Лев Иванович Сериков родился в 1945 г. в городе Черемхово Иркутской области. В 1969 г. окончил декоративное отделение Иркутского училища искусств (педагог Г. Г. Леви). В 1970—1980 гг. занимался художественным проектированием, оформлял городскую среду. С 1981 по 1988 г. был главным художником города Иркутска.

Участник многих областных, зональных выставок, выставлялся в Москве, Париже, имеет звание заслуженного художника России. Живет в Иркутске.

 

На выставках современного искусства мы все чаще сталкиваемся с произведениями, при лицезрении которых, а тем более при попытке их осмысления, а еще, не дай бог, при их профессиональной оценке применять классические эстетические критерии противопоказано. Прекрасное, например, модно рассматривать не как коренное, изначальное качество произведения искусства, а лишь как одну из его возможностей. И отрадно встретить художника, который видит и передает мир целостным и гармоничным, прекрасным, т. е. старается раскрыть человеческое пусть даже и в нечеловеческом мире.

От бесструктурного и дисгармоничного мира мы все порядком подустали.

Экспозиция третьей персональной выставки (первая была в 1977 г., вторая — в 2005 г.) скульптора Льва Серикова, открывшейся в сибирском отделе Иркутского художественного музея, составлена так, что зритель с очевидностью определяет основные темы, интересующие скульптора, и даже может сориентироваться — в какие годы что его занимало: на выставке представлены произведения, созданные в период с 90-х гг. прошлого века до 2017 г.

Выставка Льва Серикова, на первый взгляд вполне комфортная и камерная, на самом деле выдает в нем такого человека и художника, который хочет принудить зрителя задуматься над вопросами, волнующими его самого. Диапазон времен, тем и образов обширен: художник решил протянуть нить между нами и вечностью — от ветхозаветных Адама и Евы до еще памятных нам Шагала и Дали, захватив по пути протопопа Аввакума, Гоголя и Шаламова. Вечный вопрошатель, как и положено художнику, он хочет найти ответы на сегодняшние вопросы в глубине веков. А поскольку эта задача в принципе не выполнима, в работах, особенно библейского и античного циклов, скульптор, на мой взгляд, взял верный тон: обошелся с большинством тем изящно и не без доли иронии. Ведь все равно, как писал великий Боратынский, «храм упал, а руин его потомок языка не разгадал».

В серии «Античный мир» Лев Сериков толкует миф как нечто вневременное. И действительно, отображенный поэтически, миф становится вполне современным. Нам интересно рассматривать и разгадывать авторское прочтение мифа в композициях «Навзикая» (2011), «Сафо» (2013), «Диоген» (2014), и при этом не так уж и важно, совпадает ли твое восприятие, допустим, двух композиций с традиционным сюжетом «Леда и лебедь» (2006, 2014) с авторским замыслом. На мой взгляд, в трактовке Льва Серикова известный сюжет раскрывается как конфликт отнюдь не эротического, а пантеистического свойства. Это тема рождения новых смыслов от сопряжения двух стихий, человеческой и природной, предчувствие неведомого и невиданного.

Обращает на себя внимание цикл работ на библейскую тему: «Адам и Ева» (2000), «Саломея» (2007), «Волхвы» (2013), «Вход в Иерусалим» (2014).

Известно, что сделать из двух фигур нечто композиционно цельное — сложная задача. В композиции «Адам и Ева» скульптор с задачей достойно справился. Он использовал издревле известный прием: сохранил ощущение блока, из которого сделана скульптура, и тем самым объединил группу не просто сюжетно, но и пластически. Прочтение этой скульптуры может быть разным, но мне видится, что Адам и Ева уже не в раю. Они с детской непосредственностью созерцают открывшийся им мир и — в полном неведении своего будущего — ищут опоры друг у друга. Жесты стыдливости Адама и Евы говорят о том, что наши праотцы с изумлением обнаружили: они наги! Так закончилось детство человечества.

Скульптурная группа «Вход в Иерусалим» сразу обращает на себя внимание необычностью трактовки темы — сама природа (ослик) взволнованно и в то же время вполне обыденно оповещает о событии космического масштаба, а Христос, удобно расположившись на ослике, готовится въехать в вечный город как обычный крестьянин на базар. Подача библейской темы вполне в духе русских вертепных действ — и в то же время современна. Воистину, все великое в немощи совершается.

К библейскому циклу очень тесно по смыслу примыкает тема семьи — «Мать и дитя» (2011), «Семья» (2008), «Двое» (2010). Эти работы настраивают зрителя именно на такой высокий, библейский уровень собеседования и переживания вместе с автором семейной темы.

Отношение Льва Серикова к собственному высказыванию не всегда однозначно: он предпочитает в большинстве случаев недоговорить, а не быть многословным, да и сама муза скульпторов, как известно, — дама молчаливая и скрытная. Для меня, зрителя, открывается полный простор истолкования и переживания увиденного, я могу найти (и нахожу) в одной теме, например библейской, множество интонаций.

Замечательный цикл «Большие художники» выдает в авторе современного мастера, а потому и некоторый поклон в сторону постмодернизма — с его стремлением опровергнуть пушкинское «служенье муз не терпит суеты, прекрасное должно быть величаво» — вполне уместен. Выполненные на одном дыхании в 2011 г. «Пабло Пикассо», «Сальвадор Дали» и «Марк Шагал» (почему-то с профилем Мейерхольда), эти сокрушители основ и сами большие мистификаторы, поданы с мягкой иронией, остроумно и выразительно. В эту компанию легко вписался автопортрет Льва Серикова (2015) с любимой корчажкой, в которой содержит скульптор, конечно, не только «сок Иппокрены». Вздохнем с грустью о том, что эта чудесная группа, возможно, будет «распродана поодиночке» и от этого пострадает каждая из скульптур.

Отдельная статья — «Павел Филонов» (2012), один из «космистов» в живописи ХХ в., перед бурями и жестокостями которого он оказался совершенно беспомощным. Художник широко раскрытыми глазами всматривается в нечто нам неведомое, бережно держит между ладонями хрупкий маленький шарик, нашу беззащитную, как и человек на ней, Землю. Мотив очень удачный и много значащий для понимания творчества Филонова.

Выставка разнообразна по мотивам, сюжетам и образам: философы и проповедники, курносые лопоухие дети, очеловеченные животные, фантазийные ложки, а с другой стороны — небольшие по размеру, отвлеченные от обыденности, поэтические и даже вполне монументальные образы — ведь монументальность определяется не размером работ, а их образно-духовной наполненностью. Как большинство современных художников, Лев Сериков не избежал увлечения гламуром, иногда балансируя на грани красоты и красивости, но в некоторых работах («Сон», 1992; «Предчувствие любви», 2001) можно усмотреть желание не просто «поиграть» с линией и силуэтом, но придать им мелодическое звучание, согласное с замыслом.

Творчество скульптора связано не только со зрением, но и с осязанием. Это знает художник, но не всегда знает зритель. У зрителя другие «пределы осязания», и все-таки, созерцая работы Льва Серикова, зрители, даже не очень искушенные в пластических искусствах, как бы примеривают на себя «тактильную память» автора. Скульптуры хочется ощупать, прикоснуться к поверхности, погладить. Они сохранили тепло рук художника, его творческое волнение.

О мастерстве обращения скульптора с деревом, в частности с кедром, можно сказать много хорошего: и как он чувствует его структуру, как досконально изучил пластические и фактурные, а главное — образные возможности кедра, как деликатно и в согласии с замыслом тонирует дерево. Но у меня создается впечатление, что мастеру иногда хочется вырваться из объятий кедра, который уже никак ему не сопротивляется, и тогда Лев Сериков фактурно обрабатывает поверхность дерева так, что оно (во всяком случае, на неблизком расстоянии) «притворяется», допустим, бронзой. Таковы «Волхвы» (2013), таков «Гоголь» (2009). При близком же рассмотрении ты понимаешь, что способ моделировки поверхности портрета Гоголя продиктован образом — автор обнажает мятущуюся, беспокойную, болезненно-ранимую натуру писателя. Счастливо найденный мотив (об этом почему-то ни один из авторов до обидного немногочисленных портретов Гоголя не догадался): скульптор, стремясь показать одиночество Гоголя и его желание отгородиться от мира и людей, упрятал его в шинель Акакия Акакиевича. Лев Сериков, на мой взгляд, создал скульптуру, достойную стать памятником нашему национальному гению.

Много хороших и разных ассоциаций и параллелей возникает в душе, когда смотришь на работы скульптора. Иногда они заставляют вспомнить Джакомо Манцу («Двое», 2010). В желании удержать энергию внутри объема в работах «Вселенная» (1996), «Счастливые» (2009) я уловила нечто от Генри Мура (выставки и того, и другого проходили в Иркутске в былые времена). Художник должен жить в культуре! Во многих работах, вариациях на тему «Двое», в одиночных «Спящих», в композиции «Клетка Шаламова» — явственно ощущаешь усилие порвать оболочку, вырвать душу человеческую из тесных телесных пут. Но необыкновенное напряжение, загнанное внутрь и готовое вырваться наружу, крепко удерживается тугой, как натянутый лук, напряженной линией поверхности.