевского — это источник?

Анфисин папа сказал, что понадобится помощь волонтеров. Ну с реставрацией, — заговорил Костя. — Если бы Денис Валерьевич разрешил пожить у него хотя бы неделю... — Он не закончил и вопросительно посмотрел на отца.

Без проблем. Только в июле не получится: у него экспедиция в Подмосковье.

Значит, в августе... Пап, а это точно? В смысле, он в курсе, что я хочу приехать, и не против?

В курсе, в курсе. Не я же это придумал.

Почему же ты сразу не сказал? — обиделся Костя.

Я решил, что он пригласил тебя из вежливости. Если бы я знал, что ты всерьез собираешься здесь погостить, то, конечно, сообщил бы сразу, — объяснил отец.

Это наследственное, — произнесла мама, не отрываясь от изучения открыток, подаренных Анфисой. — Я имею в виду — тяга к этим местам.

Тебе тут не понравилось? — расстроился Костя.

Почему же, здесь мило... Но не более.

Костя сник.

Мама у нас по городам любит ездить. Ей Питер, Прагу подавай...

Да нет, все так, — вздохнул Костя. — Здесь мило. И только... Анфиса сказала, что я полюбил здесь все, но я не место полюбил — деревья, реки, эту церковь, — а себя в этом месте. Потому что я хочу собирать здесь белемнитов, смотреть на звезды... Хочу найти растение, которое здесь еще не находили...

В таком случае ни в какие волонтеры тебе записываться не нужно. Или это тоже способ развлечься? — полюбопытствовал папа.

Развлечься?! — вознегодовал Костя. — У всех горе, все будут трудиться, а я — развлекаться?

Отец улыбнулся:

Выходит, Анфиса была в чем-то права.

 

 

*Плакор — плоское или слабоволнистое пространство, водораздел равнинной реки. Для плакора характерно глубокое залегание грунтовых вод и растительность, наиболее полно отражающая зональные черты природы.

 

 

1* Белемниты, иноцерамы — виды окаменелостей, окаменевшие раковины древних моллюсков; конкреции — минеральные образования шаровидной или эллипсоидной формы, отличающиеся по составу от окружающей породы.