Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Александр Покрышкин
Файл: 
10_uzhaninov_pokrishkin.zip (9.08 КБ)
10_uzhaninov_pokrishkin.zip (9.08 КБ)
«Что-то с памятью моей стало»,— заметил однажды Роберт Рождественский. Едва ли он рассчитывал на то, что его несколько рискованная строчка станет крылатой, и будет народ не только петь на эту тему, но и употреблять находку поэта-сибиряка в разговорной речи по разным поводам, преимущественно с ироническим оттенком. События общественной жизни последних полутора десятилетий, однако, придают словам из программной песни советской эстрады смысл пророческий.
Сравните два примечательных факта, имевших место быть почти одновременно в двух главных городах Сибири. В старинном Иркутске недавно воздвигли памятник адмиралу-кондотьеру Колчаку. Наверное кто-то из тамошних монархистов (или демократов?) сильно напряг воображение, чтобы оправдать в глазах иркутских обывателей такой, прямо скажем, скандальный выбор, но в сущности единственной привязкой данного культурного объекта к столице Восточной Сибири является событие 85-летней давности, поскольку где-то здесь, на берегу Ангары, 6 февраля 1920 года по приговору Революционного комитета был расстрелян поставленный Антантой «Верховный правитель России». Расстрелян как преступник, чьи кровавые «заслуги» перед рабочими и крестьянами Сибири зафиксированы в опубликованных в открытой печати протоколах Чрезвычайной Следственной комиссии («Допросы Колчака»), работавшей по свежим следам его недолгого правления. Существующая обширная литература, как документальная, так и художественная, избавляет нас от необходимости вступать в полемику с впавшими в историческое слабоумие «колчаковцами». Видимо, нынешним патриотам Иркутска позарез нужен был новый, из ряда вон, символ города. Григорий Шелихов? Декабристы? Старо. Шелиховскую Аляску задешево продали американцам еще Романовы, а декабристы как идейные борцы против рабства просто вышли из моды. И остался у современных гробокопателей один ничем не запятнанный Колчак. Тут его порешили, значит, он наш. Логика.
Вообще-то претендовать на приоритетную память о «правителе омском» мог бы старинный город на Иртыше. Как же, слыл колчаковской столицей! Но для омичей своим стал Федор Михайлович Достоевский. Здесь он отбывал каторгу по делу революционного кружка петрашевцев, Омск прославил разве что «Записками из мертвого дома», но это же Достоевский! Гений русской и мировой литературы. Вот и гордятся омичи.
Оставил Колчак по себе память и в Ново-Николаевске (ныне Новосибирск). Память страшную.
В 1969 году, когда не старый еще город на Оби широко отмечал важную дату в своей истории — 50-летие освобождения от колчаковщины,— журнал «Сибирские огни» опубликовал (под характерным заголовком «Город ждал избавления» воспоминания живой свидетельницы тех событий М.Ключниковой. В те же дни местные газеты воспроизвели фотографии, относящиеся к декабрю 1919 года, на которых ясно видны сложенные штабелями трупы расстрелянных отступающими колчаковцами пленных красноармейцев и рабочих Ново-Николаевска. Такое не забывается.
Так вот, вторым сибирским городом, открывшим этой весной памятник, стал Новосибирск, бывший Ново-Николаевск. И какой памятник!
Город огромный, столичный, хотя по историческим меркам молодой еще, без глубоких традиций, но знающий себе цену. Новосибирск сам родил своего героя, свою гордость и славу — Александра Покрышкина. Героя знают, помнят здесь живым, а его бронзовый бюст давно стал украшением Красного проспекта — достопримечательностью Новосибирска.
Наконец в самый канун праздника 60-летия Победы на главной площади Левобережья, его рабочей родины, торжественно открыли настоящий памятник великому летчику минувшей войны — в полный богатырский рост. Здесь Покрышкин на своем законном месте. Посередине России.
Нижеследующее письмо к нам пришло из г. Россошь Воронежской области.
Сравните два примечательных факта, имевших место быть почти одновременно в двух главных городах Сибири. В старинном Иркутске недавно воздвигли памятник адмиралу-кондотьеру Колчаку. Наверное кто-то из тамошних монархистов (или демократов?) сильно напряг воображение, чтобы оправдать в глазах иркутских обывателей такой, прямо скажем, скандальный выбор, но в сущности единственной привязкой данного культурного объекта к столице Восточной Сибири является событие 85-летней давности, поскольку где-то здесь, на берегу Ангары, 6 февраля 1920 года по приговору Революционного комитета был расстрелян поставленный Антантой «Верховный правитель России». Расстрелян как преступник, чьи кровавые «заслуги» перед рабочими и крестьянами Сибири зафиксированы в опубликованных в открытой печати протоколах Чрезвычайной Следственной комиссии («Допросы Колчака»), работавшей по свежим следам его недолгого правления. Существующая обширная литература, как документальная, так и художественная, избавляет нас от необходимости вступать в полемику с впавшими в историческое слабоумие «колчаковцами». Видимо, нынешним патриотам Иркутска позарез нужен был новый, из ряда вон, символ города. Григорий Шелихов? Декабристы? Старо. Шелиховскую Аляску задешево продали американцам еще Романовы, а декабристы как идейные борцы против рабства просто вышли из моды. И остался у современных гробокопателей один ничем не запятнанный Колчак. Тут его порешили, значит, он наш. Логика.
Вообще-то претендовать на приоритетную память о «правителе омском» мог бы старинный город на Иртыше. Как же, слыл колчаковской столицей! Но для омичей своим стал Федор Михайлович Достоевский. Здесь он отбывал каторгу по делу революционного кружка петрашевцев, Омск прославил разве что «Записками из мертвого дома», но это же Достоевский! Гений русской и мировой литературы. Вот и гордятся омичи.
Оставил Колчак по себе память и в Ново-Николаевске (ныне Новосибирск). Память страшную.
В 1969 году, когда не старый еще город на Оби широко отмечал важную дату в своей истории — 50-летие освобождения от колчаковщины,— журнал «Сибирские огни» опубликовал (под характерным заголовком «Город ждал избавления» воспоминания живой свидетельницы тех событий М.Ключниковой. В те же дни местные газеты воспроизвели фотографии, относящиеся к декабрю 1919 года, на которых ясно видны сложенные штабелями трупы расстрелянных отступающими колчаковцами пленных красноармейцев и рабочих Ново-Николаевска. Такое не забывается.
Так вот, вторым сибирским городом, открывшим этой весной памятник, стал Новосибирск, бывший Ново-Николаевск. И какой памятник!
Город огромный, столичный, хотя по историческим меркам молодой еще, без глубоких традиций, но знающий себе цену. Новосибирск сам родил своего героя, свою гордость и славу — Александра Покрышкина. Героя знают, помнят здесь живым, а его бронзовый бюст давно стал украшением Красного проспекта — достопримечательностью Новосибирска.
Наконец в самый канун праздника 60-летия Победы на главной площади Левобережья, его рабочей родины, торжественно открыли настоящий памятник великому летчику минувшей войны — в полный богатырский рост. Здесь Покрышкин на своем законном месте. Посередине России.
Нижеследующее письмо к нам пришло из г. Россошь Воронежской области.
Воистину былинной, наподобие Ильи Муромца, предстает перед потомками фигура Александра Ивановича Покрышкина. Мальчишка-сибиряк, учащийся ФЗО, затем непревзойденный ас, трижды Герой Советского Союза, маршал авиации, кандидат наук. «Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» — кричали немецкие радиостанции при одном появлении над полем боя Покрышкина, и фашистские летчики разбегались кто куда.
Покрышкин был не только асом. Он создал новую тактику истребительной авиации, разработал четыре основополагающих положения для вооруженного боя: «высота, скорость, маневр, огонь». О его тактике узнал сам рейхсмаршал Геринг. За Покрышкиным, умевшим сбивать в одном бою по 3-4 вражеских истребителя, немцы организовали настоящую охоту, но безуспешно... Восьмеркой против 70 фашистских самолетов, вчетвером против 50, втроем против 23, в одиночку против восьмерых вступал в бой Покрышкин и не знал поражений. При этом ни один ведомый его не погиб.
Вот как рассказал очевидец воздушного боя, который вел Александр Покрышкин, артиллерист П.Л. Воротников: «...как-то под вечер видим, возвращается пара наших истребителей с немецкой территории, а за ними увязались две пары «мессершмиттов». Наши заметили их. Ведущий вдруг резко свечкой уходит вверх, за облака. Немцы потеряли их из виду, начали искать, расстроив свои ряды. Неожиданно слышим пулеметную очередь — это выскочивший сверху, из облаков, наш истребитель поджигает немецкий «мессершмитт». При выходе из пикирования он поражает второго «мессера», тот, дымя, падает на землю. Оставшиеся немецкие самолеты разворачиваются и уходят на свою территорию. Наш ведущий догоняет одного из них и сбивает, затем, покачав крыльями над нашими окопами, уходит на свой аэродром. Всеми, кто наблюдал этот бой, овладел такой восторг, что солдаты повыскакивали из окопов, кричали, бросали вверх головные уборы. Это Покрышкин! Это Покрышкин! Многие узнавали его самолет по бортовому номеру. На земле творилось что-то невероятное. Потом все долго обсуждали этот стремительный бой великого мастера».
Богатырь-сибиряк, переносил немыслимые для большинства летчиков перегрузки. Он досконально изучил и в совершенстве овладел «аэрокоброй» — американским истребителем Р-39. Это была скоростная «своенравная» машина, из-за малейшей ошибки в пилотировании она срывалась в штопор. Сами американские летчики боялись «аэрокобры» и неохотно воевали на ней. Зато Покрышкину она нравилась за скорость, за маневренность, за мощное вооружение. В бою Покрышкин открывал огонь не по устаревшим инструкциям: «С 200 метров пусть стреляют слабаки», а бил с 50—100 метров по мотору и кабине, от чего разваливались на части «мессершмитты», превращались в огненный шар загруженные бомбами «юнкерсы». «Лучше уж убиться, чем терпеть позор!» — отвечал Александр Покрышкин на укоры командиров, осуждающих его за смертельный риск, за отчаянную удаль в схватках с немецкими асами. Все чистое высокое русское было соединено в этом витязе неба.
Талантливый летчик, бесстрашный воин, патриот своей Родины и своего народа, человек чести и порядочности он никогда не гнался за славой. Официальный счет сбитых им вражеских самолетов 59. Фактически более ста. Покрышкин щедро делился личными победами — сбитыми вражескими самолетами со своими подчиненными. Шла на фронте такая форма поддержки молодых летчиков...
В последнее время у нас опубликовано огромное количество статей и книг, где восхваляются подвиги летчиков люфтваффе, приводятся астрономические цифры сбитых ими советских самолетов. Только у нас возможно такое любование побежденным врагом и умаление подвигов своих героев. Чем труднее, чем хуже становилась для немцев обстановка на Восточном фронте, тем больше побед оказывалось у фашистских асов. Это похоже на «успех» пропаганды доктора Геббельса. Главным инструментом учета сбитым самолетам у немцев был ФКП (фотокинопулемет). Только попал русский самолет в перекрестие ФКП, как автоматически фиксировалась его гибель, летчику засчитывалась победа. А самолет мог быть и не сбит. Атака повторялась еще и еще, а ФКП увеличивало счет побед за один и тот же самолет. В живучести наших самолетов, особенно ИЛ-2, Ла-5, враги удостоверились вполне. Советским же летчикам командование засчитывало победу только после обнаружения вражеского самолета или его обломков на земле. Разница в подсчете огромная! Но оставим наших пацифистов... Вернемся к фактам.
Самая крупная и ожесточенная во всей Второй мировой войне авиационная битва произошла весной 1943 года в небе над Кубанью. Сокрушив немецкую авиационную группировку, включавшую до 38 процентов всех ВВС Германии на Восточном фронте и возглавлявшуюся элитарными эскадрами Геринга «Удет», «Мельдерс» и «Зеленое сердце», гвардия советских соколов завоевала господство в воздухе. Как сообщает вышедшая в Германии книга «История воздушной войны. 1910—1970», «советские летчики, воевавшие на Кубани, завоевали мировую известность. Во главе их стоял Александр Покрышкин». Отмечая награждение капитана Покрышкина медалью США «За особые заслуги» «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк геральд трибюн» вслед за выступлением президента Рузвельта констатировали: «лучший летчик-истребитель в нынешней войне — русский».
Александр Иванович не был баловнем судьбы. Все чего он достиг в жизни, давалось ему потом и кровью. Честный бескомпромиссный человек он прямо в лицо мог сказать любому военачальнику о его неправоте или неблаговидном поступке, не единожды заступался он за своих подчиненных, неправедно обвиняемых особистами и НКВД. Но если во время войны это ему прощалось, то в мирные дни сослужило плохую службу.
Но главное — зависть. Первый и единственный во время войны трижды Герой и народный любимец вызывал у некоторых военачальников раздражение. Его, одаренного, стратегически мыслящего, разработавшего еще в капитанском звании технику воздушного боя, всячески оттирали от Академии Генерального штаба. Его держали подальше от Москвы. Лишь в 1953 году ему присвоили генеральское звание, хотя он уже во время войны командовал дивизией. Все соединения, которыми командовал Покрышкин, становились лучшими в ПВО страны. Несмотря на это, его совсем отлучили от армии — назначили председателем ЦК ДОСААФ, вдогонку присвоив маршальское звание. Это было изгнание. Воистину: «Если другое зло имеет некий предел, то зависть предела не имеет…»
Но время все ставит на свои места. Поблекли и померкли фальшивые звезды. А звезды Александра Ивановича Покрышкина сияют над Россией и с каждым днем становятся ярче. Он воистину народный, национальный герой. До последнего часа он был патриотом своей Родины, защитником русского неба. Даже умирая, в бреду, он все метался и подавал команды своим летчикам-истребителям на атаку врага.
Леонид ЮЖАНИНОВ,
член Союза писателей России
