Вы здесь

Вантовый мост

Сергей ГОРБУНОВ
Сергей ГОРБУНОВ


ВАНТОВЫЙ МОСТ

Здание музея
Над зданьем городской управы,
Где краеведческий музей,
Парит времён былая слава —
И достаёт до наших дней.

Но в этой современной жизни
Так одиноко и смешно
Стоять в одеждах классицизма,
Смотря на мир, как на кино.

Сюда от суеты постылой,
От дел, что вовсе не дела,
Центростремительная сила
Меня таинственно вела.

Здесь в ритме строгого парада:
Колонны, лестница, балкон —
Взлетают по оси фасада
И создают один объём.

Кому дано иное зренье
И кто имеет тонкий слух,
Тот сквозь замёрзшее здесь время
Невидимый уловит Дух...

Убийство
…Как будто бы алою краской
Забрызгана кухня была.
Соседа убили на Пасху,
Жестоко — средь белого дня.
Кому помешал он, не знамо…
Был тихим, не пил, не курил…
Полгода не будет, как маму
В начале зимы схоронил.

Так было задумано, верно,
Уйти этой бедной душе.
…Пушистые зайчики вербы
В лесах зацветали уже.

Вантовый мост
Свистящая энергия моста,
Как буквица летящая проста,
Со струнами, возможно, мандолины.
А я люблю... Не важно, что люблю.
Быть может, облака и мандарины.


Доцент Игорь Николаевич Сосновкин     
Не верилось — человек,
         прикоснувшийся к Пирамидам
может стать алкофагом —
пожирателем алкоголя.
Но он нагружался, потому что знал:
ни за какие коврижки
не перейти тайны времени.
Пирамиды мешали ему
быть типичным
гражданином Тюмени.
Мозг не выдерживал
хронической встречи с космосом.
В кабинете археологии
душа коммуниста
общалась с душами фараонов.

Из поездки писателя Чехова
через Тюмень на о. Сахалин
...Кабы, кабы не ухабы
И не грязь, лет сто назад,
В тарантасе ехать — благо —
Не подскакивает зад.
Но поскольку от движенья,
От Ямской на Сахалин,
Ударяет об сиденье
Без смягчающих пружин,
И трясёт от самых пяток,
Сотрясая русский ум,
Значит в тряске свой порядок
И спасение от дум.

Ежли ум интеллигентский
Был идейно сотрясён —
На ухабинах тюменских
Как и надо встанет он.

…И хотя писатель Чехов
Был в дороге нелюдим,
Когда ехал он и ехал
Аж на самый Сахалин,
Всё ж на станции почтовой
Ямщика окликнул: «Э-э-э…
Украдут ли вещи, что ли
Коль оставить во дворе…»
А ямщик, как спичкой чиркнул,
И улыбкой осветил
На Большой, на Монастырской,
Мудрено заговорил:
«Колокольцы звонят звонко…
Далёко бежит верста…
От Тюмени аж до Томска
Не случалось воровства».

Врёшь, пожалуй,— думал Чехов
И пощипывал дневник:
«Честность русских человеков
Воровства не победит».
Но, подумавши маленько,
Он запишет в дневнике:
«Потеряй я даже деньги
Так они вернутся мне…».
Р.S.
Утверждал Суворин едко,
Не впадая в общий раж:
«Эта, знаете, поездка,
Извиняюсь, просто блажь».

…Хорошо из экипажу
На Сибирь в прищур глядеть,
И столкнувшись с тройкой, скажем,
Хорошо не помереть...
И от счастья и от боли,
Чуть дрожа, потом писать:
«Как я всё-таки доволен,
Что пришлось мне испытать»…

Про улицу Даудельную
Здравствуй, загородный сад.
Много-много лет назад
Там была оранжерея.
Ананасы там жирели,
Будто пили рыбий жир,
И бананы и инжир…

Но являлись сны и грёзы
В феврале, когда метель,
Где выращивались розы
Госпожою Даудель.
Кто она? Зачем старалась?..
Ну-ка, зеркальце скажи...
…Только улица осталась
В память этой госпожи…

* * *
Живичная смола,
Чешуйки семяпочек,
Межзвёздная сосновая пыльца
В питомнике у Дома Обороны…
И беличий полёт
По медленной дуге.
Скрип сосен. Одинокая желна.
По Млечному пути течёт страна
И близко никого — из всех знакомых.
И музыка внутри — сойти с ума.

* * *
Сто лет назад в кафе на Мельникайте
Я брал вина N граммов из Опор-то
И представлял себя почти Бодлером
На Плас-Зерро в каком-нибудь Париже.
Я брал салат: яйцо под майонезом,
И представлял себя совсем Бодлером,
Таким же гениальным и сердитым.
А мужики из «Горводоканала»
Отодвигали рядом люк колодца,
Стучали и задвижки проверяли,
Орали и курили папэритто,
И матерились, кажется, по-русски.
…И «ёпэрэсэтэ» в раствор мешали.
Ну, как тут не поддаться лёгкой грусти …
Чтоб улыбнуться лет через пятнадцать
О том, как попадают в люк колодца,
Из эмпирей — к началу реализма.
От индоевропейского сознанья —
К процессу трудового героизма.


Пчела
Каким путём сегодня и вчера
Летала полосатая пчела?
И знала наперёд, что опыляла,
И во вселенском танце примиряла
Рождение и смерть как два начала
Трепещущей материи цветка...

Ах, если бы иметь другое зренье,
Когда бы на цветок направив взор,
Я в ультрафиолетовом свеченье
Увидеть мог божественный узор…
Чтоб повинуясь замыслу творца
Соединить разрозненные звенья…
И видеть мир не зрением слепца —
Но космос ощутить пчелиным зреньем....

* * *
Зелёный чай
Пахнет зелёным чаем.
Неужели и впрямь
Он из бровей Бодхихармы?