О смысле бабочки

Сверчковое

Как трудно музыке в нашем сюре

менять местами

цветок и бабочку в партитуре —

они устали

летать послушно то брошкой к фетру,

то в руки снова.

Но тихо, тихо озвучит ветром

свирель сверчкову.

И даже кажется, что причуда —

минута мнится —

откуда взяться ему, откуда?

сверчок — не птица.

Но шелестит в темноту ночную,

роняет звуки.

И нарисованное вручную

согреет руки —

вот просто так — угольки в камине

и жар до дрожи —

смолой запахли — не на картине —

в твоей прихожей,

и, широко облака зажмурив,

сверяешь почерк....

И вот к чему на клавиатуре

сверчок стрекочет.

В нелепой сырости так щемяще

дождинок между

всегда озвучен глоток сверчащий

твоей надежды.

О смысле бабочки

Соединяют смыслы небеса.

И не ищи обыденного смысла,

Когда приходит время голосам,

Которые рассеянно подвисли

На тонкой строчке теплого дождя.

Потянешь строчку — и вода живая

Летит, тоску смывая и ведя

Туда, где солнце к морю пришивают

Пунктиром легким на короткий срок,

По меркам неба, малого сюжета.

И если ты сумел поверить в это —

Ты никогда не будешь одинок.

Так будет, так бывало испокон:

Себя вплетая в бабочку поэтову,

Реальный мир взлетал за ней легко,

Дышал дождем и выживал поэтому.

А бабочка, с крыла стряхнув пыльцу,

Была любой реальности к лицу.

* * *

букву к букве соберешь

что-то изменило мир

прямо в море пишет дождь

тайными чернилами

буквы падают динь-дон

и бегут барашками

или это ноты в тон

вечера вчерашнего?

эти знаки не прочесть

дождь поет грассируя

на морской волне ничей

след не зафиксировать

лишь случайной мошкаре

залетевшей в летнее

стать заколкой в янтаре

на плече столетия

Все страньше...

В стране, где бежать надо только затем,

чтоб просто не сдвинуться с места,

латаю изнанку на старом холсте

с уснувшею девочкой вместе.

Чаинки из чашки цветущим кустом

вчера притворятся умело.

А завтра свежайшим зеленым листом

увядшая роза алела.

Не можно вперед, не скатившись назад.

Нет выхода без неухода.

Сначала улыбка, а после глаза

и шубка чеширской породы.

Пирог превращается в тесто. Мосты

несутся вдоль речки по краю.

От Кролика Шляпа удрала в кусты.

Крокет в Герцогиню играет.

Среди натюрмордов вопит Бармаглот,

напяливший галстук Шалтая.

Горчица — не птица. А наоборот.

Хотя почему-то летает.

Теряет перчатки летучая мышь.

Червяк угощает кальяном.

Такая вот лживопись. Если гостишь

в стране зазеркальной и странной.

Хожу Королевой промежду дверей.

Смеюсь через слезы, некстати.

С изнанки, конечно, оно веселей.

Чем дальше, тем все чудесатей.

Ну вот и связала концы узелков.

Все страньше — печально и нежно.

Пришли мне скорее весенних цветов —

каких-нибудь желтых, конечно...

* * *

На синем штрихами — клинопись

спешит в направленьи снов.

А всем, кто остался, вина пить

и в землю бросать зерно.

Траву щекотать ладонью бы,

до одури вверх глядеть...

Дождаться, что кто-то по небу

пройдется, как по воде.

Раздвинет покров зашторенный,

стряхнет канитель с руки.

И впишет в свою историю

земные черновики.

Усталым, больным, измученным

тихонько поправит свет,

в ладони начертит лучиком,

что смерти, конечно, нет,

что слово дороже золота,

что любит нас и простил.

— Ну где же ты был так долго-то?

— А я и не уходил.

О настоящем времени

время ворочалось, не спалось ему,

все шебуршилось в ночи минутами,

то притворялось замерзшей осенью,

то у будильников стрелки путало.

мяло щекою перину облака,

по циферблату сверялось — точно ли

тикает? звезды на память по боку

клеило скотчем. сжималось точкою...

гимнами пелось и пасторалями

(их никогда не бывало поровну)

и разворачивалось спиралями

в разные стороны, в разные стороны...

и наблюдало с ленивой грацией,

как человеки пугались даже, но

кто-то терял его, укорачивал,

кто-то цветами его засаживал

и запускал к небесам подсолнухи

желтыми солнцами круглобокими,

и начинались такие всполохи,

словно искрило все небо токами.

время металось стрелой звенящею

через вселенскую околесицу.

— да настоящее я, настоящее...

вот же вам лестница, вот вам лестница...

не останавливаясь на полночи,

снова летело на землю точечно:

— если любовью меня заполните,

стану я вечностью, мигом солнечным,

радугой, сотканной в бесконечности,

бабочкой легкой, горчичным семенем...

а у любви нашей столько вечностей...

тоже ведь были когда-то временем.