Вы здесь

«Здесь вид из окна хороший...»

* * *

Была весна. В уране плыл Чернобыль,

О рок-концертах грезил комсомол…

В моем дворе слегка подбитый тополь

Солидно ввысь из саженца пошел.

 

А я был мал, я важно чмокал соску,

И я не знал о мире ничего,

Догадываясь лишь по отголоску,

Сквозь мамин голос слушая его.

 

А мамин голос мирным был и теплым,

И думал я, что в мире нет зимы,

И райский свет спускался к нашим окнам,

И в наших окнах отражались мы.

 

И что сказать, когда я слов не знаю?

Каким «агу» до взрослых донести,

Что жизнь, по существу, подобна раю,

А мы, по сути, ангелы почти?..

 

* * *

На этой остановке

Я маленький сидел,

На дяденьку большого

Я пристально глядел.

 

На этой остановке

Я выросший стою,

А чей-то мальчик смотрит

На бороду мою.

 

На эту остановку

Я старенький приду

И вспомню, усмехнувшись,

Всю эту ерунду.

 

Здесь люди ждут автобус,

Он скоро должен быть.

А вывод слишком ясен.

Чего тут говорить…

 

* * *

Здесь вид из окна хороший:

Смотрите сами — река!..

Ноябрьский денек с порошей,

Серенькие облака…

 

И я бы купил, наверное,

Когда бы… Да много причин!

Но я улыбнулся нервно

Рта уголком одним.

 

А потом вдруг взял, размечтался,

Что вот я купил, живу.

Навеки бы здесь остался

У окна — глядеть в синеву.

 

Я стал бы предметом или

Растением, может быть.

Обо мне бы соседи забыли,

И друзья могли бы забыть.

 

А я бы глазами, душою

(Или что там в нас не умрет?)

Смотрел бы за этой рекою,

Как течет она и течет.

 

Я знал бы каждый листочек,

Каждый камень на берегу

И набухание почек

Видел бы наяву.

 

Я смотрел бы, как снег ложится,

Как он тает, идет опять.

Да, с природой я мог бы ужиться!

Я мог сам бы природой стать.

 

Я стал бы частью пейзажа,

Может, веткой или травой,

Я бы сам не заметил даже,

Что уже не являюсь собой.

 

Я не знал бы, как время лютует,

И старость бы не пришла,

Я стал тем бы, что существует,

Не касаясь добра и зла,

 

Я не умер бы, был бы вечен,

Возрождался бы по весне!

О, я был бы бесчеловечен!

Как прекрасно было бы мне!..

 

Но хозяйка к жизни вернула,

О прописанных что-то бубня,

А в окне снежком затянуло

Мертвый вид ноября.

 

А потом я стоял под снегом,

Я стоял и хотел завыть,

Потому что быть человеком

Страшней, чем вообще не быть.

 

* * *

Так бывает: к вечерне сойдемся,

Исказятся в улыбке уста,

И поклонимся, и лобызнемся,

И посетуем: «Ест суета!»

 

Как всегда, будет все чин по чину,

Мы-то знаем, как служба идет:

Вот священник одну половину

Покадит — на другую пойдет.

 

Мы стоим, головою поникнув,

Грех свой внутренний видя зато.

«Да, в течение службы не вникнув,

Не поймет христианства никто,

 

Да, сгорит тот, кто в церковь не ходит

Вековечным геенским огнем!..»

И слегка опечалившись вроде,

Аллилуйю натужно поем…

 

Только Иова голос свободней!

И упорный Иаков любим!

Богоборчество Богу угодней,

Чем такое стоянье пред Ним.

 

* * *

Необъятному времени вслед,

Попадая в крутой переплет,

Я бегу, возвращаю билет,

Только время уже не возьмет.

 

Отдышусь в незнакомом дворе.

Удивленных бабуль голоса

Будут сетовать: «В наше-то вре…»,

Надо мною пройдет полоса,

 

Надо мной самолет пролетит,

И пойму я — беспомощен бег:

То, что время дает и хранит,

Не способен сдержать человек…

 

Та же самая будет скамья,

Тот же провинциальный покой…

Неужели теперь это я

Опираюсь дрожащей рукой?

 

Дверь подъезда, сухая клюка,

Гаражи вдалеке, тополя.

Это осень качнулась слегка

Расставанья эстетики для.

 

Все по-прежнему: то же кино,

Шум двора, тишина синевы.

Прошлых лет дорогое вино

Станет горькой полынью, увы.

 

И не крикнуть, и даже не встать.

По карманам пошарю — пусты.

Эх, билет бы найти да отдать,

Только сумерки стали густы.

 

Пролетит надо мной самолет,

Беспокойные ЛЭП загудят,

Время в сумерках мимо пройдет,

Как слепой — наугад.

 

ЦЕРКОВЬ

Ребенок, я думал о боге,

А видел лишь кудри до плеч,

Да крупные бурые ноги,

Да римские латы и меч...

Иван Бунин

 

Нет, я не ангела видел, как Бунин,

Я просто стоял и смотрел вперед,

И ждал (кто же меня надоумил),

Как что-то священное произойдет.

 

Но ангел не вышел, и Бог не явился —

Священник в серых кроссовках встал,

И к Чаше тихо народ столпился,

И что-то губами с ложечки брал.

 

И я подумал: да разве это

Громы и молнии бурь и битв,

Где падшего ангела ангел света

Сжигает священным огнем молитв?

 

И этот поп с бороденкой бедной —

Из тех, что львам отдавали в снедь?

А снедь у ада взяла победу,

И жало о снедь изломала смерть.

 

И этот, с осыпавшейся штукатуркой,

Неровным полом холодный храм —

 

Тот самый корабль, на котором штурман —

Святой Николай, а Христос — капитан?

 

И все гнало меня прочь из церкви:

Гнусавый и резкий голос чтеца,

Старух заклинания, холод, цены

И чьи-то елейные голоса.

 

Но воздух был полон какой-то мощью,

А я так немощен, слеп и наг,

Что понял я: отсюда мне точно

Теперь уже не уйти никак.

 

ВЕСНА

Крыши уже просыхают,

Снег уже сходит на нет,

Скоро в палитре смешают

Зелень и солнечный свет.

 

Будет пейзажик набросан

Радостной легкой рукой,

Дым над шатнувшимся ДОЗом

Будет веселый такой.

 

Пахнет травой прошлогодней,

Ветер за ворот цедит,

Поезд идет превосходный

И превосходно гремит.

 

Мне б еще быть помоложе,

Мне б еще горя не знать,

Я бы сподобился тоже

В этом пейзаже стоять.