В полосе невозврата

* * *

Проводив уже многих и многих,

вознамерился нынче и сам

поучиться протягивать ноги

по одежке, по дням, по часам.

Но какие тут, к черту, законы?!

Пусть до смерти четыре шага —

все неявно, темно, незнакомо.

Будь что будет — и вся недолга.

Веселее в преддверии морга

дефицитные вспомнить года:

там директором облкниготорга

мне хотелось побыть иногда.

* * *

Тьма тепла и густа.

Хорошо и без лунного света —

так целуют в уста,

кто прощается, зная, что это

навсегда, навсегда —

никакого последнего срока.

Вот такая беда

подловила тебя ненароком.

Дальше как-нибудь врозь.

Прикасается ласковый ветер

и проходит насквозь

шелестящие листьями ветви.

* * *

Это он, тот безбытный скиталец,

всей тоске мировой вопреки

поднимал указательный палец

своей тонкой красивой руки.

Говорил, что без правды увянет

древо жизни. И ремесло

не поможет. Проповедь станет

омертвелой осыпью слов.

Он сказал это как-то иначе,

по-другому, да что за беда.

Ангел гнева и ангел плача

за спиной его были тогда.

И теперь, в полосе невозврата,

по прошествии множества лет

это сказанное когда-то

озаряет меня как свет.

Марбург

Улица тихо взбирается в гору —

Это и есть Пастернакштрассе.

Это и есть тот самый город,

Где разыгрались юные страсти.

Камень лестниц, длинные шпили.

Тут когда-то жил Ломоносов.

Весело вспомнить: и мы здесь пили

Кофе в память великих россов.

Время жить принуждает наспех.

Как удержать то, что было мило?

Но засыпая, я вижу нас всех,

Даже Бориса и Михаила.

* * *

Есть нечто тайное, такое,

Чего еще не знаешь ты.

Ночь в настроении покоя

Освободит от суеты.

И, простираясь надо мною,

Совсем не требует страдать.

Другой, нестрашною ценою

Тебе дарует благодать.

И кажется, что нету ада,

Пусть про него читали мы,

А есть безмерная громада

Вполне к нам дружественной тьмы.