По тихой Вятке

* * *

Выйду с трассы на поле,

полной грудью вдохну,

с медоносных застолий

пчел случайно спугну.

Загудят недовольно:

лихо, мол, не буди.

Нет чтоб хлебом да солью,

но гудят: «Уходи».

А куда мне податься?

Я приехал домой

и готов обниматься

с каждой встречной пчелой.

Здесь, в восьми километрах

от большого села,

обдуваема ветром,

деревенька жила...

Ухожу. Не взыщите.

Деревеньки былой

я единственный житель,

кто сегодня живой.

Приходил поклониться.

Разве можно забыть?

Перелетною птицей

жизнь заставила быть.

Поле-полюшко, поле...

Вкус пыльцы на губах,

гул пчелиных застолий

да соринки в глазах.

* * *

Коль отлюбилось

и все отболело,

шапку ломать

пред тобою не стану.

Время залечит сердечную рану.

Станет обратно

все белое — белым,

черное — черным,

а кислое — кислым,

только лишь руки

устало повиснут.

Новая женщина ложе разделит —

белую-белую простынь расстелет...

Черные-черные скучные ночи...

Пресная-пресная серая жизнь...

Все пропади!

И кричу что есть мочи:

— Где ты, любимая?

Где ты? Вернись!

* * *

А я ни о чем не жалею...

Что было, того не вернуть:

ни той изумрудной аллеи,

ни чувств сокровенную суть.

Любили? Конечно, любили!

По-русски! Взахлеб! Не взаймы.

А то, что так быстро остыли, —

Весна виновата, не мы.

Она и бальзам, и наркотик...

Но, как говорят, c’est la vie —

душа в распашонке из плоти

сгорает в пожаре любви.

* * *

Желторотые ромашки —

юный дух седой земли.

На губах у нас закваска

хлеба, плоти и любви.

Горько! Горько!

Очень горько!

Повенчала — ей пустяк —

нас ромашковая зорька...

Не расстанемся никак.

Мы давно не желтороты.

Рассуждаю про себя:

«Что бы делал, если б кто-то,

А не я нашел тебя?»

* * *

Добрый, милый, старый город

одинаково мне дорог

в стужу и в жару.

Здесь мои и дед, и прадед

жизнь свою пытались ладить

на крутом юру.

Сгинул прадед на японской...

Дед в земле сибирской омской

свой обрел покой.

Бате выпала Вторая...

Мировая. Роковая.

Сталин. Спецконвой.

Мне хлебнуть пришлось Афгана.

Он, как ноющая рана,

в сердце до сих пор.

Сын в Чечню ушел мальчишкой...

Недочитанные книжки —

Богу ли в укор?

На юру в предновогодье

на завьюженных угодьях

окровавлен снег...

Так жестоко, без оглядки

шла война по тихой Вятке

весь двадцатый век.