Вы здесь

Я снова о дождях...

Стихи
Файл: Иконка пакета 06_yartsev.zip (9.88 КБ)

1

Четвертый год без Владимира Ивановича Ярцева... Он умер в феврале, в ночь, после продолжительной болезни.

Он страстно хотел жить, именно жить: чувствовать, страдать, заблуждаться, писать стихи. И, не без помощи друзей, знакомых и даже незнакомых ему людей, приходивших в пункт сдачи крови (без переливания которой он бы не продержался и месяца), он прожил сверх отмеренного ему врачами много, много больше...

И все же... Все это время он не только жил, но и умирал. Стоит ли говорить, что поэзия, может, даже вернее, чем философия, есть приуготовление к смерти? «Не смерть страшит, но умирание...» Эта его строчка жалила, не вытравливалась никак из головы, когда я приходила к нему, исхудавшему, истощенному, ждущему помощи, а после — далекому уже от всего и ото всех, — в 34-ю новосибирскую больницу.

И лишь выйдя из палаты, отдышавшись на морозе, я вспоминала и красивое — излишне, может, красивое и излишне, может, «литературное» продолжение:

 

...И мгла, что не на холмах Грузии.

Я вас предчувствовал заранее,

Мои предсмертные аллюзии.

 

Вот и родня уже заплакала.

Страшит — до умопомрачения.

Спасибо, что светила маково,

Прощай, прощай, заря вечерняя!

 

Как он любил дождь! Неважно какой — будь то долгое моросящее нечто («Дождь не дождь, шелестящий на идиш / Полукровка, канва для шитья...») или щедрые белесые потоки, от которых тут же захлебывалась городская ливневка.

Однако настоящим праздником была, конечно, гроза. Чем чаще сверкали молнии, чем громче — от низких раскатов грома — пиликали, стонали, истерично взвывали припаркованные автомобили, тем больше счастья было в его глазах.

...Если можно сказать, что есть вот, например, воспеватель моря или восхвалитель осени, или писатель-приверженец снега, или еще что-то подобное, то Владимир Ярцев, безусловно, поэт дождя.

Стихи, представленные ниже, друзьям Ярцева и знатокам новосибирской литературы известны. Но для широкого круга читателей они станут открытием.

Марина АКИМОВА

 

* * *

Преподаст нам урок бескорыстья,

Все раздарит, уйдет в наготе...

...Прошлогодние ржавые листья

Обозначатся в талой воде.

 

Не умеет природа лукавить,

Заметать не желает следы.

Проявляется грустная память

В темном зеркале вешней воды.

 

И в правдивую эту водицу,

С заозерной зарей заодно,

Пробуждаясь, осинка глядится,

Чьими листьями выстлано дно.

* * *

За Каменкой — военный городок,

Кирпичные казармы старой кладки,

И облака в нестройном беспорядке

Лениво проплывают на восток.

 

За Каменкой — столетние, в обхват,

А то и в два обхвата, в три обхвата,

В неярком освещении заката

О вечности деревья говорят.

 

За Каменкой — закатов не бывает.

Там всходит солнце из-за тучных крон,

Там выучкою блещет гарнизон

И молодецки песню запевает.

 

А Каменку песочком замывают.

 

Конец оврагу. Каменка, дружок,

Прости-прощай. И лестницы, и спуски,

Звучащие пленительно по-русски:

«Гусиный брод», «Гуляевский ложок».

 

И вы, лужайки мать-и-мачех майских,

Сбегающие к высохшей реке,

И ты прощай, белоголовый мальчик

С игрушечным корабликом в руке.

 

Гроза

Вот это мне по нраву. Днем печет,

А к вечеру гроза у горизонта

Сбирается, и жар дневной не в счет

Вдоль всей дуги предгрозового фронта.

 

Гроза идет на город с трех сторон.

Сейчас она пожалует. Минута —

И рухнет гром. И голубь-почтальон

Спешит свернуть с мятежного маршрута.

 

Мотив грозы, сюжет ее не нов:

Вот-вот она покатит с кручи бревна.

Сиреневых и пепельных тонов

Задышит небо тяжко и неровно.

 

...Томительная эта подоплека

Мне по душе. Но дождь в мгновенье ока

Окончится. И кто-то запоет.

И тишь да гладь в небесном королевстве.

И почтаря продолжится полет,

И очень жаль, что устарели вести.

 

* * *

В саду работают шмели,

Весь день моторчиков не глушат.

Они природе верно служат —

Вот если б люди так могли!

 

Уложена дочурка спать.

В платке, накинутом на плечи,

За книгой молодая мать

На остывающем крылечке.

 

И до потемок, до росы,

До звездочки с холодным взглядом

Плывут шмелиные басы

Над полуспящим летним садом.

 

* * *

В тихом пригороде моем

В огородах цветет паслен.

И дома продают на слом

В тихом пригороде моем.

 

Вдоль дорог тополя гуськом

В тихом пригороде моем.

Дети бегают босиком.

Шмель качается над цветком.

Но печально слыть чудаком

Здесь, где каждый тебе знаком.

 

Приходи! Погрустим вдвоем

В тихом пригороде моем.

 

Воспоминание о любви

Прекрасная ночь грозовая!

Робея и робость скрывая,

Мы, за руки взявшись, бежим

На станцию Береговая.

От молний безмолвных светлым-

Светла эта ночь луговая.

 

Вот, кажется, мы добежали,

Но пусто уже на вокзале,

И дождь хлестанул проливной.

Давай разберемся вначале,

Что с нами — с тобой и со мной,

А рельсы давно отдрожали.

 

Загадочно! Непостижимо!

Пока что — все молнии мимо.

Разыграна только для нас

Высоких небес пантомима.

Не нужно, не прячь своих глаз.

Любима! Любима! Любима!

 

Бушуют над нами стихии,

А мы посредине России

Стоим на перроне вдвоем,

Счастливые, молодые,

Под крупным июльским дождем

Друг к другу прижавшись впервые.

* * *

В окрестных обобранных рощах

Дань с веточки каждой снята:

Вчера — безрассудная роскошь,

Сегодня — дотла нищета.

 

Стеклянными сделались травы,

Сгорбатились в поле стога,

И пашня накинула траур,

По-вдовьи черна и строга.

 

И птицами край мой покинут,

И в призрачном свете луны

Лежат неподвижно и стынут

Озера родной стороны.

 

О, если б подняться над этой

Огромной притихшей страной,

Над рощей, до нитки раздетой,

Над темной водой ледяной!

 

Окинуть единственным взглядом

Все то, от чего без ума...

И легким упасть снегопадом.

 

И сразу наступит зима.

* * *

Как славно цветет сирень!

Какой неподкупный год!

Уже убывает день,

Июль, а она цветет.

 

Свежо в саду по утрам,

Туман августовский густ —

Роскошествует, упрям,

Венгерской сирени куст.

 

О сад, поставщик депеш,

Сад по ветру листопад!

Подавлен ли тот мятеж?

О нет! — отвечает сад.

 

Трескучие холода

Сшибают птиц на лету.

Озябла в небе звезда.

Сирень не в снегу — в цвету!

 

И сколько царствовать ей,

Подвластной не быть зиме, —

От двух зависит людей,

От двух людей на земле.

* * *

Я снова о дождях. Привязанности этой

Не думаю скрывать. Я снова о дождях.

Я ливней грозовых приверженец отпетый,

Сторонник их торжеств в запущенных садах.

 

Мелодий их простых давнишний почитатель,

Ценитель плясок их на гулких площадях...

Как трогателен ты, насквозь промокший штапель,

На хрупких, полудетских, на девичьих плечах!

 

И что на свете есть прекрасней и крамольней

Нежданного — врасплох! — негаданного — вдруг! —

Прикосновенья губ в неверном блеске молний

И робкого затем прикосновенья рук?

 

А в мой последний час потороплюсь с желаньем:

Поток небесный, хлынь в жутчайшей из пустынь!

Край мертвый, пробудись, воскресни утром ранним!

Пойдите, злаки, в рост! А ты, песок, остынь.

 

Чтоб, в темноте своей благодаря аллаха,

Иссохший, как земля пустыни, бедуин

Под проливным дождем от счастья молча плакал,

С надеждою в душе, встающей из руин.

 

* * *

Это жизнь или это вокзал

С глупым голубем, вьющимся в зале

Ожидания? Ты опоздал?

Или снова к тебе опоздали?

 

Не бывает на выбор расплат,

Но сама выбирает расплата.

Что поделаешь, коль виноват.

Птица, птица-то чем виновата?..

* * *

Приглядись, эта улочка тихая

Не желает лишаться корней.

И старинные ходики, тикая,

Движут нехотя время по ней.

 

Все твои прегрешенья и промахи

Здесь простят без ухмылки кривой

За цветение майской черемухи,

За июльский раскат грозовой.

 

Здесь дома в одночасье не куплены,

Но до первой, германской, войны

Топорами отцовскими рублены

Из пахучей и жаркой сосны.

 

Здесь не комнаты — светлые горенки,

А под окнами плещут сады

И выводят мелодию горлинки,

Песню редкостной чистоты.

 

И молитвы, молитвы за здравие

В каждом доме негромко звучат,

Только вместо икон фотографии

В незатейливых рамках висят.

 

И в сознании не умещается:

Этой улочки явь так страшна!

Этой улочкой не возвращаются.

Лишь надеяться смеет она.

* * *

Налеты авиации пчелиной

Прекращены на тихие сады,

Где яблоки отбредили корзиной,

Где выветрился запах резеды,

Еще вчера такой неистребимый,

А девушка прикинулась рябиной.

* * *

Дождь до капельки вылит,

И стало в природе светлей.

Лес, сквозящий навылет,

Короткая стрижка полей.

 

Паутинка седая,

Серебряный грошик луны.

Отлетающей стаи

Мотивы предельно ясны.

 

Чем в округе пустынней,

Тем горестней быть начеку.

И нетающий иней

Седин прибавляет виску.

* * *

Темный табор на фоне заката,

Шесть повозок и шесть лошадей.

А в деревне гадалкой Агатой

Непослушных пугают детей.

 

Вкусно пахнет дымящийся ужин,

И тягучая песня слышна.

Довоенных дощатых конюшен

Лишь к рассвету достигнет она.

 

Никуда не уйти от тумана,

Что, густея, ползет от реки.

...И еще не убили цыгана,

Балагурят еще мужики.

* * *

Из тишины, из области молчанья

Пришла и трансформировалась в гул

Ужасная гроза. Первоначально

Сухой раскат по стеклам хлестанул,

Затем сверкнуло, и еще сверкнуло,

И зачередовалось, и пошло...

И детвору с асфальта как смело,

И пешеходов словно ветром сдуло.

А под конец, под занавес грозы,

Заметил, что у входа в чахлый скверик

Стоит одна и смотрит на часы,

Вся вымокла, продрогла вся, но верит.

И сердце сразу, вдруг, оборвалось,

Разладилось, затребовало слез.

Ой, не придут по слякоти да грязи

К ней на свиданье в мокрый этот сквер!

Заблудится патруль военный разве —

Два рядовых и с ними офицер.

 

Тюрьма

Два хрупких этих запястья,

Два трогательных плеча.

И жизнь — прямее луча.

И — вовсе не нужно счастья?

 

Воспоминание о детстве

Всю ночь перекликались ставни

На тарабарском языке.

Всю ночь метались птичьи стаи

И били крыльями в тоске.

 

И ветры хлопали железом,

Дождем швыряясь птицам вслед,

И далеко, за Черным лесом,

В оврагах прятался рассвет.

 

Тревогою не беспричинной

Я в эту ночь охвачен был:

Наш дом, как парусник старинный,

Скрипел, раскачивался, плыл.

 

Дом плыл! И, страх превозмогая,

Я вышел все же на крыльцо.

Стихия — грубая, тугая! —

В мое ударила лицо.

 

Как надрывались чьи-то трубы!

Как с неба рушилась вода!

Как твердо знал я, стиснув зубы,

Что буду вечно жить, всегда...

 

 

1 Публикация Марины Акимовой.