Полночный ветер

Слово

Плоть живую сотворившего, дыханье давшего,

Время сжавшего, пространство развернувшего,

Прежде — бывшего

И после — будущего,

Святого Слова невечный паломник я,

Ничтожный, почти неуместный.

Исчезновение — вот мой удел,

Легкий, как капля, упавшая неминуемо.

Покорно судьбе,

Оплакав полет свой недолгий,

Величие Слова принять,

Смириться и раствориться;

Щурюсь от гордости, слова расставляя —

И в этот момент осекаюсь, склоняю голову.

Так искра в ночи, увидев зарю на востоке,

Мигает и гаснет.

Осеннее…

Я срывал тебе поздние капли черемухи

на берегу великого Кема¹,

морозом побитые, но еще ничего.

Грусть-печаль отражалась в их бусинках

молчаливых, полуслепых

при виде двоих, обнимавшихся

при виде стремительной шуги.

Беспечный их смех,

отразившись от гор, возвращался.

Я был неловок, огнем занимаясь

(ровно горим мы лишь в одиночестве

или пожаром объятые оба),

бросая в костер щепки слов.

Не замечая: и страсти мои отсырели,

долго будут трещать и чадить,

целовать мучительными языками.

Гаснут искры, до неба не долетая…

Мы, растаяв, давно идем порознь.

Прогорела случайная страсть.

Шершав, чист и ярок снег поверх страсти.

Ты далека и недоступна.

Но все чаще мне кажется, будто мы тлеем

в ветвях одного и того же костра,

молчаливого и безжалостного.

Руке не угнаться за словом,

пришедшим позднее.

Все живое уносят волны —

меня и тебя, песчинки рисунка.

Нашим душам снятся кочевья

Мы — все те же кочевники.

Синие горы и реки, просторы степей и долины,

Что были засеяны тайнами и давно взошли ими,

Все они — клич для нашей души,

И не удержать нам земли под ногами в беге кочевий.

Пусть границы теснят нас,

Пусть скрежещут засовы —

С прежней радостью мы

Сложим юрты, отправимся в путь.

От стойбища к стойбищу, лето и осень, зима и весна —

Приют для наших мечтаний.

Будто духи предков зовут нас, —

Растворяясь в мелькании лет,

Теряясь в дорогах,

Мы бросаем все тот же взгляд

Через гор частокол — отзываясь.

Аал, вскормивший отцов

Широкой Азией-грудью,

Скрепивший весь род сетями морщин,

Еще ребенку стелет под ноги дорогу, —

Чтобы жить кочевьем — мечтою,

Непокойной, неуловимой.

* * *

Милый друг, навек пропавший

Там, где нет ни дня, ни ночи,

Видишь ли меня, уставшего,

Взглядом истинным, пророческим?

Там, где вечно и увечно,

Где страшнее, чем в мечтаньях,

Выдашь ли ты мне, беспечному,

Слово-меч и слово-тайну?

* * *

Облысели копыта

И иноходь сбилась.

Сердце мое на скаку захромало.

Где найти такие подковы,

Чтобы его подковать?

Перевод Антона Метелькова

* * *

Ждать не дождаться дня,

Когда молоденький-молоденький шет²

Станет лиственницей исполинской…

Пощади меня, свет.

Лиственница, тенью укрой меня.

* * *

Пытаемся жить.

И еще раз пытаемся жить.

И еще раз…

С первой попытки

Смерть обрезает нить.

* * *

Окоем —

Это горы, горы и горы мои…

Весь к ним устремлен и весь —

На вершине неразделенной любви,

Где цветет эдельвейс.

* * *

Почему это ветер полночный

Не отпускает нас до утра?

Нас, непутевых,

До костей пробирает.

Что о любви и разлуке знает?

* * *

Люди и лошади схожи.

Табуну ли, толпе ли — нужен вожак.

Покорны все,

Один растревожен.

Горы зовут так.

Перевод Станислава Михайлова