Вы здесь

Пустырь как цитата

Георгий ЯРОПОЛЬСКИЙ


ПУСТЫРЬ КАК ЦИТАТА









Пейзаж

Когда суглинок сей, что спал в подвале,
был вынут, перемолот, оглушен,
то на бугре, на буром пьедестале
стал победитель с задранным ковшом.

Когда чернела грузная машина,
застыв на фоне меркнущего дня,
мир ощущал, насколько нерушима
связь ветра, влаги, праха и огня.

Когда, густея, сваркой грезил воздух,
в пронзительной прощальной синеве
на равных были — битум в белых звездах
и ржавый трос в разросшейся траве.


Холмы Forever

Памяти любимых учительниц —
Лидии Алексеевны Селищевой,
Ольги Андреевны Сотниковой

Помню грустное утро
на пороге зимы,
и дорогу, что круто
поднималась в холмы.

Той порой все дороги
не к веселью вели.
Веял запах тревоги
от осенней земли.

Светло-серые дали
открывались с холмов
провозвестьем печали
для высоких умов.

Робкий дождик пролиться
не посмел и зачах,
а пожухлые листья
догорали в садах.

Ах, как муторно мудрым,
как печально живым
видеть пасмурным утром
этот медленный дым!

Есть ветра меж ветрами,
что ведут себя так,
словно в щель меж мирами    
задувает сквозняк.

Вот таким был и ветер,
увлекающий дым,
что пунктиром наметил      
путь к пределам иным.

Устремляясь к основам,
он исчез в вышине,
но остался ознобом,
что бежит по спине.



Гефсиманский мотив

Эта зыбкая твердь,
эта слякоть ночных перекрестков,

этот рельсов извив,
под фонарным лоснящийся взмахом,

эти псы вдалеке
с мелко-четким, как буковки, лаем,

этот воздух сырой,
от которого кариес в шоке,

этот голос впотьмах,
что бормочет несвязные строчки, —

это все лишь затем,
чтоб ты знал, чем закончить период:

и, упав на лицо,
умолял пронести эту чашу…




* * *

Влажная тьма
охватила стволы и дома.
Значит, зима.
Значит, скоро воскреснет зима.

Влажная тьма…
Узнаю тебя, снежная тьма!
Прочь — кутерьма,
околесица, скудость ума!

Я без зимы
измотался, извелся, устал.
Все, что взаймы
брал у прошлой зимы, — промотал.

В чем же итог
болтовни, злопыхательств, икот?
Новый виток?
Где же выход?
Не там ли, где вход?

Но захлестнет
обещаньем планиды иной
медленный лет
хлопьев снега
над спящей страной!


* * *

Это было б дождем —
если б не было снегом.
Он беззвучно рожден
нашим пасмурным небом.

Он летит с высоты —
и ложится под ноги.
Станут снова чисты
города и дороги.

Начинай, снегопад! —
час решающий пробил —
с обнуления дат,
обеления кровель.

…Возвращаемся вспять,
к зыбким сваям причала,
ибо завтра опять
все начнется сначала.

Вновь среди белизны
лягут черные строчки —    
ибо нет у весны
ни числа, ни отсрочки.


0 °C

В промозглых февральских потемках,
когда над собою трунишь,
я вовсе не думал о том, как
предстану с одной из страниц.

В суставах дремала усталость,
и взгляд был привычно брезглив,
но, в сущности, ровно дышалось:
без спазмов и даже — без рифм.

И вдруг показалось, что это
реальность, и глупо гадать,
что значат минуты без света —
напасть ли они, благодать?

Дано нам не так уж и много,
чтоб это на части мельчить.
Иголка не праведней стога!
Спасибо, что смог различить

на грани начала броженья
земли под коростою льда
безбрежный отрезок мгновенья
на старой дороге туда.



Влажная уборка

Пыль всех дорог — сквозь щели рам оконных.
Я был везде, и я открыл закон
Неубыванья Пыли.

В моем скелете кальций тот же самый,
что был в скелете давнего врага
подобных измышлений.

В его зрачках ночное небо отражалось,
он отражен в зрачках погасших звезд,
чей свет в морях рассеян.

И я курю шестую сигарету,
пуская дым в сноп солнца из-за штор,
где мечутся пылинки.

В их танце — мятный холодок предчувствий,
и земляной прохладой веет день,
но запах полироли —

побеждает...



Автопортрет
у ларька
стеклотары

Кто бы стал нести
унылой жизни тягостное бремя?
Гамлет, акт III, сцена I
To be or not... Язык на альвеолах...
Я этот вековечный милый вздор,
которому в спецшколах каждый олух
прилежно внемлет, помню до сих пор.

Лет в десять я зубрил его ретиво,
с трагическим заламываньем рук.
To be or not — и вся альтернатива!
И в слове not — альвеолярный звук!

Благодаря Шекспиру и Минпросу
по гроб твердить мне это суждено.
Но наяву подобному вопросу
меня смутить, по счастью, не дано.

Когда-нибудь я стану горстью пыли,
но чтил и чту единственный ответ:
to be — и точка! Безо всяких «или»!
To be — и все. Альтернативы нет.

Стремленье сгинуть — чуждая причуда.
Блуждая мрачной бездны на краю,
я знаю, что я жив еще, покуда
посуда есть, которую сдаю.


Пустырь как цитата

По соседству с термитным кварталом
лег и в сон погрузился пустырь.
Он дарован зверушкам картавым,
ржавым тросам да травам густым.

Он изрыт, как ломоть, что оторван,
он изрезан небрежным ковшом.
По сырым и извилистым тропам
я не раз, спотыкаясь, прошел.

Оступлюсь — он тяжелые веки
приподнимет — и снова смежит.
Он не ищет любви в человеке
в этом веке; он просто лежит.

Он не знает ни поз, ни ужимок,
навсегда он решился уснуть.
Пусть впечатался след мой в суглинок —
он его не затронул ничуть.

Весь в репьях, выходил я к асфальту.
Было странно легко на душе.
Я его заучил, как цитату,
но откуда — не вспомнить уже.