Вы здесь

Осип Мандельштам и дружба народов

Я профессиональный пессимист. Никого не призываю следовать моему примеру, но мне пессимизм помогал жить в нашей стране. Пессимистические варианты будущего часто оправдывались, чем я в душе гордился, а если не оправдывались — так это же прекрасно! Жить становилось лучше и веселее! С пессимизмом связана и моя любовь к русской поэзии, которую в целом за три века трудно назвать оптимистической. Некоторые строчки, которые постоянно вспоминаются в разных жизненных ситуациях, как личных, так и общеземных, помогают жить дальше…

Говорят, что это свойственно всем людям, кому-то стихи, большинству — строчки из песен. С молодости «за рюмкой чая» всплывают в голове строки:

 

Пьяной горечью Фалерна

Чашу мне наполни, мальчик!

 

Фалернское, что пил Катулл, мне не удалось попробовать, но о минутах и часах, когда вспоминаются эти пушкинские строки, я не жалею. В вине и правда есть истина. Истина общения. Как пессимисту, мне не удалось найти смысл жизни, это печально, но здесь помогали вспоминающиеся в тяжелые минуты строки Баратынского:

 

Но я живу, и на земле мое

Кому-нибудь любезно бытие…

 

Люблю их цитировать современной молодежи. Известно, что в России нужно жить долго. Я помню смерть Сталина — пятиминутный гудок всех заводов и пароходов города Барнаула в момент похорон. Помню август 1991 года и октябрь 1993 года и все, что было до сегодняшних невеселых дней. Помогают все это пережить гениальные строки — спасибо Александру Ивановичу Плитченко:

 

Наш беспамятный век золотой,

Беспробудное время застоя…

 

И его же:

 

Снова бедой обернулась победа,

С муками к пропасти шли на звезду…

 

Впервые я их не прочел в книге, а слышал в исполнении автора. Много близких людей ушли из жизни рано, но Александра Ивановича жальче всех.

К чему я это пишу? Из немногих стихотворных строчек, сопровождающих меня всю жизнь, чаще всего помогают две:

 

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло…

 

Это из книги «Камень» юного Осипа Мандельштама, мой ответ на вопросы о смысле жизни. Не будет преувеличением сказать, что я вспоминаю их каждый день своей жизни.

 

 

…И вот в дружественной нам стране Абхазия, в ее столице Сухум, выпив кофе в знаменитом кафе «Брехаловка», я иду мимо знаменитой Колоннады на набережной Махаджиров и памятника Чику (героев книги «Детство Чика» знаменитого абхазца Фазиля Искандера). Очевидно, что здесь Фазиль Искандер — личность легендарная. А чуть дальше, на углу с улицей Пушкина, вижу памятник… Осипу Мандельштаму!

На небольшом, с квадратный метр, постаменте лежит камень («Камень» — первый и самый знаменитый сборник поэта, при жизни издан три раза, в 1913, 1916 и 1923 годах) яйцевидной формы, на камне высечен римскими цифрами циферблат и рядом прикреплена табличка с надписью:

 

Который час, его спросили здесь,

А он ответил любопытным: вечность!

 

И факсимиле подписи: Осип Мандельштам.

Это цитата из стихотворения, которое Гумилев считал лучшим в сборнике: «Нет, не луна, а светлый циферблат сияет мне…» Мне трудно описать чувство эйфории, восторга, охватившее меня… и одновременно недоумения: почему ничего подобного нет у нас, на родине поэта. Очень жалею, что не приложил усилий к знакомству со скульптором Архипом Лабахуа*, возможно, могли бы найти общие темы.

Осип Мандельштам провел апрель – май 1930 года в Сухуме, оформляя нужные для путешествия по Армении документы. Что типично для Осипа Эмильевича, он жил на правительственной даче одновременно с приехавшим туда в начале мая Николаем Ивановичем Ежовым, тогда замнаркома земледелия СССР, с которым поэт раскланивался на завтраках. После завтрака Ежов несколько раз довозил чету Мандельштамов (с мужем была Надежда Яковлевна) до города на своей персональной машине. Об этих днях сам Мандельштам написал очерк «Сухум», доступный для всех в четырехтомном собрании сочинений и для ленивых в Интернете.

Подробности о знакомстве с Ежовым отстраненным тоном описала в своих знаменитых мемуарах Надежда Мандельштам. Выглядит как сюжет для фильма ужасов, однако это слепок реальной жизни в СССР в 1930 году. Думаю, этих сжатых сведений достаточно для объяснения, почему этот памятник появился в Сухуме.

Нестандартность решения памятника восхищает, искренность чувств талантливого абхазского скульптора не вызывает сомнений. Вот кто бы мог создать в знак нашей дружбы памятник Фазилю Искандеру для установки хотя бы в Новосибирске на вечную тему «Кролики и удавы», такой, чтобы зрители, подобно мне, замирали перед неразрешимой тайной искусства со слезами на глазах.

 

*Архип Лабахуа — молодой абхазский скульптор, создатель ряда памятников городской скульптуры в Абхазии, в том числе памятника Мандельштаму.