Вы здесь

Искушение лукавых

Виталий ЗЕЛЕНСКИЙ
Виталий ЗЕЛЕНСКИЙ


ИСКУШЕНИЕ ЛУКАВЫХ

Наука покорила человеку мир, больше — покорила историю не для того, чтобы он мог отдыхать.
А.И. Герцен
Дилетантизм в науке


Призрак бродит по России, призрак всеобщего согласия и братской любви вкруг безразмерной потребительской корзины. В отличие от призрака, замеченного в Европе полтора столетия назад, он, как зыбкое марево в знойный день посередь степи, никому ничем не угрожает, а только дразнится, подманывая то спасительной сенью кудрявой рощи, то прохладой вдруг возникшего на горизонте озера. Потому и не воюет с ним никто— ни правительство, ни олигархи, ни сам Его Святейшество патриарх. Наоборот…
Отчего же сей либеральный фантом, плод воображения кремлевских угодников, так навязчив в попытках заменить собой великую идею, рожденную в борениях сил добра и зла, питаемую энергетикой мощных умов Европы и России?
Не оттого ли, что новоявленные фарисеи плохо знают отечественную историю. Не желают знать. А в ней много поучительного даже для такого яркого просветителя и патриота власти, как министр внутренних дел г-н Грызлов…
Александр Иванович Герцен, как известно, с Марксом и «марксидами» (выражение Герцена. — В.З.) не дружил, к коммунистическому «Манифесту» не примкнул, у него в то время были свои иллюзии. В первой же прокламации, напечатанной в июле 1853 года в Вольной русской типографии в Лондоне, Герцен и Огарев обращаются с воззванием … к русскому дворянству. Помещикам, царским чиновникам надобно жить по совести, нехорошо, мол, выжимать последние соки из своих кормильцев подневольных крестьян. Остерегали неразумных господ от возможных последствий такой политики:
«Это будет одна из тех грозных исторических бед, которые предвидеть и избегнуть заблаговременно можно, но от которых спастись в минуту разгрома трудно или совсем нельзя. Вы читали историю пугачевского бунта, вы слыхали рассказы о старорусском восстании…
Если бы мы думали, что эта чаша неотвратима, мы не обратились бы к вам, наши слова были бы тогда праздны или походили бы на неуместную и злую насмешку.
Совсем напротив, мы уверены, что нет никакой роковой необходимости, чтоб каждый шаг вперед для народа был отмечен горами трупов. Крещение кровью — великое дело, но мы не разделяем свирепой веры, что всякое освобождение, всякий успех должен непременно пройти через него.
Неужели грозные уроки былого всегда будут немы?».
Что сталось с теми дворянами, которые не услышали свой народ и вовсе не желали слушать философов — провозвестников грядущей эпохи войн и революций, — хорошо известно.
Слабеющая Российская империя шла к своему краху через цепь военных поражений, крестьянских восстаний, через стачки и баррикадные бои на улицах городов, через отрицание изжившего себя общественного строя. Было много крови, были горы трупов. Такова оказалась действительная цена земли и воли, освобождения труда в России.
И все же никак невозможно умалить благородства передовых людей своего времени — русских революционных демократов в их стремлении добиваться лучшей доли для угнетенного народа прежде всего Словом, обращенным к разуму и чести образованного сословия.
Вот еще строчка из «Писем к старому товарищу» (1870):
«Проповедь нужна людям,— проповедь равно обращенная к работнику и хозяину, к земледельцу и мещанину. Апостолы нам нужны прежде авангардных офицеров, прежде саперов разрушенья,— апостолы, проповедующие не только своим, но и противникам».
Судя по тому, как развивались мировые события в минувшие 130 лет, апостольские проповеди, если они были, двойственной природы Homo sapiens не устранили. Увы, пронять собакевичей и плюшкиных отсылками к евангельским заповедям никому еще не удавалось.
В наши дни с апостолами и того хуже. Весь радио- и телеэфир заполонили авангардные офицеры одной специфической команды и саперы разрушения души народа в облике мастеров телеэкрана. Там что ни кадр с говорящей головой, то откровение отнюдь не божественного свойства, что ни ведущий программы, то лжепророк или карточный шулер в нешуточной игре ва-банк с доверчивой массой родных обывателей — они же завтрашние избиратели. «Хошь верь, хошь не верь ушам», как выразился один из героев поэта Сергея Есенина.
В этой кутерьме иные граждане, желая понять, что же происходит с ними и вокруг, создают собственные доморощенные теории и мифы.
Конечно, в наше время, в силу известных достижений демократии и свободы слова, «роскошь человеческого общения» большинству самодеятельных мыслителей доступна лишь в пределах кухни (за что боролись!), однако имеется возможность написать «куда следует» письмо. Этим «куда следует» иной раз признают редакцию толстого журнала…
Что ж, работа есть работа. И хотя существует множество других источников по интересующей нас теме, начнем все же с письма.
Озаглавлено: «Почему не оправдала себя попытка особачивания лис и раскрестьянивания крестьян». Метафора. И подпись: «Глава фермерского хозяйства «Элита», кандидат сельскохозяйственных наук»…
Словом сказать, ученый мужик, судя по написанному, мужик умный, а еще добавим — ушлый. Мы так его и будем называть на «У», чередуя эпитеты по ходу полемики. Дело в том, что мы не обещали напечатать письмо как статью, но в той или иной форме ответить нашему читателю хотелось бы. Итак


1. С ВИДОМ НА ПОМЕСТЬЕ

Справил шубу Вася
Из восьми собак…
А. Плитченко

«Половина русского земельного вопроса — в землемерах», — заметил как-то склонный к афоризмам П.А.Столыпин. Этот деятель вообще отличался громкими, решительными заявлениями на тему величия России, чем снискал себе славу великого реформатора, имя которого не сходит с уст всех противников социальной революции вот уже почти столетие. Сегодня ему прощают даже «столыпинский галстук» времен реакции, наступившей в России после поражения первой революции. Что значат несколько тысяч повешенных «бунтовщиков» в сравнении с грандиозным замыслом спасителя отечества царя и помещиков!
Выскажу одну догадку: все разговоры вокруг Столыпина оказались снова востребованными лишь для того, чтобы оправдать поражение господ в классовых боях начала прошлого века. Дескать, если бы Столыпину дали завершить его реформы, то большевикам в России было бы нечего делать. Погиб реформатор — и вот тебе, пожалуйста, революция, одна да другая.
Такие рассуждения мне очень напоминают мемуары битых немецких генералов: если бы не русский генерал Мороз, то Москву непременно взяли бы…
Крестьянский вопрос в России был столь велик и значим, что его не обошел в своем творчестве ни один большой поэт, не говоря уж о прозаиках и публицистах.
«За городом — поле. В полях — деревеньки. В деревнях — крестьяне. Бороды веники. Сидят папаши. Каждый хитр. Землю попашет, попишет стихи. Что ни хутор, от ранних утр работа люба. Сеют, пекут мне хлеба. Доят, пашут, ловят рыбицу. Республика наша строится, дыбится…».
Радовался Владимир Маяковский, «агитатор, горлан, главарь» и певец Октября всему, что поднимает сограждан над обыденностью, и сам заражал их этой радостью:
«Праздников много,— но отродясь ни в России, ни около не было, чтоб люди трубили, гордясь, что рожь уродила и свекла. Республика многим бельмо в глазу, и многим охота сломать ее. Нас штык от врагов защищает в грозу, а в мирный день — дипломатия. Но нет у нас довода более веского, чем амбар, ломящийся от хлебных груд. Нету дела почетней деревенского, почетнее, чем крестьянский труд».
Это вам не землемер с астролябией и деревянной саженью. Поэт понимал роль и значение мужика в жизни страны, его крестьянскую душу глубже.
И по всему настрою Октябрьской поэмы выходило, что «жизнь прекрасна и удивительна». Потому весьма желательно «лет до ста расти нам без старости»!
Верно говорят, что нельзя быть сполна счастливым отдельно от своей страны, от своего народа. А в те годы, когда творил поэт, страна, разоренная двумя войнами, возрождалась для новой, счастливой жизни… Рабочие поднимали из руин города, заводы, железные дороги, строили первые большие дома, школы, больницы, дворцы культуры и спортивные стадионы…Крестьяне, получив от Советской власти землю, вгрызались в нее с жадностью изголодавшихся по труду людей. Обильным потом пахарей пропахла эта земля, труден был хлеб, добываемый мускульной силой мужика вкупе с его лошадкой, но, говорили кругом, скоро конь придет железный, другие умные машины станут вытеснять ручной труд, заживем как люди.
И нам дано было увидеть, как год за годом сбывались мечты крестьянского сына Сергея Есенина, написавшего в те далекие годы:
«…Мне теперь по душе иное, и в чахоточном свете луны через каменное и стальное вижу мощь я родной стороны. Полевая Россия! Довольно волочиться с сохой по полям! Нищету твою видеть больно и берёзам и тополям. Я не знаю, что будет со мною, может, в новую жизнь не гожусь, но и все же хочу я стальною видеть бедную, нищую Русь…».
Многое сбылось. Удалось многое. Хотя и не всё, что могло быть достигнуто, не всё. Хорошо бы остановиться, оглядеться и подумать.Хорошенько подумать, а не то, чтобы полежать и отдохнуть. А как прилёг, так и вздремнуть захотелось…
Так оно и подкралось незаметно, пришло нежданное лихо, закружили, завыли погибельные ветры над полями российскими, и поплыли неведомо куда густые, но безблагодатные облака, похожие на те, что приносит пыльная буря…
Читаю все, что близко касается давно знакомой мне по жизни сибирской деревни. Разные источники, разные факты, разные выводы. Ахи чиновников ( у этих всегда успехи) и охи крестьян. Но ведь и охают по-разному: у кого что болит…
Что, к примеру, особенно волнует автора уже заявленного выше письма?
Предлагается такой сюжет. В некоем клубе «терьеристов» охочие люди натаскивают своих криволапых любимцев на рыжую лисицу. Такой у них спортивный интерес:
«Чтобы получить медаль, терьер должен проникнуть в нору искусственную (где все движения собаки видны) и грамотно за хвост вытащить сидящую там лису и принести ее хозяину. Естественно,— пишет далее Ученый,— чтобы получить как можно больше медалей, нужно иметь лису спокойную, покладистую, которая не очень будет сопротивляться, когда с ней поступят беспардонно (схватят за хвост и куда-то потащат)».
Тут и юморок присутствует у автора. Неплохо!
Но вот как-то охотникам за собачьими медалями не повезло: исполнителем жертвенной роли оказался крупный лис, зверь сильный и злобный. Он не давался на испуг, а отбивался от собак, кусался пребольно, так что скоро те утратили желание лезть в нору, а их хозяева поняли, что на этом обломе никаких медалей не заработаешь.
«Что делать? — повествует фермер. — Достали покладистого молодого лисёнка, но по правилам его ещё рано запускать в нору»…
Тогда-то клуб обратился к живущему по соседству Умному мужику, имеющему по слухам ученую степень, — с просьбой подержать «статистов» на своем подворье, а в качестве награды обещали подарить того самого лиса — злого и непокорного.
Далее идут любопытные наблюдения над обоими питомцами, а кончается история тем, что молодой лисёнок, достигнув, так сказать, призывного возраста, сделался вполне управляемым и был передан для дальнейшего прохождения службы тем собачатникам-терьеристам. А гордый лис умерщвлен, пушистая его шубка сгодилась на воротник супруге фермера.
Так Ученый мужик самолично удостоверил правильность выводов еще более ученых генетиков, подчеркнув при этом, что именно им принадлежит забавный термин «особачивание лис».
Такой прирученный тип,— продолжает свой рассказ Ученый,— быстро привыкает ходить за хозяином по пятам, вилять хвостом, то есть превращается в дворняжку, которая всех своих и чужих встречает ласково и приветливо. Но — вот вопрос! — зачем таких покладистых разводить? Не охранники недвижимости, не охотники на дичь. Да и шкура особаченных лис некондиционная, шерсть клочьями висит…
«Короче, можно добиться, чтобы лиса стала ручной, но это приведет к значительному ухудшению шерсти» — вывод, достойный афоризмов самого Столыпина.
Могут спросить, на кой нам ляд здесь собачатники, как и дела уважаемых ученых, способных ныне осуществить не то что демистикацию (одомашнивание) поголовно всех диких животных, но, кажется и воплотить мечту поэта, чтоб «розу белую с черной жабой… на земле повенчать»?
Но в том-то и прелесть метафоры, что за нею своеобразная философия, катехизис новорусской веры, исповедуемой некоторыми гражданами современной России, словно не подозревающими о том, как это можно жить без живодерства. Особенно так в деревне, где сама окружающая природа учит сильного и зубастого поедать зазевавшихся слабаков.
Чувствуется, кандидат наук поработал с творческим наследием предшественников на аграрном поприще, по крайней мере прочитал «Прибавление к Всеподданнейшему докладу о поездке в Сибирь и Поволжье» премьр-министра царского правительства П.А.Столыпина и министра земледелия и государственных имуществ А.В.Кривошеина в 1910 году (СПб, 1911 г.). Полезное издание — сам идеолог и проводник реформ едет к черту на кулички, чтобы лично убедиться в успехе новой политики на селе. Там он, конечно, находит подтверждения мудрости верховной власти и собственной дальновидности на каждом шагу…
Здесь-то всё понятно. Еще В.И.Ленин писал об удивительной способности царских министров подавать себя в своих отчетах так, что за ними остаются только заслуги перед Отечеством, а провалов словно и не было.
Да что там Столыпин — посмотрите хотя бы сегодня по телевидению и послушайте, о чем рапортуют на синклите у Верховного его министры-силовики и вальяжный красавец премьер. Это ж сплошная полоса удач! Экономика растет невиданными темпами, каких не знала советская власть (ну не бесстыдство ли это?), армия и флот проводят небывалые по масштабам (не выше полковых) учения с боевой стрельбой и пусками ракет, заграница на всех парах спешит к нам со своими инвестициями, ведется непримиримая борьба с международным терроризмом. Дума принимает с ходу судьбоносные законы, сам Верховный мотается по свету, выстраивая красивые мосты дружбы вдоль рек, народ с энтузиазмом пускает фейерверки по случаю разных Дней и годовщин, молодежь попивает пиво и развлекается «по полной программе», старики получают надбавки к пенсиям. Чиновники денно и нощно пекутся о благе народном, разрезают символические ленточки перед каждой сдачей чего-либо в эксплуатацию (подбросим свежую идею: в одной французской кинокомедии мэр города торжественно открывает новый общественный туалет, построенный рядом с католическим храмом, и сам же, под ликующие возгласы безбожной толпы, его и опробует — вот еще один способ повысить рейтинг!), другие чиновники собирают налоги, выдают похоронные и пособия на бедность. Милиция борется с коррупцией и принародно ловит за хвост самое себя…
И так по всем ведомствам. Полное благолепие в государстве российском уже сегодня, что-то будет после выборов!
Вернемся, однако, к царским министрам. Экономические выкладки отважных путешественников, в особенности же наблюдения знающих людей из числа специалистов и местных земледельцев — авторов «прибавлений», содержали немало дельных мыслей и предложений о том, как следует вести хозяйство в условиях Сибири.
Как бы то ни происходило в начале прошлого века, массовое переселение крестьян из европейской части России в Сибирь было делом, с державной точки зрения оправданным, ибо укрепляло надежность восточных границ, а с экономической — придавало больше уверенности стране на мировом рынке продовольствия.
Ценой же столыпинских реформ было огромное напряжение народных сил, сказавшееся на судьбах сотен тысяч переселенцев, либо вовсе не прижившихся на новых землях (более трехсот тысяч «обратных переселенцев» за 15 лет освоения — с 1896 по 1909 годы), либо сразу же попавших в кабалу к богатым старожилам, так и не став вольными хлебопашцами, как о том мечталось.
Так формировалась прослойка временных крестьян — «самоходов», которые годами скитались от одного селения до другого, всюду оставаясь «непричисленными» к сельскому обществу. То есть лишенные собственных наделов. Старожилы считали «самоходов» самым вредным элементом, поскольку не успевали поживиться на их счет.
Мои будущие родители, детьми попавшие из Центральной России на Алтай в 1908 году, и оказались вскоре в числе тех самых неприкаянных батраков, пока не перебрались в строящийся пристанционный поселок Алтайской железной дороги, где зажили рабочей семьей, сгоношив себе из подручных материалов избу-пятистенку.
Стопудовые урожаи в старое время на сибирских землях тоже миф. Сам же Столыпин приводит сравнительные показатели по европейской России и по Сибири, и выглядят они так: Россия — 50 пудов ржи, 40 пудов пшеницы, 47 пудов овса; Сибирь — 60 пудов ржи, 62 пуда пшеницы, 75 пудов овса. В метрической системе эти данные составят соответственно 8 — 6,4 — 7,5, а по Сибири 9,6 — 9,9 — 12 центнеров зерна с десятины (гектара). Сибирское преимущество не столь велико, чтобы связывать его напрямую с особым упорством характера и самостоятельностью сибирского крестьянина, как это делает Ученый. Сибирские урожаи были несколько выше по той простой причине, что распахивали тогда и засевали целик, а выпахав и истощив одно поле, забрасывали его, поднимали опять же новину. На старопахотные земли возвращались тогда, когда поле не просто отдохнет, а одичает: переложо-залежная система земледелия. Добавим, землю свою сибиряки не удобряли, из навоза делали кизяки, ими топили русскую печь. Все это взятое вместе с дармовой рабочей силой поденщиков удешевляло сибирский хлеб на 25-30 процентов против российского. Русским помещикам конкуренция сибиряков была «что в печенки нож», и они добились своего: на пути сибирского хлеба был поставлен заслон в виде так называемого «челябинского перелома» железнодорожных тарифов.
Правда и то, что Сибирь славилась своим отменным по качеству топленым маслом, вытесняя с европейского рынка признанных маслоделов датчан.
Из центральной России тем временем вывозили хлеб, который там отнюдь не был лишним. Фридрих Энгельс заметил, что российский хлебный экспорт основан на голоде крестьянского населения. В те же, примерно, годы русский помещик Александр Николаевич Энгельгардт, профессор Земледельческого института, член организации «Земля и Воля», высланный из Санкт-Петербурга за сочувствие бастующим студентам, начал публиковать в «Отечественных записках» у Салтыкова-Щедрина свои знаменитые письма «Из деревни». К нашему случаю более всего подойдет следующая страничка из письма девятого:
«Конечно, мужики хлеба не продавали. У мужика не только нет лишнего хлеба на продажу, но и для себя не хватит, а если у кого из богачей и есть излишек, так и он притулился, ждет, что будет дальше. Хлеб продавали паны, деньги получали паны, но много ли из этих денег разошлось внутри, потрачено на хозяйство, на дело. Мужик продаст хлеба, так он деньги тут же на хозяйство потратит.А пан продаст хлеб и деньги тут же за море переведет, потому что пан вино пьет заморское, любит бабу заморскую, носит шелки заморские и магарыч за долги платит за море. Хлеб ушел за море, а теперь кусать нечего. Хорошо, как своим хлебом, хоть и пушным, перебьемся, а как совсем его не хватит и придется его у немца в долг брать! Купить-то ведь не на что. А в Поволжье народ, слышно, с голоду пухнуть зачал…».
Кстати, а что это за хлеб такой — пушным называется?
«Пушной хлеб приготовляется из неотвеянной ржи, то есть смеси ржи с мякиной мелется прямо в муку, из которой обыкновенным образом приготовляется хлеб».
И еще о хлебном экспорте: «Американец продает избыток, а мы продаем необходимый насущный хлеб… У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку — соси»…
Бедняк на селе это сегодня стихийный бунтарь, завтра — революционер. И если Столыпину, как он провозгласил, нужна была Великая Россия, а не великие потрясения, то он должен был видеть главное противоречие российской жизни — противоречие между крупными, торгующими зерном землевладельцами и массой безземельных и маломощных крестьянских хозяйств, которым хлеба для собственного пропитания не всегда хватало до весны. Разрешить эту чреватую взврывом коллизию, не трогая помещиков, можно было только за счет тех же крестьян, посадив им на шею новых угнетателей «из своих», то есть кулаков.У этих хватка будет покрепче. Вот так. И не надо нам баек про величие замыслов реформаторов, когда в результате их осуществления богатые становятся богаче, а бедные — еще беднее.
Да, идеальным полем для социальных опытов Столыпину представлялась Сибирь. Но его мечте о новой опоре монархической власти в России не суждено было осуществиться. Кулацкая реформа должна была закончиться (и закончилась) крахом, как обречены на неудачу все подобные затеи, рассчитанные на то, чтобы облагодетельствовать общество помимо его воли.
Столыпин был убит в 1911 году в Киеве агентом охранки, дело его не нашло достойных продолжателей, а главное — не любили в России кулацкое сословие, ни дворяне, ни крестьяне, ни мещане — не любили и все тут. Реформа зашла в тупик, а начавшаяся мировая война погребла ее под оглушительную музыку пушек и пулеметов. Потом революция Февральская, потом Октябрьская…
Только автор письма наш Ученый Петра Аркадьевича, оказывается, не забыл. Он так и записывает в своей программе переустройства села: 1.Возродить кулачество как класс…
Памятливый Ученый считает, что мужика доселе только грабили, не давали ему жить, как он сам себе хочет. Предлагаемая мера — то ли компенсация крестьянству, то ли реванш ликвидированного как класс кулачества за историческое поражение в ходе советской коллевтивизации сельского хозяйства в начале 30-х годов прошлого столетия. Скорее второе, чем первое, поскольку при сегодняшней российской власти никому награбленное не возвращают…
Исследовать этот вопрос было бы весьма интересно, однако вот что странно: свой счет несправедливых актов по отношению к русскому крестьянству автор начинает не с времен феодализма, не с Юрьева дня, не с манифеста Александра Второго, освободившего крестьян без земли, а только с Октябрьской революции (которая, напомним, дала крестьянам землю без всякого выкупа, ликвидировав помещичьи латифундии), с продразверстки, различных поборов в Гражданскую, с мятежей и восстаний недовольных крестьян на Тамбовщине и в Сибири.
«И тогда,— осенило Ученого,— чтобы корабль вообще не перевернуло, был придуман нэп (новая экономическая политика). Замена продразверстки продналогом и другие послабления частнику быстро принесли результаты». Автор не стал утомлять читателя доказательствами того, насколько и как быстро может сам крестьяин, работающий на земле в одиночку, приумножить свое хозяйство. Знамо дело…
«Но большевики во главе с Лениным не думали сдаваться. Уже через год после начала нэпа Ленин заявил: «отступление закончено». Идет перегруппировка сил, подготовка нового наступления на крестьянство».
Цитата весьма вольная. Перегруппировка сил понадобилась большевикам не для наступления на крестьянство. Это частный капитал дерзнул помериться силами с новой властью в сфере экономики. И большевики приняли этот вызов. Ленин сказал: учитесь торговать! Частника начали теснить дешевыми и лучшими по качеству товарами возрождаемого промышленного производства.
Тем временем деревня, преодолевая разруху, пахала-сеяла, выбивалась из крайней бедности в середняки и все руками, горбом своим да на лошадках, на волах. Пусть кто-нибудь испробует на себе.
Ученый пытается нарисовать нам какую-то свою картину жизни, которой он сам не жил, а все представления о ней почерпнул из литературных источников. Нет, не из «Тихого Дона», не из «Поднятой целины», не из панферовских «Брусков» даже, а черт знает из какой либеральной мути последних лет, замешенной на злобном вранье контрреволюционной белоэмиграции «первой волны». Тут у него и молодые бездельники-партийцы с наганами и портфелями. Достается и безвинно убиенному крестьянскому отроку Павлику Морозову, о котором Ученый если что и узнал нового, то только от самых оголтелых антисоветчиков. Для этих налитых ненавистью мещан нет героев. А стоило бы почитать другие свидетельства, они опубликованы и не раз…
Так вот о коллективизации. Видите ли «Сталин начал индустриализацию страны, и ему нужен был хлеб»…
Так хлеб был нужен Сталину? Или все-таки окруженной недругами стране, вставшей на путь независимого развития? Современная промышленность нужна была лично Сталину? Или поднимающейся во весь рост России? Сталин ответил (цитирую по памяти — проверьте): Мы отстали от передовых стран на 50 — 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.
И ведь сделали! Именно за десять лет, с 1929 по 1939 год, Россия сумела вырваться из вековой отсталости, создала-таки мощную индустриальную базу, которая позволила начать перевооружение Красной Армии как раз накануне великой войны против сильнейшего врага, захватившего перед тем почти всю Европу.
Так исторически сложилось, что России никто никогда не помогал в преодолении ее слабости и военных неудач, которые начались с середины XIX века, с Крымской войны. Россия была страна крестьянская, и только многомиллионное крестьянское население являлось источником наполнения государственной казны. Не могло быть иначе и в первые десятилетия Советской власти. Разница — в целях накопления и в конечном результате.
Что стало бы с воюющей насмерть страной, если бы деревня, где остались старики, женщины и подростки, не имела минимального количества тракторов, комбайнов, сложных молотилок, другой сельскохозяйственной техники. На чем бы стали пахать, сеять, убирать урожай те же сибиряки. Чем кормить тогда фронт, население городов, рабочих эвакуированных на Восток военных предприятий, детей и солдаток, раненых бойцов и инвалидов?
Но полевая Россия уже забыла про соху, «через каменное и стальное» устремилась к своему могуществу, и это осознанное народом движение обеспечивала та самая политика ускоренной индустриализации. И это было только начало.
Напоминать ли о послевоенном восстановлении народного хозяйства, об освоении целинных и залежных земель, о том, как медленно, но неуклонно повышался уровень жизни крестьян, как деревня отстраивалась, как сельский труд постепенно превращался в разновидность труда индустриального?
Да это же политграмота, скажет скептик. Ну так и что? Говорят же философы, давно говорят, что народ наш политически безграмотный, оттого так легко провести его на демократической мякине. Может, ликбез организовать заново? Только много уроков уже пропущено, не наверстать, пожалуй…
Есть еще такое присловье: не учи, мол, ученого, мы сами с усами и всё такое.
Для примера тут как раз и подошел бы наш Умный, что горазд учить других. Вот взял да сочинил наглядное пособие к своим историческим изысканиям, не удержавшись и в этот раз от метафоры: «Сита, которые прошло крестьянство (1914 — 1994 гг.)».
В этом мартирологе собрано, кажется, всё, чтобы доказать некую преднамеренность большевистских вождей в том, что крестьянское сословие бывшей царской империи, составлявшее, как известно, 4/5 всего населения, сократилось ныне до 1/5, а города знай себе растут да прирастают теми же бывшими деревенскими жителями. 100 миллионов душ из деревни в город переселились за жизнь всего двух поколений — это очень заметно, согласитесь. И никто в городской той нови не потерялся. Из бывших крестьян вышли не только рабочие, но и специалисты всех отраслей народного хозяйства, инженеры, ученые, артисты, писатели (причем лучшие представители этой профессии), летчики и моряки, космонавты и академики, генералы и маршалы…
Возможно, убыль деревенского населения была бы меньшей, если бы в городе занялись полной ликвидацией ручного труда на производстве и если бы главные силы строительных предприятий вовремя перебросили на село. Там еще столько неблагоустроенного жилья…
Не стану оправдывать ни одну из приведенных Ученым причин, мог бы выложить кучу других, но я не имею никакой возможности переложить на язык статьи всю огромную литературу, которая посвящена этому глобальному перевороту. Могу лишь помочь краткой библиографической справкой.
Полагая, что большинство читающих граждан так или иначе приобщено к миру художественной прозы и поэзии, хотя бы что-то «проходили» в школе, напомню о существовании литературы документальной, об уникальном явлении советского деревенского очерка, вобравшего в себя и отразившего в лучших своих образцах всю правду крестьянской жизни того большого времени.
Знаменитые «Районные будни» Валентина Овечкина, напечатанные в журнале «Новый мир» еще при жизни Сталина, в 1952 году, привлекли внимание всего общества к трудностям послевоенной деревни. Сам сельский работник и постоянный житель курской глубинки, талантливый писатель и честный коммунист Овечкин первым во всеуслышание заговорил о негодном, бюрократическом стиле руководства сельскими делами, названном, по имени героя очерков, «борзовщиной».
Из тех овечкинских «будней», считают литературоведы, произросла целая плеяда писателей — «деревенщиков», определивших художественную силу и нравственные ориентиры русской литературы на несколько десятилетий.
Но мы здесь — о литературе документальной, наиболее насыщенной социальным содержанием, открыто тенденциозной, поскольку главный герой очерка всегда сам автор, а у него свое видение фактов жизни, свои эмоции…
Возьмите хотя бы по одной книге из творческого наследия известных авторов овечкинской школы. Это «Весна 1954-го» Сергея Залыгина, «Деревенский дневник» Ефима Дороша, «Председательский корпус» Георгия Радова, «Хозяева» Леонида Иванова, «Допуск на инициативу» Ивана Васильева, «Головырино, Головырино» Петра Ребрина, а также ныне благополучно здравствующих Юрия Черниченко («Умение вести дом»), Анатолия Стреляного («Архангельский мужик»)…
На том библиографию пока прикроем, заметив, что наше время (начиная с конца 80-х, особенно так в 90-е годы) выявило серьезные расхождения в позициях публицистов, много лет дотоле выступавших словно бы заодно против шаблонов, волюнтаристских решений в аграрной политике, когда игнорировались достижения науки и векового народного опыта, против различных загибов и перегибов по крестьянскому вопросу, которых было немало на счету больших и малых чиновников от номенклатуры.
А тут вдруг разошлись и, похоже, навсегда. Сравните. Одна партия защитников крестьянской правды рассуждает, примерно, так:
— Все недостатки и безобразия, о которых мы говорим и пишем столько лет, не присущи социализму как таковому, но свидетельствуют о нарушении его принципов, в чем повинны тупые чиновники и бюрократы всех степеней. С этим нельзя мириться. С этим нужно бороться всеми силами, писательским словом в том числе, чтобы никто не смел мешать сельским труженикам делать свое дело, им обязано всячески помогать наше советское государство!
Это позиция борьбы за подлинный социализм против его бюрократических извращений.
Другие же, до поры согласные с общим партийным направлением критики, словно по команде «Кругом марш!» повернулись разом — к деревне задом, а к новым хозяевам Кремля — «чего изволите». А хозяин изволил «закрыть» социализм. И пошло-поехало: покончить с «засильем» колхозного левиафана, свободу фермерству! Долой плановую экономику! И т.д. и т.п.
Это — позиция сдачи российской деревни на съедение хищникам капитализма, разорение устойчиво работающего сельского хозяйства страны.
Принадлежа по жизни к первой партии пишущих, испытываю острую боль за то, что наделали реформаторы с русской, сибирской деревней и не боюсь признаться в крайней антипатии к предателям интересов крестьян.
Но вот Ученый пишет так, будто только сейчас и только ему открылись все недочеты и промахи колхозно-совхозного строя. И он обязан немедленно рассказать о советском прошлом деревни больше, чем знает сам, расцвечивая письмо ужасными подробностями той жизни. Ведь все сообщаемые им факты и цифры принадлежат перу современных радиотелекликуш, у которых одна сверхзадача — как можно глубже закопать настоящую правду о нашем недавнем прошлом. Забить головы читателей и слушателей злобной антисоветчиной, политой сверху таким либеральным дерьмом, чтобы никому не захотелось вести раскопки.
Сколько сарказма в одной этой метафоре:
«…Если обезьяну, которая выросла в клетке, вдруг выпустить на волю, то она будет так же, как и ее дикие собратья лазить на деревья, но строить для себя гнезда она уже не способна. Точно так же курица, выращенная в инкубаторе, теряет инстинкт материнства. Она не будет больше высиживать яйца и ухаживать за цыплятами…».
Вот интересно: а как ведут себя на воле инкубаторские петушки. Неужели? Ай-ай-ай…Шутка.
Но выводы Ученого очень даже серьезны. Он считает, что с помощью выдуманного им «целого набора сит», через которые было пропущено крестьянство, удалось вывести породу людей послушных, лояльных Советской власти. «Вот такой путь прошло наше село за последние 80 лет». Результат плачевен. Ученый считает, что:
«1. Крестьянин стал действительно другим. Он, как правило, не хочет строить хутора и заниматься животноводством в промышленных объемах. На вопрос «Почему?» он обычно отвечает вопросом «А зачем?». Себя и свою семью я, конечно, прокормлю, а кормить еще кого-то в городе не буду из принципиальных соображений за тот сервис, который нам сейчас дают». Вот так если не говорят, то думают сейчас большинство…
2. Чиновники у нас набрали страшную силу. Они сейчас выше, чем Дума, правительство и президент вместе взятые…
3. Катастрофически продолжает падать сельность (количество населенных пунктов на квадратном километре)…Если темпы умирания сел сохранятся на прежнем уровне, то к концу ХХI века мы будем вести сельское хозяйство из районных центров…
4. Сейчас коллективные и частные формы собственности пришли в свое противоречие, доходящее до противостояния. Разве может даже чисто физически полноценно работать крестьянин и в акционерном обществе и на личном подворье. Воровство стало нормой в этих условиях…
Отмеченные Ученым явления имеют место в нашей жизни, хотя перечень их никак нельзя назвать исчерпывающим. Но кому мы, собственно, предъявляем свои претензии. Давайте разбираться по порядку.
Во-первых, мы уже договорились, что не следует рассматривать весь 80-летний путь крестьянства как советский. С 1 января 1992 года в России началась капитализация всей экономики страны. А установка на разрушение социализма взята и того раньше, когда еще генсек Горбачев бодро объявил: идем к рынку! Так-то будет точнее.
Почему крестьянин не едет на хутор и не занимается там животноводством в промышленных объемах. А когда и кто в России развивал эту отрасль хозяйства по-крупному и с выгодой для себя? На это прямо отвечает тот же Энгельгардт: «И посмотрите, где у нас сохраняется хороший скот — в монастырях, только в монастырях, где ведется общинное хозяйство». Он доводит свою мысль до логического конца: «Говорят, что человек гораздо лучше работает, когда хозяйство составляет его собственность и переходит к его детям. Я думаю, что это не совсем верно. Человеку желательно, чтобы его дело — ну, хоть вывод скота — не пропало и продолжалось. Где же прочнее, как не в общине? В общине выведенный скот останется и найдется продолжатель. А из детей, может, и ни одного скотовода не выйдет».
Сам Александр Николаевич устроил свое хозяйство прекрасно и результатов достиг блестящих. Его родовое имение в деревне Батищево, что на Смоленщине, пользовалось европейской известностью. И что же? «Я вижу, что стоит мне не то, что бросить хозяйство, а только заболеть, и все пойдет прахом — никто не будет знать, что делать, где что сеять…».
Так оно и случилось после смерти А.Н.Энгельгардта в 1893 году…
Он мечтал видеть в России интеллигентную деревню, работающую на артельном начале. Он утверждал в своих письмах, что поместное хозяйство — и дворянское, и купеческое, и мещанское, всякое поместное хозяйство — не имеет будущности. Общедеревенское хозяйство в настоящем его виде тоже ничего хорошего не представляет, «и в дальнейшем своем развитии жизнь деревни не придет ли к царству кулаков?».
Этот культурный землевладелец называл кулаков не иначе как маклаки и «кровопивицы».
Надеюсь, Умный мужик заинтересуется трудами такого авторитетного хозяина. Его читали основоположники марксизма и все просвещенные люди как в России, так и в Европе. И как видим, мысли его все еще актуальны.
Надеюсь также, будет проще ответить теперь на вопрос о промышленном животноводстве: его вели колхозы, совхозы, различные откормочные пункты, вели достаточно успешно и это было при Советской власти. Крестьян, не желающих кормить город тогда не наблюдалось, перепроизводства зерна тоже не было (его излишки шли на корм скоту) и никакому «вождю» не приходило в голову продавать зерно заграницу, когда не хватает кормов для собственного животноводства, ввозить в Россию готовую продукцию зарубежных богатых фермеров. Поинтересуйтесь, кто смел: откуда получает мясные туши для переработки Новосибирский мясокомбинат. Оттуда — из Германии, из Голландии… Но развитым молочно-мясным скотоводством всегда отличалась именно Новосибирская область с обширными просторами Барабы и Кулунды в составе. Откройте учебник географии для средней школы…
В письмах Энгельгардта нашел свое отражение и пресловутый хуторской вопрос. Если совсем коротко, то вот его мнение: «У нас жить можно только деревнями»…
Был у меня большой старший друг писатель Леонид Иванов. Как-то в конце 1990 года я позвонил ему в Омск и попросил статью для первого номера газеты «Литературная Сибирь», которую задумала тогда издавать Сибирская писательская ассоциация (СПАС). Леонид Иванович, авторитетнейший в деревенских делах специалист, только что закончивший книгу о знаменитом полеводе из Шадринского района Курганской области Терентии Семеновиче Мальцеве, откликнулся быстрее, чем я ожидал. Видно, успел уже многое передумать, имел заготовки.
«Осторожно: туман!» — так назывался его очерк, как всегда, обстоятельный и доказательный. Цифрами статистики Иванов владел в совершенстве. Туман же на читателей и слушателей, по его мнению, наводили больше других Черниченко, Стреляный, Иващенко, до тех пор считавшиеся знатоками сельских проблем. Они первыми ринулись в бой против колхозов и совхозов, ратуя за передачу всей земли в руки новых частников, так называемых фермеров. «Фермер накормит страну», это звучало как заклинание. Как будто страна, производившая по 220 миллионов тонн зерна в год, получавшая по 370-380 литров молока на душу населения (больше всех в мире), по 73 килограмма мяса (против 120 в Америке) и быстрыми темпами строившая высокомеханизированные животноводческие комплексы и тысячи новых птицефабрик, — на самом деле голодала.
Ссылались на известный подъем деревни в годы нэпа. А Леонид Иванов как раз в то время, подростком, работал с отцом в его хуторском хозяйстве…Рассказ о том, как они там на хуторе (в Тверской области) боролись с кустарником, корчевали пни, разделывали конным плужком неподатливую залежь и как в конце концов вернулись к людям в родное село, поучителен сам по себе, но еще ценнее наблюдения и выводы Терентия Мальцева, которыми он поделился с автором книги.
В селе Мальцево, как рассказывал Терентий Семенович, до революции было более трехсот дворов, жили тут в основном староверы, то есть люди трудолюбивые, непьющие. Они любили работу на земле, она тут была единственной кормилицей, побочные заработки имели немногие. И тем не менее отец Терентия говорил ему: «От работы на земле не будешь богат, а только горбат».
Были в Мальцево и богатые мужики, их насчитывалось 5-7 человек, но разбогатели они не от земли, а от торговли хлебом: осенью скупали у местных крестьян зерно, хранили его в своих просторных амбарах, а ближе к весне и летом продавали по двойной-тройной цене, в том числе и своим соседям. Все они возвели себе кирпичные хоромы, им нэп был по душе…
Впрочем, и сам Леонид Иванов кое-что понимал в той жизни:
«На моей родине в годы нэпа быстро начали богатеть именно торгаши. Очень скоро они начали демонстрировать в открытую свое могущество: строили высокие дома, обзаводились выездами, кучерами, расширяли набор товаров в своих лавках. Очень заметно стало расслоение общества…Среди взрослых услышал я разговоры и, так сказать, политического характера: торгаши стали прибирать к своим рукам местную власть, скупают ее представителей, часто не очень стойких к выпивке и к подаркам».
Оглянитесь вокруг, не наблюдается ли что-то подобное и в наши дни? А если это так, то к чему все воздыхания о временах нэпа. Деревня пережила с той поры целую эпоху. Уже и крестьян в исконном понимании этого сословия нет в природе многие десятилетия, а есть механизаторы широкого профиля, мастера машинного доения коров, агрономы, зоотехники, механики, рабочие по ремонту тракторов, комбайнов, прицепной сельхозтехники, наладчики оборудования животноводческих ферм и механизированных токов… И вся инфраструктура села лежала на плечах коллективных и государственных предприятий — от обустройства сельских дорог и сферы бытового и культурного обслуживания населения до ремонта школ и больниц, от пассажирского сообщения с райцентрами и большими городами до заготовки кормов для личного подворья колхозников, рабочих, служащих, пенсионеров.
Леонид Иванов привел в своей статье результаты анкетирования, проведенного в одном из районов Омской области среди рядовых хлеборобов и животноводов. Так вот, на вопрос: что нужно сделать, чтобы закрепить кадры в колхозах и совхозах, 80 процентов опрошенных ответили — улучшить условия труда селян! На втором месте — жилье, на седьмом — торговля. Об увеличении заработков мечтают лишь пять процентов.
Итак: улучшение условий труда. А это означает комплексную механизацию всех трудоемких процессов. Это в свою очередь становится возможным в условиях концентрации и специализации сельского хозяйства. К этому все шло. Если кто помнит, в середине 80-х годов прошлого столетия в Новосибирской области была популярной так называемая «Программа — 130». Такое число хозяйств (из 500 с лишним) было признано экономически слабыми, нуждающимися в помощи со стороны государства. В работу включились десятки мощных промышленных и строительных предприятий города Новосибирска, ученые всех трех сибирских академий наук. Но в это время у власти в Москве уже мельтешился многомудрый реформатор Горбачев и работа пошла совсем другая…
Зададимся вопросом: а что, условия труда фермера стали лучше по сравнению с теми, что реально существовали в общинных хозяйствах советского периода? Позволю себе усомниться в этом, поскольку по многим экономическим показателям Россия за десятилетие реформ оказалась отброшенной на уровень начала прошлого века. Возьмем для примера три позиции, которые имеют непосредственное отношение к условиям сельского труда. Смотрите: годовое производство тракторов уменьшилось более чем в 15 раз и опустилось до уровня 1931 года…Выпуск зерноуборочных комбайнов «достиг» отметки 1933 года, грузовых автомобилей — 1937-го. Механизаторы нынче работают на таком старье, что каждый их выезд в поле можно приравнять к геройскому подвигу. Но каковы условия труда, таковы его результаты. Пожалуйста: производство молока сейчас стоит на уровне 1958 года, поголовье крупного рогатого скота — 1885 год, свиней — 1936, овец и коз столько же, сколько было в 1750 году (ошибки нет: это век ХVIII!).
Когда-то кто-то, желая угодить Хрущеву, назвал годы его правления «Великим десятилетием». Не будем здесь давать оценку всему сделанному при Никите Сергеевиче, вспомним лишь о 40 миллионах гектарjd освоенной целины и многолетней залежи. Не думают ли «демократы» назвать Великим десятилетие своего руководства сельским хозяйством, в течение которого из хозяйственного оборота только по России оказались выведенными 30 миллионов га?
Так же далеко ушло от советского (дорыночного) 1989 года и производство продовольствия, других потребительских товаров: цельномолочная продукция — до уровня 1963 года, животное масло — 1956, мясо — 1953, ткани всех видов — 1910, обувь — 1900 год…
Сделайте несложные вычисления и скажите по чести: чьих же рук дело это попятное движение страны к нелучшему «будущему». Только безграмотный или бессовестный журналист мог ляпнуть в эфире о «родимых пятнах социализма», мешающих якобы «дальнейшему прогрессу» российской экономики и культуры. Вытрави эти пятна из сознания людей, и ты очутишься в обществе цивилизованных рабов, управляемом мировым финансовым капиталом через местных феодалов.
Усвоив эту очевидную истину, легко найдем и секреты страшной силы современного чиновника, и причину обезлюдения Сибири, как и всей «одноэтажной» России, и корень противоречий между коллективной и частной формой собственности на селе. У меня только одна поправка к тезису № 2: я не уверен, что к концу XXI века мы будем «руководить сельским хозяйством из райцентров». Нечем будет руководить и некому.

Но что же следует в программе Ученого мужика вслед за предложением возродить кулачество как класс?
Оставим благие пожелания типа «Прекратить умирание малых сел», открыть повсеместно давно забытые молоканки, не пожалеть денег для сервисного обслуживания населения и т.д. Это все из области предвыборной маниловщины, которой страдают иные соискатели депутатских кресел. Обратим внимание на резюме, где вся соль послания:
«Крестьянин должен получить в свое владение, наконец, не только пашню, но всю территорию со всеми находящимися здесь лугами, пастбищами, болотами, озерами и лесами. Ведение хуторского хозяйства должно стать приоритетным».
Ушлый, однако, наш мужик. Хуторок-то нынче никому вроде бы и не заказан. Денег накопил — строй и трудись на славу, живи себе на здоровье! Ан не тот размах. Хочется богатым быть «и лесом и водью». Поместье хочется иметь в единоличном распоряжении — вот что! Распоряжаться мы умеем, да вот завладеть большим угодьем, чтоб на болоте и дичь пострелять можно было, не говоря уж о хозяйском использовании лесов и озер, — тут столыпинские землемеры нужны и покладистые чиновники. А где их взять, тех и других? Отсюда обида: ничего не делается для поддержки крепкого хозяина со стороны государства.
Как же так? Ведь все, кажется, «за». Думский депутат Похмелкин так прямо заявил: в деревне слишком много неполноценных людей — пьяницы, лодыри и прочие маргиналы. От них надо освободить землю для сильных. И процитировал Столыпина. А мог бы сослаться прямо на Альфреда Розенберга с его теорией превосходства высшей расы. Для того русские и все славяне были унтерменшами, то есть недочеловеками. Унтерменшен капут! — и вся недолга.
Пусть никого не удивляет то философское спокойствие, с каким смотрит на упадок деревни, на вымирание населения в стране высшая власть. Она лишь мимоходом, раз в год, признает факт в своем бюджетном послании, но не возьмет на себя ответственность за этот нескончаемый разор и не подаст руку крестьянину, чтобы вывести село на путь спасения. Пора признать горькую правду жизни: этому государству ни вы, фермеры, ни вы, бывшие колхозники-совхозники, ныне акционеры дышащих на ладан сельхозпредприятий, ни вы, сельская интеллигенция, сельские пенсионеры — по большому счету не нужны. Все заботы о вас Москва сбагрила на плечи местной власти, у которой денег нет даже на то, чтобы закупить у крестьянина по настоящей цене его многотрудный урожай.
В государственную российскую казну нынче поступает лишь десятая часть валового внутреннего продукта (ВВП). А в странах «развитого капитализма» — половина. Это в среднем. В Швеции же — свыше шестидесяти процентов. В РСФСР в 1991 году доля государственных расходов составила 65 процентов от ВВП. К 1998 году она упала до 11 процентов. Радуйтесь, печальники царского режима: мы по этому показателю вышли на уровень 1913 года… А поскольку сам ВВП сократился вдвое, Государственный бюджет РФ уменьшился против бюджета РСФСР в 10 (десять) раз!
Кто же даст ушлому фермеру дешевые кредиты, льготы по налогам, рассрочку платежей и другие послабления для того лишь, чтобы он накупил себе всевозможной техники и отгрохал господский дом «с ванной, гостиной, фонтаном и садом»? Может, Абрамович расщедрится? Держи карман шире! Любой богач, будь то российский олигарх или заморский «инвестор», скорее скупят всю Россию с ее полями, лесами, стоячими и текучими водами, чем захотят помочь ей подняться с колен.
У продвинутого мужика со Столыпиным в башке есть одна возможность стать независимым хозяином — захомутать «особаченных лис», сиречь «раскрестьяненных» крестьян, пощипать с них непрочную шерсть, попутно заняться скупкой-перекупкой, продажей-перепродажей плодов земли, скота, товаров ширпотреба. То есть стать кулаком в натуре. Таких пока еще мало, но они уже заметны.
Вот и в газетах пишут… «Собственник звереет. Мценская жуть: фермер растерзал батрака». Подробности ужасны, и мы их опустим. Ученый мужик тоже приводит интересный эпизод из сельской действительности наших дней. Пишет так: «Один милиционер избил двух дюжих пастухов за то, что они якобы плохо обращались с его коровой. Сомневаюсь, чтобы это могло произойти где-нибудь в начале ХХ века»…
Я тоже сильно сомневаюсь, хотя бы потому, что нижний чин уездной полиции, урядник, в то время мог жить на свое жалованье, и держать корову ему было без надобности. Что же касается проблемы непротивления злу насилием, в чем косвенно корит мужиков Ученый, то ведь это как пойдет…
Время ставить все точки над i. Я вполне понимаю заботы фермера и желаю ему успешного труда на земле сибирской. Труд был у нас всегда в почете. В советское время человека ценили только по его трудовым достижениям. В любой области деятельности: в промышленности, в сельском хозяйстве, в науке, культуре, здравоохранении, просвещении, в спорте — прежде всего по труду. Этот универсальный принцип был справедлив. Чувство справедливости объединяло людей, делало их общинниками, коллективистами.
Теперь вся политика государственной власти зиждется на приоритете капитала. Бал правят деньги. Произошла подмена моральных ценностей. Никто не даст человеку гарантий от неудач, обнищания, потери рабочего места и здоровья. Каждый за себя, один Бог за всех. Люди собачатся между собой, иные звереют. А наверху рыжие лисы в классных шубах и хомяки с большими защечными мешками.
Я не льщу себя надеждой перевоспитать кого-либо в духе самоотречения во имя высших идеалов человечества. Каждому свое время. Но человек должен подумать не только о спасении души (за это можно помолиться — полегчает), но и о бренной плоти стоит подумать, она идет на убыль.
Не призываю возлюбить Советскую власть, но посмотреть надо спокойно и непредвзято: что там было ценного, чего нельзя терять. Мы будем слушать без конца невежд и лгунов, мерзавцев и провокаторов, нас все дальше будут уводить от самих себя, мы будем вымирать и плакаться, до тех пор, пока не перестанем злословить советский уклад жизни и общественного устройства, не признаемся тихо, про себя, что были недалекими политиками и дали себя одурачить, не принесем в душе покаяния старшим поколениям, чьи труды и заслуги перед Отечеством мы предали, покуда не научимся уважать историю и науку. Без этого не будет ни примирения, ни согласия в России.
Никто не даст нам избавленья…


(Продолжение следует)