Потому что зритель важнее

Памяти омского режиссера Ларисы Меерсон

Справка

Лариса Яковлевна Меерсон родилась 7 ноября 1944 года в городе Магнитогорске в обычной советской семье (мама — врач, отец — заводской рабочий). Позже семья перебралась в Омск. Отец работал на Омском машиностроительном заводе им. Баранова, а мама, побывавшая на фронте медсестрой и потерявшая там руку, заботилась о семье, воспитывала дочь и продолжала свой путь в медицинской профессии. От отца Лариса унаследовала любовь к поэзии и талант к чтению стихов.

В профессию режиссера она пришла не сразу. Сначала окончила факультет иностранных языков Омского педагогического института (1965 год). Там она увлеклась театром, осознала свое творческое призвание и снова пошла учиться. В 1972 году — окончила знаменитое Щукинское театральное училище (ныне Театральный институт имени Бориса Щукина, г. Москва), курс Бориса Захавы по специальности «режиссер драмы». Лариса Яковлевна могла бы остаться в столице и получить всероссийское признание там, но она вернулась в родной Омск, потому что без нее за пожилыми родителями и бабушкой некому было присматривать.

За сорок лет творческой деятельности в Омске Лариса Меерсон выпустила свыше 30 спектаклей, руководила студенческим театром «Романтик», омским народным театром «Парабола», любительской театральной студией «Школа смеха и слез», драматическим объединением актеров Nota Bene (антреприза). Преподавала актерское искусство в Омском музыкально-педагогическом колледже. Лариса Яковлевна — автор сценария к телевизионному сериалу «Судьба на заказ» (2004 год).

Среди ее учеников — не только профессиональные актеры, но и журналисты, писатели, поэты, почитатели театра самых разных профессий. Всех их Лариса Яковлевна научила любить театр и преданно служить своему делу.

Умерла Лариса Яковлевна 2 октября 2019 года. Этот день для ее учеников — день памяти Мастера.

В марте 2023 года вышла книга «Вечная трата. Письма режиссера Ларисы Меерсон и воспоминания о ней», изданная на средства учеников, а 24 апреля состоялась презентация этой книги в Омском доме актера.

* * *

Весной 2023 года я увидела в интернете сообщество «Планета Меерсон» и была тронута тем, как бережно и достойно его участники хранят память о своем педагоге и друге — омском режиссере Ларисе Яковлевне Меерсон. И меня сразу захватили воспоминания! Ведь и в моей судьбе Лариса Яковлевна сыграла важную роль как яркая творческая личность и как неординарная женщина.

Так сложился пазл моей судьбы, что еще в юном возрасте именно она стала первым читателем и критиком моих незрелых литературных опусов, тратила свое драгоценное время на беседы со мной о специфике писательского мастерства, предсказала мне со свойственной ей прямотой, что я буду писать, но «лет эдак через десять».

Моя встреча с Мастером

Наше знакомство состоялось в начале 90-х годов с небольшого объявления на дверях омского ДК им. Баранова о том, что народный театр «Парабола» приглашает на прослушивание всех желающих попробовать себя в профессии актера. Не знаю, почему меня потянуло пройти прослушивание. В актрисы я не собиралась. Но я писала стихи и рассказы, была одинока в своем увлечении, в моем окружении творческих людей не было. Поэтому мне хотелось погрузиться в творческую среду, встретить единомышленников, чему-то у них научиться.

В назначенный час я вошла в не отапливавшийся тогда зал ДК, где меня встретили приветливые ребята — актеры театра-студии. Там, в табачном дыму, с сигаретой в руке, сидя спиной к окну, закинув ногу на ногу, сидела маленькая, угловатая, седоволосая женщина. Это была она — режиссер и вершитель наших юных судеб Лариса Яковлевна Меерсон.

Образ хрупкой женщины в облаке дыма сильно подействовал на меня — правильную девочку из простой советской семьи, где не курили даже мужчины. И без того взволнованная предстоящим прослушиванием, я занервничала еще больше.

— Что будете читать? — с интересом спросила меня Лариса Яковлевна и выпустила изо рта очередную струйку сигаретного дыма.

— Марина Цветаева, — ответила я робко. — «Идешь, на меня похожий...»

— Отличный выбор! — одобрила меня режиссер. — Начинайте!

Я очень старалась. Читала, как мне казалось, с правильными интонациями и паузами. Но где-то посередине стихотворения задохнулась от переполнявшего меня волнения, споткнулась о новую строчку и забыла слова, которые шли дальше. Повисла неловкая пауза. Я была готова провалиться сквозь землю — ведь меня внимательно и вдумчиво слушала не только Лариса Яковлевна, но и окружившие ее полукругом ребята. Я была уверена, что строгий режиссер сейчас меня выгонит вон и не возьмет в свою труппу.

Однако Лариса Яковлевна спокойно перевела свой внимательный взгляд с меня на кончик догорающей сигареты и великодушно пробасила низким грудным голосом:

— Ничего страшного! Попробуйте еще раз!

Так я оказалась в ее театральном кружке. На тот момент мы приступили к репетициям спектакля по пьесе Александра Володина «Фокусник». Мне досталась роль Лили, дочери главного героя, Виктора Михайловича Кукушкина (в художественном фильме «Фокусник» Кукушкина блестяще исполнил Зиновий Гердт).

* * *

На первой же репетиции «Фокусника» меня поставили в пару с «бывалым» кружковцем Александром Кузиным. К тому времени он успел отслужить в армии, повоевать в Афганистане и обзавестись семьей. Хотя ему не было и тридцати лет, мне, школьнице, он казался очень взрослым мужчиной. Александр играл роль моего сценического отца-фокусника — человека со сложной личной судьбой. В пробном парном эпизоде мы должны были разыграть совместный диалог отца и дочери, которая проживает личную драму отца как свою собственную.

Именно в тот момент, работая в паре с Александром, я впервые прочувствовала, что такое поддержка партнера по сцене. Он подал мне реплику с такой непритворной, искренней интонацией, что я и сама поверила, что мы близкие люди и отыграла свой эпизод по-настоящему.

— Вот! Вот! — закричала Лариса Яковлевна со своего режиссерского места, приподнявшись со стула и указывая правой рукой на нас с Александром. — Вот как надо играть! Запомните эту подачу! Вот какой игры я хочу от всех вас! А сейчас идем на этюды.

О, это волшебное слово «этюд»! Оно таило в себе что-то магическое. Перед ним каждый самодеятельный артист забивался в какой-нибудь темный уголок в недрах ДК, где трепетал в тревоге и восторге. Нас раздирали чувства приобщенности к тайне творчества и собственной важности: дескать, не надо меня сейчас трогать, я готовлюсь к ЭТЮДУ!

Как правило, после показа и обсуждения этюдов Лариса Яковлевна просила нас сесть в полукруг и начинала занятия «по Станиславскому». Каждый из нас для лучшего вживания в свою роль должен был «додумать» судьбу своего персонажа, постараться представить его прошлое и будущее, объяснить для себя мотивы его поступков. Причем даже тех, которые персонаж не совершал, но мог бы совершить. Таким образом режиссером ставилась перед нами задача влезть в шкуру своего героя. Тогда я поняла, что актерство и писательство схожи именно этим умением — прожить вместе со своим героем его радость и боль.

В процессе обсуждения пьесы и обстоятельств жизни героев Лариса Яковлевна на проверку нашей реакции могла задать любому из нас неожиданный вопрос в лоб. И каждый должен был молниеносно отреагировать и ответить. Однажды мне «прилетел» вопрос, как бы я (и моя героиня) отреагировали на неожиданный поцелуй мужчины. Меня подобный вопрос поставил в тупик и вызвал чувство неловкости. Вокруг были взрослые люди — самодеятельные актеры. Я среди них была самая юная и о мужских поцелуях пока не задумывалась. Но режиссер нас не щадила: во время игры на сцене чувства неловкости у настоящего актера быть не должно ни при каких обстоятельствах. Мой по-детски наивный ответ вызвал у режиссера и моих коллег на лицах улыбки.

Во время репетиций для творческой разминки Лариса Яковлевна давала нам различные задания. Например, каждому из нас нужно было прочесть отрывок из стихотворения Александра Блока «Поле Куликово» со строчками «Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль» со своей особенной интонацией, со своим видением смысла этих строк. Не повториться в прочтении отрывка с другими кружковцами было очень сложно.

* * *

Наша «театральная жизнь» в кружке шла своим чередом, и мы бы выпустили на сцену «Фокусника», если бы любительский театр вдруг не закрыли. Шли 1990-е годы, рассыпалась страна, и молодые романтики, мечтавшие о собственном творческом объединении, оказались никому не нужны.

В конце концов, ставка режиссера любительского театра в ДК была сокращена. Лариса Яковлевна однажды вбежала к нам на репетицию в расстроенных чувствах и объявила, что наша встреча сегодня последняя и спектакль «Фокусник» не состоится. Как мы тогда горевали! Как были расстроены и возмущены, окружив голубиною стайкой своего режиссера!

Как я узнала потом, деятельная творческая натура нашего режиссера не могла сдаться перед обстоятельствами. Просто взять и низвергнуть Личность такого масштаба, как Лариса Меерсон, было невозможно! В ее театре остался «старший» состав, с которым она работала дольше, чем с нами (если не ошибаюсь, эти ребята чуть позже объединились в новый театр под названием «Школа смеха и слез» при другом ДК). Именно тот коллектив должен был стать фундаментом для ее будущего профессионального театра, о котором она так мечтала. Лариса Яковлевна долго и настойчиво ходила по кабинетам местной власти, но в конечном итоге так и не добилась для своего театра официального статуса.

Маленький театр «Школа смеха и слез» стал смыслом ее жизни.

* * *

Однажды в ее квартире, во время наших с ней «читок», она произнесла знаменательные слова: «Если вдруг заболеют мои девчонки (у Ларисы Яковлевны было две дочери) и будут лежать с температурой под сорок, а у меня в этот вечер назначен спектакль, как думаешь, я поступлю? Как любая нормальная мать, останусь с ними? Нет, я все брошу и помчусь в театр, потому что зритель важнее!» В этом фанатичном служении делу, профессии, творчеству была вся Лариса!

Меня эта фраза тогда потрясла! Моя мама была другая. Она была «нормальная мать» и всю себя посвящала семье. С годами я поняла, что профессия режиссера и вообще служение искусству — дело жестокое. И в этой фразе Ларисы Яковлевны скрывалась не только правда жизни и прямота ее автора, но и горечь, а также самоосуждение и, возможно, безысходность.

Она боролась за СВОЙ ТЕАТР всегда. С чиновниками, с министерствами, с самими актерами, которые то и дело ее покидали. В министерстве культуры ей долго отказывали, аргументируя тем, что в Омске и так много театров и на всех не хватает бюджетных денег.

Помню, как от отчаяния она решила написать письмо тогдашнему министру культуры страны Николаю Губенко с целью добиться финансовой поддержки ее коллектива. Это письмо мы сочиняли всем театральным кружком. Ларисе Яковлевне было ужасно неудобно просить у федерального Министерства культуры денег. Она мучительно подбирала «правильные» слова, фразы, аргументы, вычеркивала и опять подбирала, советуясь с нами. Снова писала и снова вычеркивала...

* * *

Не помню, было ли то письмо дописано до конца и отправлено адресату. Я заканчивала обучение в школе, нужно было сдавать выпускные экзамены и готовиться к поступлению в институт. Я, любительский театр и его режиссер на какое-то время разминулись. Когда мы снова встретились, примерно в 1998—1999 году, Лариса Яковлевна пригласила меня на премьеру своего спектакля «Мастер и Маргарита». Спектакль держался всего на двух актерах, но при этом главная идея великого романа Михаила Булгакова полностью воплотилась, ничего из написанного не потерялось. Он игрался на небольшой камерной сцене (не помню, в каком ДК), но все его действие было каким-то магическим. Именно этой магией он проник глубоко в душу и запомнился мне на долгие годы.

Позже, в 2002 году, Лариса Яковлевна пригласила меня на другую свою постановку. Пьеса «Все красное» по мотивам иронического детективного романа польской писательницы И. Хмелевской представляла собой совершенно иной жанр. Несмотря на неожиданный режиссерский выбор материала, действие на сцене опять захватило меня новыми красками и темпераментной игрой актеров.

В этом была вся Лариса Яковлевна: захватывающе неожиданная и многогранная, отважная в творческом поиске и эксперименте. Сегодня одна, а завтра совершенно иная!

Но самыми потрясающими ее человеческими качествами, кроме беззаветного служения своему делу, было мужество всегда оставаться самой собой, не замыкаться в чувствах собственной значимости и добродетели, а открыто признаваться в собственных недостатках. Так, не боясь потерять лицо, она поведала, как в молодости бывала эгоистична и нетерпима к престарелым родителям, высмеивая их старческую привычку «покряхтеть». Она не понимала, как в старости тяжело дается простое физическое усилие. Лишь с возрастом она осознала свой юношеский эгоизм, публично осуждала себя за это, таким образом прививая нам терпимое отношение к старикам.

А еще, ставя слушателей в тупик своими нестандартными оценками привычных устоявшихся вещей, она учила нас думать. Например, как-то она призналась, что не любит праздновать Новый год! Почему? Это был тогда мой самый любимый праздник! По ее словам, Новый год делает взрослых людей дураками, которые пытаются сами себя обмануть. Ведь новогодняя ночь, возведенная в ранг волшебной, на самом деле такая же, как и все остальные...

Слушать тогда такие слова мне было как-то обидно. Но по прошествии лет, пережив потери близких людей, которым каждый Новый год обещал долгую счастливую жизнь, я ее понимаю.

Немного о литературе

Покинув, в связи с его закрытием, театральный кружок, я осмелилась рассказать Ларисе Яковлевне, что «немного пишу», хотя писала тогда запоем и у меня накопилась толстая «амбарная книга» стихов и рассказов.

Она могла сослаться на нехватку времени и отказаться послушать мое графоманство, но она согласилась на эту авантюру и пригласила меня к себе домой, в небольшую квартирку на ул. Пушкина. Мы разместились в тесной кухоньке, где напротив окна стоял небольшой обеденный стол, а на нем, как королева, расположилась обычная стеклянная пепельница.

Слушая, как я читаю начало своей новой «повести» (сейчас я вспоминаю об этом с чувством иронии), она много курила. Струи табачного дыма серым туманом обволакивали нас, а потом оседали и ненадолго рассеивались, создавая в моем воображении волшебный флер творческой атмосферы.

Тогдашняя «повесть» задумывалась как бы от лица бездомной собаки, которая наблюдает странный мир людей. Она по-своему, по-собачьи оценивает их поступки, думает, рассуждает и сверяет со своей шкалой ценностей. Конечно, столь сложный замысел я не потянула. Мне не хватало жизненного опыта и умения «влезть в шкуру» этой собаки. В итоге я запуталась в сюжете, зашла в тупик и бросила эту «повесть» писать.

Как терпеливый наставник и мудрый критик, Лариса Яковлевна терпеливо разбирала мой текст, указывала на недостатки, комментировала, подсказывала. В завершение она ободряюще пообещала: «Ты обязательно будешь писать, только лет через десять». Она почти не ошиблась — свою первую книжку стихов я выпустила через восемь лет после нашей последней встречи...

Светлая Вам память, дорогой незабвенный Учитель!

Стефания Лемберг,
кандидат философских наук,
лауреат молодежной литературной премии им. Ф. М. Достоевского (г. Омск),
автор двух поэтических книг и сборника рассказов для детей.