Вы здесь

Женщина в платье «коктейль»

Рассказ
Файл: Иконка пакета 03_lobanova_jvpk.zip (39.62 КБ)

В этот день Вероника Захаровна изучила себя всесторонне.

В зеркалах примерочной попеременно отразились: корпулентная особа в полосатом сине-белом, похожая на ветераншу морского флота; пожилая дама в черном, с мятым лицомни дать ни взять с похорон; растрепанная тетка в красном, с неприличным декольтекарикатура в стиле вамп; наконец, молодящаяся толстуха с претензией, сиреневая юбочка над увесистыми коленями.

Однако в чем-то же надо было явиться на юбилей библиотеки! В которую целую четверть века водила учеников. Где одних только конкурсов чтецов проведено не счесть сколько! А книжных выставок? А викторин? Пора, пора и совесть иметь. Тем более уже пропустила и встречу с московским поэтом, и постановку к юбилею Чеховапостановку, между прочим, силами читателей, которых в наше время по пальцам пересчитать! Так что придется не просто отметиться, а выступить, найти сердечные слова, выразить благодарность от имени школы…

Дело осложнялось тем, что ожидалось телевидение.

Не то чтобы Веронике Захаровне было не в чем показаться на люди. Но классическая юбка с блузкой тут, пожалуй, не подходили. И к тому же по прогнозу ожидалось потепление. Да и муж как-то подозрительно задушевно предложил: «Уже купи себе что-нибудь приличное!» От этого «уже» она даже оробела и задумалась: не посоветоваться ли с дочками? Но не стала. Мало ли что молодежь насоветует…

Вообще, все эти мероприятия она терпеть не могла. За суету. Это же вырвать из жизни как минимум два часа: намучиться с феном, надышаться лаком для волос, нечаянно смазать непросохший лак на ногтях, перекрасить ногти, подщипать брови, вспотеть, еще раз принять душ, намочить концы волос, опять высушить феном, забрызгать лаком выбившиеся пряди, ровным слоем нанести тональник, и на шею тоже, потом тени на внешний угол век потемнее, на внутренний посветлее, а под бровями совсем белыес ума сойти! Хорошо хоть, с тушью она покончила, как ни стыдили дочки: хватит с нее этих вампирских подтеков. И с помадой не заморачиваласькрасилась на ощупь со снайперской точностью.

А вот купить новое платьеэто дело другое. Это любая женщинавсегда пожалуйста. Тем болеепостойте-ка!ну точно, впервые лет за пять!

Так рассуждала Вероника Захаровна по дороге в «Моду плюс».

Однако не прошло и получаса, как примерка уже казалась ей пыткой.

В этот раз вещи вздумали глумиться над ней! Поманив издали благородным пурпуром или небесной голубизной, сверкнув золотой пряжкой, умилив дорожкой крохотных пуговиц, вблизи они внезапно уменьшались и, соприкоснувшись с телом, коварно набрасывались со всех сторон, норовя удушить ее! А те, которые все-таки позволяли дышать, оседали на фигуре бесформенными тряпками.

Между тем женщины вокруг обнаруживали чудеса выносливости. Некоторые заходили в кабинки с целым ворохом одежд. И не по разу!

Ругались за тряпичной перегородкой:

— Сказала жепятьдесят второй! Нет, даже не буду примерять! Ищи два икс эль… Ну ты видишьне мой цвет! Забирай… Ну и вот, любимая невестка заявляет: мне на фитнес надо каждый день ходить, чтоб скорей в форму вернуться. Нет, ты поняла?! А я, значит, сиди с дитем! Мне, типа, ни на фитнес не надо, ни в парикмахерскую! Да, вот эта вроде ничего… А сынок, ясное дело, не слышит, в телефон уткнулся… Глянь-ка: на спине нормально? Складок нет? Подожди, синюю тоже оставь, я потом сравню. И ту, с распродажи. Которая с воротничком!

Вероника Захаровна не верила ушам. Это какое же терпение надо иметь! Фанатизм буквально. И главное, ради чегов таком-то возрасте?! Всерьез соперничать с дочками, что ли? С невестками? Обольщать мужа, как в юности, презрев тридцать минувших лет и двадцать прибывших килограммов? Обольщать не мужа?

И все это ровно тогда, когда только-только перестала вертеться как белка в колесе. Только ощутила, что не только тыжизни, но кое-что и жизньтебе. Дом. Профессия. Какой-никакой уклад. Кофе по утрам. Сериал по вечерам. Детектив перед сном. Тапки с помпонами, в конце концов.

— С ума сошла!ужасались за шторкой.В образе должна быть одна активная зона. А у тебя на кофте стразы, на руках браслеты, в джинсах дырки.

— Ой, кто бы говорил! Сама в прозрачной майке!язвили в ответ.

— Да какая она прозрачная?! Полупрозрачная максимум…

С другой стороны, ведь написал же Достоевский, что красота спасет мир, рассуждала за шторой Вероника Захаровна. И возможно, женщины это интуитивно чувствуют. Потому и стараются, и бегают по распродажам, и надрываются в фитнес-клубах.

Лично она, кстати, тоже не возражала бы спасти мир. Но, возможно, каким-нибудь другим способом. Изобрести, например, лекарство от всех болезней. Или договориться со всеми странами о ненападении. Жаль, что была она не врачом или хотя бы биологом, а всего лишь учителем литературы. Да и в плане переговоров не блистала. Ученики, конечно, слушали про одиночество Печорина и образ маленького человека, но без энтузиазма.

А поболтать она, что греха таить, любила. Иногда ощущала прямо-таки физическое желание. Только исполнялось оно нечасто: муж был смолоду неговорлив, девчонки общались все больше в соцсетях, а задушевная подруга Светка ушла из школы в бизнес, да еще и переехала в новый район. А по телефону что за разговор по душам?

Тут уж волей-неволей забеседуешь то с маникюршей, то с попутчицей в трамвае, то с аптекаршей, пока очередь не собралась.

Вот сейчас бы, между прочим, в самый раз посоветоваться с продавщицей насчет платья… Но девушка у кассы, сгорбившись, чиркала пальцем по экрану телефона с такой злостью, что боязно было и подступиться.

Хотя в общем ясно было, что преимущество на стороне сине-белого. Все-таки приятные ассоциации: море, море, пенный шелест волн прибрежных… нашей юности надежды… Единственное, что смущало: стоили ли эти надежды суммы, выделяемой раз в пять лет? Могли ли привести ее деформированное жизнью тело в резонанс с атмосферой торжества? Или же следовало продолжить поиски? Но от мелькания ярких пятен в голове уже туманилось, мысли неудержимо расплывались. Взгляд цеплялся то за несообразные с ее профессией джинсы, то за сарафан цвета поросячьего визга. В придачу куда-то подевалось чувство времени, и уже непонятно было, сколько минут, часов или иных временных отрезков провела она в этом пестром царстве. Хотелось пить…

Тут на глаза попался островок какого-то успокоительного оттенка. Ориентируясь на него, как на стрелку компаса, Вероника приблизилась и потрогала рукав платья. Материал был тонкий, но плотный, в мелких пупырышках, будто замерзший: по серому фонутисненые синие розы.

Она выудила вешалку из плотного ряда.

— Модель «коктейль»,подала голос девица у кассы.Длина классическая.И снисходительно бросила:Меряйте!

Модель «коктейль», однако, не порождала алкогольных ассоциаций. Было сразу видно, что это платье из другой жизникрасивой и одухотворенной. К его линиям незримо прилагался тонкий аромат духов, сумерки зрительного зала и просверк скрипки, точным движением прижимаемой к подбородку.

А ведь когда-то Вероника Захаровна вела почти такую жизнь. Да-да, посещала концерты, и слыла театралкой, и беседовала с настоящим режиссером, и записывала умные мысли в особую тетрадку! Вспомнишьи самой не верится… Теперь-то предел мечтанийпотрепаться со Светкой. За жизнь. Что старость на носу, вот уже и платье покупать не в радость, и в нормальную одежду не втиснуться… Светка, правда, наверняка обозвала бы ее дурындой и заставила бы примерить еще штук двадцать всяких моделей. И вусмерть загоняла бы продавщицу.

Она повертела в руках этот самый «коктейль». На спине низкий вырез оканчивался бантомвот еще сюрприз! В жизни не носила Вероника Захаровна бантов на спине. Муж, пожалуй, поднимет на смех.

Но зачем-то она снова побрела в сторону примерочнойв последний раз, пообещала сама себе. Хотела спросить насчет размера побольше, но девица уже снова погрузилась в телефон.

Разумеется, модель «коктейль» тут же стиснула ее со всех сторон, и что-то впилось в бокпластмассовый ярлык, что ли? Но это оказался язычок молнии. Кряхтя, Вероника Захаровна стянула платье, расстегнула взвизгнувшую дорожку и вновь нырнула в заросли синих роз.

На этот раз пошло полегче. Руки сразу скользнули в рукава, вырез вместе с бантом деликатно прильнул к коже. Молния взвизгнула уже не так пронзительно. Вероника перевела дыхание и посмотрела в зеркало.

Женщина напротив встретила взгляд недовольно. У нее оказались требовательные брови и вредная складка губ. Но эти губы и брови как-то странно сочетались с линиями лепестковбудто нарисованные одним художником. А ее фигура имела непривычно четкий, строгий контур. Некоторое время Вероника удивленно таращилась на эту недовольную… Наконец по платью наискось перелился матовый отблескнезнакомка переступила с ноги на ногу, как бы торопя: «Мы все еще здесь?» И тогда Вероника спохватилась, заспешила: закинула на плечо сумку, подхватила юбку и блузку и, отдернув штору, предстала перед телефонной девицей.

Та заморгала, словно спросонья. Потом вскочила, что-то бормоча про скидку, заметалась в поисках кулькауложить старые вещи, потом ножницотрезать ярлычок. Уже на улице Вероника обнаружила зажатую в кулаке сотню, сунула в кошелек и быстро зашагала к трамвайной остановке. Она все еще боялась передумать.

Дома муж поднял брови, потом опустил. Смотрел-смотрел, хмурился-хмурился… И наконец высказался одобрительно:

— Другая женщина!

А дочки просто завопили хором:

— Вау-у!

Что на их языке, несомненно, означало комплимент.

Ночью ни с того ни с сего приключилась бессонница. Но не привычная смутно-тревожная, изгоняемая сердечными каплями, а какая-то молодая: бестолковая и рождающая дурные мысли. Можно было, конечно, поискать снотворное, но лень было вставать. Так и лежала кулем, изумляясь собственным фантазиям.

Вдруг страстно захотелось куда-нибудь поехать… например, к морю! В прошлом году ездили, но как-то не по-настоящему, а наспех, сумбурно: уже начался учебный год, и вдруг ей не поставили уроков на субботупонятно, случайно, пока расписание не установилось. Но в пятницу на нее вдруг что-то нашло, и она закатила натуральный скандал с рыданиями и упреками мужу, что все лето толклись в жаре на даче и она ни дня не отдыхала, живя от моря в двух часах езды. Муж, не терпевший истерик и оскорбленный за любимую дачу, сначала окаменел лицом, потом плюнул и, наконец, гаркнул: «Ну так собирайся! Через десять минут выезжаем!»и она, сама уже испугавшисьно поздно!метнулась искать купальник и плавки. Девчонки переглянулись, покривились и остались дома, имея собственные планы на воскресенье.

И вдруг все сложилось как по заказу: свободная трасса до знакомого поселка, небо без единого облачка и шелковая гладь воды. В гостиничке в квартале от пляжа номера сдавались за полцены. Днем отдыхающие нежились в воде, насквозь прогретой солнцем, или в полузабытьи лежали под тентом. Это был сезон пенсионеров. Приезжали парами и компаниями, здоровые и на костылях, некоторые даже с собаками. Иногда спасатели в своей будке включали музыку, две докрасна обгоревшие старушки отплясывали на камнях, подпевая: «Моя бабушка курит трубку», чей-то маленький внук смотрел во все глаза, и муж жалел, что на телефоне не работает камера.

По вечерам обнаруживалась публика помоложе: зажигались огни в кафе на углу, девушки-официантки сновали по веранде, разнося шашлык, и за самым большим столом молодой хозяин с друзьями затихали, когда под щекочущие звуки красавица с черными как смоль волосами, в красных шальварах и лифчике с крохотными колокольчиками плывущей походкой огибала столики, творя свое колдовство струящимися руками в браслетах и ритмично подрагивающим нежным станом.

После кафе гуляли по пляжу. Сначала кромешная тьма открытого моря пугала, как черный обрыв; но постепенно из нее проступала полоса прибоя, дальние огни корабля на горизонте. Какая-то старушка сидела на складном стуле лицом к набегающим волнам, прислонив к коленям палку. Муж вспоминал забавное: как впервые, еще до свадьбы, поехали вместе к морю и у Вероники на шее расстегнулась ненадежная застежка купальника… «После такого я, как честный человек, должен был жениться!»«А если б не расстегнулась?»фыркала Вероника. «Да ладно! Сама ж нарочно расстегнула!»блестел он зубами в сумраке.

Поздно ночью, когда смолкла музыка и стихли последние разговоры и шаги за окном, Вероника осторожно, чтобы не разбудить мужа, отодвинула жалюзи. Комаров здесь не водилось, и свежий воздух, не стесненный никакими сетками, свободно входил в комнату. Узенькая улочка в упор смотрела на Веронику, словно безмолвно спрашивая: «Ну и что ты обо всем этом думаешь?»

Но она понятия не имела, что думать, например, о непроглядном мраке, чуть было не поглотившем водную стихию. О танцующей красавице в красном и о танцующих старушках на пляже. Или о том, как вдруг на мгновение вернулось забытое чувствовсе впереди! Не знала, что думать даже о домике с островерхой крышей, стоявшем через дорогу. Было похоже, что она нарисована ребенком: высоченная, несимметричная, лихо сдвинутая набок и увенчанная флюгером в виде льва. А позади замер поросший густым кустарником склон горы. Так бывает в поселках у моря: сразу за каким-нибудь домикомгора и темный лес. Но что за домик то был: кафе? магазинчик? И почему она не заметила его днем? Эта косая крыша и спутанная масса ветвей за нею почему-то волновали, как вопрос без ответа, мешая уснуть. Казалось невероятным, чтобы здесь обитали курортники, такие же, как они… и в угасающем воображении мелькали какие-то невиданные птицы… свирепые драконы… прекрасные принцессы…

А наутро все завертелось, замелькало: холодные камни пляжа, торопливая прощальная ласка воды, сборывыехать пораньше, пока нет пробок!набивание дорожной сумки: «Куда столько тряпок? Еще кофты какие-то!»«А вдруг бы похолодало!»яичница и чай в кафе, по-утреннему притихшем, и наконец-то знакомое урчание моторадо свиданья, море!и вот уже позади милая синяя полоска… «Ой, а дом? Забыла посмотреть!»«Что за дом?»«Ладно, проехали…» И детская обида: поманили и обманули, недосказали сказку…

И почему-то теперь, чуть не год спустя, странный вопросчто обо всем этом думать?вдруг снова надвинулся из темноты, как нерешенная задача по геометрии; требовалось правильно расположить в плоскости жизни все это: море, и дом с косой крышей, и танцующую красавицу, и одинокую старушку у кромки прибоя; а теперь еще и женщин в примерочных кабинках, и новое платье, и библиотеку… а кстати, юбилей! Поздравительная речь!

Тут уж пришлось, отогнав мечты, с кряхтением вылезать из-под одеяла, включать лампу, искать отчет по внеклассной работе и расписывать план выступления: обзор мероприятий, благодарности, пожелания… Но, как ни странно, она постепенно вошла во вкус. Даже ощутила что-то вроде вдохновения! Дежурная речь, называемая в народе «барабанной», вдруг обрела и ритм, и чуть ли не стиль. Структура каждого абзаца разворачивалась перед ней, как даль свободного романа перед Пушкиным. И слова складно и весело строились друг за другом, словно малыши на уроке физкультуры. И потертый, лохматый от времени блокнот-долгожитель принимал их в себя, приветливо шурша страницами… Правда, когда перечитала, показалось, что в самом конце чего-то недостает: сравнения, что ли? неизбитого эпитета? или, может, поговорки? Что-то еще смутно напрашивалось на пустующую половинку страницы в бледную клеточку… Но мозг уже явно забуксовали то сказать, в третьем-то часу ночи! Так что решила не придираться.

— Ты как, нормально? Вроде под глазами мешки,заметил наутро муж.

— А, ничего,отмахнулась она.Есть такая штучканамажешь, и вообще не видно! Тем более сегодня уроков нет. Специально поменялась, чтоб по-человечески подготовиться.

И она подготовилась! Старшая дочь руководила макияжем «смоуки айз». Младшая лично делала французский маникюр. Единственное, волосы Вероника уложила на свой вкусслегка начесала затылок и накрутила челку, как на первое сентября и выпускной вечер. А надев платье и вглядевшись в зеркало, окончательно успокоилась: эта женщина не могла подвести ее.

Весна уже вовсю делала свое коварное дело, отвлекая людей от работы и учебы. Но уж сегодня-то можно было расслабиться! Вероника Захаровна шла по улице, и принарядившиеся в ярко-зеленое деревья стояли строгим строем, будто почетный караул. И откуда ни возьмись то же ощущениевсе впереди!вдруг пронзило ее, словно мир послал ей тайный знак. Мечты одна другой фантастичнее: ее речь покажут по телевизору? напечатают в газете фотографию? вручат абонемент в театр?так и роились в воображении, пока перед ней не выросла знакомая серая железная дверь.

Странно: почему-то она не была ни торжественно распахнута, ни даже наполовину открыта, как в обычные дни. И, чтобы войти, пришлось потянуть на себя тяжелую створку и буквально протиснуться внутрь, в холл, где царилновая странность!полумрак, духота и полная тишина.

Некоторое время она оглядывалась и прислушиваласьне стучат ли где каблучки, не доносятся ли голоса. Но расслышала только неспешное шарканье уборщицы Люси. А тут и сама Люся с чашкой в руке показалась из коридора и удивилась, похоже, не меньше.

— Тю!даже отшатнулась она.Верник Захарна! А вы здесь что?

— Как что?!Вероника возмутилась.Мероприятие же! Юбилей!

— Тю!Люся поставила чашку на стойку гардероба и всплеснула руками.Так вам что, не сказали? Его ж в Дом строителя перенесли. Не позвонили вам? От люди!

Вероника Захаровна продолжала стоять столбом, никак не реагируя на сообщение. Не то чтобы она не поверила Люсе. Но уж очень дико было слышать приговор своим планам от тетки в растянутой футболке, с серыми волосами, без затей свисающими по обе стороны лица.

В самой глубине души еще теплилась надежда. Может, просто перепутала время?

— Да вы не расстраивайтесь,бубнила Люся.А вы знаете что? Вы щас сядьте на трамвайчик, на «двоечку», и опоздаете, может, минут на сорок всего. Сразу ж не начинают. Еще на концерт успеете.

Наконец Вероника Захаровна кивнула, выдавила в ответ что-то вроде «спасибо, конечно» и, повернувшись, налегла на дверь.

Оказалось, температура на улице подросла еще на пару градусов. Настал тот коварный день, когда робкая весна внезапно сменяется нещадным зноем. Когда женщины отчаянно перескакивают из сапог прямо в босоножки и с ужасом обнаруживают, что надеть нечего, потому что все летние кофточки в чемодане на антресолях и не затевать же поиски и глажку перед самым выходом.

И в кои-то веки в этот день она была одета по погоде…

Может, и впрямь метнуться на трамвай? Правда, до остановки квартала три. И ждать еще неизвестно сколько. Потом втиснуться в «двойку», трястись сорок минут среди потных тел, в духоте… и дотелепаться из последних сил, с бордовой физиономией: «Здрасьте, а можно еще выступить? У меня тут речь! И платье специально для телевидения!»

Не лучше ли спокойно вернуться домой? Устроить настоящий праздник книги: на диване, с любимым детективом…

Перед дочками, конечно, немного неудобно. Все-таки маникюр, макияж… И муж что-нибудь этакое выдаст…

Такси отпадает: вчерашней сдачи до Дома строителей точно не хватит. Да и в пробках простоишь дольше трамвая.

А если позвонить Светке? Набиться в гости в кои веки? Наконец-то поболтать вволю… отвести душу… обсудить, почему это мир, вместо того чтобы выстроиться в единую прекрасную картину, в последнюю минуту разваливается на куски?

Но по закону подлости телефон любезно известил, что «недостаточно средств на звонок».

Да что же это за день выдался? Сговорились все, что ли, против нее?!

Вот тебе и предчувствие, и интуиция, и передача по телевизору! Никакая мечта и не собиралась сбываться. Так что впереди по-прежнему тетрадки с загнутыми углами, кривые строчки «автор данного текста поднимает проблему…» и взгляды классиков со стен кабинета… Особенно укоризненно они смотрели после уроков, когда Вероника запирала кабинет и мчалась на репетиторство; задыхаясь, влетала домой, кричала девчонкам: «Пропылесосили уже? Через пять минут ученик!»и, похватав со стульев раскиданные халаты и ночнушки, делала приветливое лицо навстречу угрюмому восьмикласснику из соседнего дома.

А здесь, в другом мире, трава и листья будут наливаться зеленым соком, кусты невесты раскинут кружевные ленты, а конские каштаны увенчают ветви гроздьями белых цветов. И, дождавшись первых неподвижно-знойных дней, кто-то другой бросит в машину пляжную сумку и покатит в знакомый поселок…

— …Вы заходите или нет?кто-то бесцеремонно подтолкнул в спину.

Почему-то она очутилась у дверей незнакомого кафе. За плечом маячила старуха с кошелкой. Волей-неволей пришлось шагнуть внутрь.

Девушка за прилавком встрепенулась навстречу. На голове у нее была косынка в кофейных зернышках. И она улыбалась, словно ждала их всю жизнь. Такие улыбки всегда озадачивали Веронику. Где их только выдают?

— Здравствуйте! А у нас сегодня самая свежая выпечка! Что вам предложить?

В самом деле, почему бы не посидеть здесь? В приятном полумраке. Вот за этим уютным столиком между колонной и окном. Уж на пирожок-то у нее точно хватит!

— Мне… э-э-э… молочный коктейль!вдруг воскликнула Вероника во внезапном озарении.

А может, все в жизни гораздо проще? Платье «коктейль»чтобы пить коктейль. А свободный деньчтобы сидеть на стуле с высокой спинкой и, глядя в окно, ни о чем не думать.

— И еще сегодня бонусимбирное печенье каждому покупателю!

Да, да, вот именно! И вдыхать аромат имбирного печенья.

Она выложила свою сотню на белую с золотом тарелку. Приняла поднос с белопенным бокалом и смуглым печеньем на блюдечке. И, лавируя между столиками, поспешила занять уютное местечко.

Но день, как видно, выдался не просто неудачный, а провальный.

Она не просто споткнулась, а с размаху врезалась подносом в колонну. И не просто упала, а растянулась с грохотом и звоном.

В голове успело трусливо мелькнуть: может, как-нибудь обойдется?

Но уже кинулась к ней девушка из-за прилавка, причитая: «Ой, что же… как это?»а старуха молвила звучно и со смаком: «Мать честная!» И уже растекался пенистой лужей коктейль вокруг осколков бокала, и саднил локоть, и все вокруг было липко, противно и наполнено странным клочковатым туманом.

И великая ярость овладела ею.

Приступы ярости посещали Веронику нечасто, зато памятно. Именно в такие минуты она, бывало, с размаху грохала половником по стеклянной кухонной двери или железной рукой писала заявление об уходе.

Ярость требовала физического выхода.

Завизжать что есть мочи?

Хватить стулом о стол?

Мешал туман перед глазами. И девушка, которая все топталась рядом, норовя ухватить Веронику под мышки, помочь встать.

Старуха командовала:

— Полотенце намочи и на лоб! Она вроде головой ударилась. Голова болит?наклонилась она.

Вероника качнула головой и тут же почувствовала: болит. Желтое старухино лицо и бледное личико девушки плавали смутными пятнами. Ухватившись за стул, она кое-как приподнялась и плюхнулась на сиденье. В окружающей пелене замелькали искры.

— Ниче, отойдет,заключила старуха и отвернулась к прилавку.

— Вы посидите пока… Вот, влажные салфетки возьмите,шепнула продавщица.

Будто Вероника могла идти! В залитом коктейлем платье! С гудящей головой!

Она зажмурилась и прикрыла лицо ладонямипоказалось, что так будет легче. Перед глазами разливалась чернильная мгла. Вероника не любила темноту. И даже черный цвет не любила. Но уж лучше чернота, чем туман перед открытыми глазами. Опять почему-то вспомнилось открытое море ночью, целое море черноты. Что в нем высматривала та старуха на складном стуле? Чего ждала в одиночестве?

Смерти, вдруг словно сказал кто-то в голове Вероники.

Она беседовала с морем о смерти. Наверное, имела на то свои причины.

Возможно, готовилась к ней. Обдумывала детали. Прикидывалане стоит ли ускорить встречу?

Например, с помощью скал. Кстати, скалы с другой стороны бухты были что надо: и высокие, и крутые. Наверху по дороге сновали маршрутки. Ограждениепо колено. Только и требовалось, что, улучив момент, перешагнуть бетонную перекладину. Уж на это-то старуха еще была способна!

А вот чтобы войти в море и утонутьэто уж прямо сказки, наверняка рассуждала она. Небось тело само, хочешь не хочешь, начнет барахтаться, выплывать… Если только наложить камней в карманы? Где-то она читала про такой способ…

Никто не отвлекал ее от размышлений. Только редкие парочки брели мимо, хихикая и шурша гравием. Но постепенно и они исчезли. А она все сидела, хотя мысли двигались все медленнее, словно засыпая…

Как всегда, напоследок явилась любимая мечта о кончине во снесладкая, несбыточная греза… О кончине легкой, деликатной и изящной, как английская шутка: утром весь мир проснется еще здесь, а онауже там… Этакий прыжок. Как заключительное па в сольной партии балерины. Как…

— …Чайку! Я вам чайку принесла! Вы меня слышите?Девочка-продавщица смотрела испуганно.

— Да-да… спасибо! Сколько я должна?

— Ничего не надо! Просто я смотрю, у вас лицо такое… Не плохо вам?

— Да нет, нормально!заверила Вероника.Задумалась просто.

 

Однако какой-то звук мешал. Собака, что ли, возилась поблизости: то ли чавкала, то ли с кряхтением устраивалась на ночлег? Старуха оглянулась. Глаза, привыкшие к темноте, без труда различили покачивание надувного детского домика. Выходит, это не собака? Губы ее брезгливо искривилась. Она давно смирилась с тем, что близость моря низводит людей до уровня животных. Но досадно было недодумать любимую мысль. Она вздохнула и с усилием поднялась, опираясь на палку. Подхватила легкий, одним движением сложившийся стул и побрела прочь по камням.

Но шагов примерно через пять ее левая нога, вместо того чтобы сначала нащупать опору, а уж потом полновесно наступить на нее, вдруг будто наткнулась на невидимое препятствие и возвратилась, не довершив движения. Старуха обернулась, и брезгливое выражение ее лица сменилось озадаченным.

— Ревешь?подозрительно спросила она, адресуясь к надувному сооружению.

Из-за угла его наполовину высунулась растрепанная голова и потрясла не то утвердительно, не то отрицательно.

— Ревешь,заключила старуха. И, помолчав, приказала:Поди сюда.

Голова скрылась. Из домика неслышно выскользнула щуплая фигурка и, как призрак, двинулась к ней и остановилась в двух шагах.

— Девчонка,разглядела старуха.Ну и чего рыдаешь? Чего родителей пугаешь, домой не идешь?

Девчонка всхлипнула и буркнула хриплым баском:

— У меня мама… и сын… без меня ложатся. Я поздно… в кафе работаю.

— Ишь ты! Взрослая!подивилась старуха.А чего ревешь тогда?

Ответа пришлось ждать так долго, что она махнула рукой:

— Ладно, если секретя пошла! Ноги уже отваливаются.

Но девчонка скакнула следом:

— Давайте я стул понесу!

— Ну неси,разрешила старуха и продолжила допрос:Официанткой работаешь?

— Беллиданс танцую!с мрачной гордостью объявила девица.

— Ишь ты!опять удивилась старуха.А я вон там живу. Вон, хибара кривая.

— Знаю. Я вас видела. У вас шляпа с сиреневой розой.

— Глазастая! А хочешь, зайдем,предложила старуха.У меня мороженое есть.

Девчонка сверкнула белками глаз:

— Вы ж меня не знаете!

— Ну и познакомимся. Меня Маргарита зовут. Тетя Марго.

— А меня Лилия.

— Прямо цветочная клумба,оценила старуха.Так ты, наверно, цветочек нежный, капризный?

— У меня парень завтра уезжает…

Тут голос подвел Лилиюневнятно пискнул и оборвался.

— Курортный роман? Сам женатый? Жена из поморских крестьян?помогла Марго.

— Из каких… крестьян?

— Из поморских! Это в наше время так охмуряли,объяснила старуха.Холодная в постели, значит… Так что, женатый он? Городской?

— Нет, здешний… И холостой. Он молодой еще, учиться в город едет. А раньше говорилуедем вместе…

— Ну ясно, ребенка испугался,вставила Марго.

— Да нет, с мелким он хорошо, на рыбалку даже его брал,заступилась Лилия.Ему работа моя не нравится. Позоришь меня, говорит!

Голос у нее опять рванулся вверх, готовясь оборваться. Но она прокашлялась и продолжала воинственно:

— А чем я позорю? Мне даже гости деньги в лифчик не засовывают, я не допускаю! За пояс только… А он еще тряски делать не разрешает: разврат, говорит! А какой беллиданс без трясок? Говорю ему: давай вместе уедем, я студию открою, детей учить буду. А он: сама позоришься и детей позорить будешь… Вообще не понимает в искусстве!

— Трагедия,согласилась старуха.Ну ничего. Сейчас придем, я кофейку сварю…

 

Вероника открыла глаза. Туман уже рассеялся, и все вернулось на свои места: матовые шары светильников, плетеные салфетки на столах, девушка в косынке за стойкой.

— А где старушка?спросила Вероника.

— Ушла домой, наверно,пожала она плечиками.Вам как, получше?

— Мне отлично!уверила Вероника.У вас прямо… волшебное кафе! Можно еще немножко посидеть?

— Да сколько хотите!просияла девушка.

Вероника принялась лихорадочно рыться в сумке. Рухнувший было мир начинал выстраиваться! Просто это был другой мир. Старушка, танцовщица, дом с кривой крышейвсе в нем находило свое место. Лица, голоса, шутки, слезы, пейзажи и диалогивсе это было частью огромной картины. Требовалось только разглядеть ее до конца, до мелочей. Вот только удастся ли разглядеть в чернильной тьме, а потом еще запечатлеть все мельчайшие подробности? Когда-то это умели Теглядящие со стен кабинета литературы… Быть может, если у нее получится, они не будут смотреть с таким упреком?

Надо хотя бы попытаться… попробовать…

Наконец блокнот нашелся.

В нем было еще несколько свободных страниц.