Вы здесь

Маланьина гора

Рассказ
Файл: Иконка пакета 04_varava_mg.zip (13.3 КБ)
Владимир ВАРАВА




Маланьина гора
Рассказ




Жил в нашем селе мужик по имени Матфей. Ходила о нем молва дурная, как о человеке жадном и хитром, себе на уме. Особого зла он, вроде, и не делал, да был нелюдим и угрюм, отсюда и всякие россказни про его дела темные. И вправду, как какое ненастье с кем приключится, все в сторону Матфея косятся, а он ходит себе да поглядывает, как бы чужую беду вынюхивает.
Да и на вид он был какой-то порченый: борода редкая, как репейник — острыми клочками в разны стороны; один глаз больше другого, а густые брови свисают так плотно, что и этих кривых глаз не видно толком. И как посмотрит косо, то прямо мороз по коже дерет; век бы не знать такого взгляда. Хромал он на левую ногу, и когда шел, то все его тучное тело напоминало огромный мешок, набитый всякой дрянью; да и голос был у него какой-то неприятный, ржавый и писклявый. Скажет что-нибудь да тут же захихикает своим лисьим смешком, как из помойного ведра обдаст.
И вот жил такой человек, жил совсем нелюдимо да прижимисто; не в Бога богател, как говорят. Все знали: у Матфея много денег, только он никогда их никому не давал и не показывал; все копил где-то в своей норе-берлоге, копил, да людей попроще обманывал и обкрадывал. И как все удивились, когда однажды нашли Матфея мертвым, на Маланьиной горе. Обрадоваться не обрадовались, да все же о суде Божьем подумали. Но не только удивились, но и испугались сильно, испугались насмерть, испугались так, что с тех пор страх этот сойти не может, всякого хватает за самое нельзя. И правду было здесь чего испугаться.
Село у нас небольшое, все как на ладони, и до городу не так чтоб далеко. Однако версты три будет. И есть две дороги: одна короткая, прямо через Маланьину гору, а одна подлиннее, в объезд. Это только название такое — гора, а в общем никакая это не гора, а так — холм, прямо посреди дороги легший и сравнявшийся уже почти с дорогой, так, небольшое взгорье. Но все же — взгорье, подниматься надобно, если идешь, и нелегко подниматься там. Если днем, то прямехонько, без страху через эту горку всякий идет-едет, а к ночи народ потрусливей всегда огибает это место — дурная слава за ним водится издавна.
Почему дурное место это — разные россказни ходят, но взаправду там, раз или два, находили покойников, людей, не добравшихся до дому из города. Как и почему они именно там Богу душу отдали, никто не знает, только говорят: кого не захочет Маланья пустить домой, того ни за что не пустит. Едет, например, мужик упрямо в гору, да не может дотянуть до середины. Как ни тужься, как лошадь ни погоняй — как будто сила какая отталкивает его и сбрасывает вниз. Ну а если заупрямится, тогда беды не миновать, не вернуться домой вовсе. Если Маланья кого-то выбрала, то уже и не отпустит, будет кружить до смерти, пока человек сам в могилу не сойдет.
Правда, в прошлую осень один горячий да строптивый молодец на спор решил целую ночь просидеть на Маланьиной горе. И просидел, только потом его уже не видел никто нормальным: ходит безумный, бормочет что-то себе, взгляд горящий да в пустоту смотрящий. А может, это так просто, от страха ум у парня пошатнулся, и Маланья тут ни при чем, кто ж его знает, однако всё так, как есть.
Все ж красивая гора эта, особенно со стороны речки. А близко подойдешь — уже не то, все как обычно; и тихая оторопь охватывает всякого, и будто бы чей-то тяжелый взгляд, идущий прямо из-под земли, ощущается. И словно стон какой тяжкий, да вроде девичий смех, переходящий в плач. Вот, что слышится и видится на той Маланьиной горе.
И тут — Матфей — как раз на самой Маланьиной горе — мертвый в полной красе. Что с ним приключилось — неизвестно, только как нашли его там, не по себе стало всем.
…А рассказывают о горе этой так. Жил когда-то парень Макар, жил, как все, веселился, как все, работал, как все, ничем дурным и злонравным не выделялся. И была у него любимая — девица по имени Маланья. Все бы хорошо, да не чаял Макар души в своей любимой, и любил ее так, как может любить неокрепшее, но горячее сердце. Маланья правда была хороша собой: высокая да статная, груди большие, накатистые, лицо ясное, улыбка завораживающая. Всякий засматривался на Маланью, да и трудно удержаться и не остановить взгляд свой на такой радостной и здоровой красе женской. Хоть и юная еще была девица по годам, да по зрелости природной — в полном рассвете своем.
Все у Макара и Маланьи было хорошо, и дело шло на лад, к женитьбе, одно было нехорошо: ревновал Макар Маланью сильно, бузумно ревновал. А Маланья не то чтобы была легкомысленна и ветрена, но могла одарить и смехом своим звонким, и взглядом своим смелым любого, кто неровно посмотрит в ее сторону. Могла Маланья и поддразнить Макара, радуясь тому, как сильно он ее любит.
И вот наговорили злые языки на Маланью, наговорили так, что и сомненья не могло быть никакого для Макара. Подстроили, подговорили, подслушали — да горе и состряпали. Помутилось в голове у Макара, так помутилось, что все человеческое он враз потерял. Задумал он черное дело, дело мести за свою поруганную любовь, дело такое, какое отродясь в этих местах и не знал никто. Сильна молодая страсть, сильна и злоба.
Повечеру пригласил Макар Маланью прогуляться, чтоб напитаться де нежностью летней прохлады и пощебетать о радости предстоящей свадьбы. Не заподозрила девица ничего дурного, доверилась своему суженому, и отвел он ее прямо на то место, о котором после дурная слава и пошла. Яму глубокую он выкопал заранее и столкнул Маланью в эту яму черную, и закопал живую. Закапывал, пока стоны глухие и плач не прекратили из-под земли слышаться. Все сделал, как задумал.
Сел потом Макар на землю, и горечь горькая так подступила к нему, что свет перестал быть светом, и взяло тогда раскаяние Макара за то, что он сотворил-содеял, какое зло неслыханное свершил. И стал Макар раскапывать эту могилу, чтоб достать свою любимую. Копал долго, да ничего найти не мог. Только земля да земля. Да пот градом, да страх кубарем. И руки в крови, и земля в глазах, и черви красные под ногтями, а все нет и нет Маланьи нигде, как будто выпорхнула из страшной могилы, которую ей жених уготовал. И ужас небывалый охватил его, когда, уставший и ополоумевший, сел он передохнуть и почувствовал, как чья-то рука холодно опустилась на его плечо. Оглянулся Макар — и мертвым пал.
Наутро вся деревня была на ногах. Накануне юродивый Сенька рассказал парням свой сон, и было во сне все точь-в-точь, как и случилось. Да только тогда, конечно, Сеньке никто не поверил, думали, совсем ополоумел, несет всякую дурь несусветную. А он, знай, все свое твердит да твердит: погубит Макар Маланью, в землю зароет, пухом покроет, она заплачет-завоет, вся белая встанет да рукой поманит, кто к ней подойдет, тот раньше со свету сойдет.
В то утро и вспомнили слова Сеньки, и всех тогда страх такой прошиб, что отродясь не бывало. Ведь взаправду Маланья пропала; как ни искали, нигде сыскать не смогли, и Макар мертвый лежит возле ямы страшной, непонятно зачем выкопанной. Как тут не поверить в дикие Сенькины россказни, и верить не хочется, а делать нечего, все одно к одному. И Маланьину гору, так они прозвали это место, стали за версту обходить, особливо в час вечерний.
Так вот. Пропал мужик Матфей на Маланьиной горке, пропал ли за свою жадность, или так просто, никто теперь не знает. Только сказывают, что накануне дед Ануфрий сон какой-то видел про гору эту. И с тех пор совсем заброшенным местом стала Маланьина гора, поросла бурьяном непроходимым, да так поросла, что образовался там как будто лес какой.
А еще рассказывают, что ровно в середине сентября, как раз, когда все и произошло там, выходит Маланья во всей своей страшной красе на волю. Ходит меж живыми в человечьем обличие, худого не делает, а все ж страшно из дому выходить. И еще сказывают, что иногда видят девушку, одетую в свадебный белый наряд, сидящую на горе, сидящую и тихо рыдающую.