Вы здесь
Зима с тобой
* * *
Мальчик нежный со снежком,
тот, что ртом ловил снежинки,
умирает стариком,
остаются на картинке
вечно юное лицо,
снег на кроличьей ушанке,
деревянное крыльцо,
женщина на полустанке,
девочка, которой нет,
в пыль закопанный секретик,
остается ровный свет —
он еще сильнее смерти.
Открывай же, открывай
крышку фотоаппарата,
пленку новую вставляй,
снимем бабушку и брата,
деда Глеба без ноги,
дядю Славу, тетю Таю…
В поле не видать ни зги.
Вы же здесь, я точно знаю!
Эй, за снежной пеленой,
выходите, бога ради!
«Смена-8М» со мной,
пленка в фотоаппарате
есть еще, я проявлю,
не испорчу, я умею,
слушайте, я вас люблю,
вас люблю, себя жалею,
я же русский человек,
гость на собственных поминках.
…Только снег на фотоснимках,
белый, белый, белый снег.
* * *
Ангел, говорящий, что
человека не осталось,
только старое пальто,
вызывающее жалость
шалькою-воротником,
вытертыми рукавами,
что надвязаны крючком,
машет белыми крылами,
или это человек
обернулся белой молью,
или это белой солью
присыпает землю снег.
* * *
Всей этой долгою зимой
я был как проданная птица,
все ждал чего-то, боже мой.
Соседей рубленые лица
я видел через стену дома,
вот бабка, крашенная хной,
вот сын ее беспутный Рома
бежит по горке ледяной
с кульком, окольными путями
за жидкой смертью в магазин,
потом он скажет «сдохни!» маме,
потом он будет спать в грязи,
в сарае, где стоит корова,
потом он скажет мне «здорово!»
или умрет. Не все весны
дождутся в этом месте странном,
где за туманом, за туманом
деревья черные видны.
На Пасху расцветет сирень
или жасмин, и куст огромный,
тряхнув копной снегоподобной,
осыплется в ненастный день,
и будет колокол над Летой
звонить и плакать без конца,
и выстроится храм из света
вокруг Господнего лица.
* * *
Моей звезды на небе нет,
моя звезда давно погибла,
я сам себе пустынный свет,
как паутина, что налипла
на все пространство целиком,
я соткан древним пауком,
Арахна в сны мои проникла
и стала русским языком.
Я чувствую на нитях звезды,
как будто утренние росы,
я обнимаю города,
материки и океаны,
я дождь, я морось, я вода,
вино из галилейской Каны,
и мрак ночной, и воздух горный,
и хлебец, брошенный врагу,
и пятна красные у Черной
замерзшей речки на снегу.
* * *
Старуха, покидая дом,
взяла с собой колечко,
лицо под кружевным платком
и восковую свечку.
— Прости меня, — сказал ей Бог, —
твой дом свезли на свалку,
увы мне, я сберечь не смог
ни шкафчики, ни прялку.
— Там ниток был еще клубок,
а с ним играл котенок,
я назвала его Пушок,
он щурился спросонок.
— Ты не грусти. — Я не грущу.
— Иди по этому лучу,
не вспоминая о судьбе,
в свой дом, что я возвел тебе.
— А что, была ли жизнь? — Была.
Иди! — И женщина пошла
в свой рай, где ждал котенок
и щурился спросонок.
* * *
Придешь домой, а там
никто тебя не любит,
ты пьешь на кухне чай
и спать ложишься, но,
возможно, нет тебя,
ты просто воздух в кубе,
квадратного окна
квадратное пятно,
который год, Фома,
ты чуда ждешь от Бога,
а чуда нет как нет,
по стеклам бьют дожди,
потом придет зима
и даст тебе потрогать
холодный белый снег,
как рану на груди.
* * *
Там, за последними домами,
там, у излучины реки,
Мать Божья тонкими руками
с земли сбирает колоски.
Платком, как саваном, прикрыта,
колхозное ворует жито.
Ей стыдно, она терпит муку,
но мальчик держится за юбку,
и Осип, сторож-инвалид,
смахнув слезу, на них глядит.
В том поле непомерный голод,
в том поле непомерный холод,
и страх, и стража у дорог,
и прячет колоски мальчишка
в карманы старого пальтишка,
еще не зная, что он — Бог.
* * *
Как будто зима происходит с тобой,
и возится мышь за печною трубой,
и в сумерках кошка чихнула,
и кофта сползает со стула.
Как будто с тобой происходит зима,
как будто бы снова ты пьян без вина,
а только своею виною.
Зима управляет страною
и водит по улицам белым полки,
и красное солнце стоит у реки,
и ветер сгоняет слезу со щеки,
и лед намерзает на глобус,
и ты забегаешь в автобус
и видишь на стеклах морозный узор,
и слышишь сквозь дрему пустой разговор,
и едешь куда-то навстречу судьбе,
которая так благосклонна к тебе,
что даже становится страшно,
но это не важно. Не важно.
А важно — зима собирает полки,
и то, что отерла слезу со щеки,
как ангел, ниспосланный Богом,
и то, что дорога, дорога.
* * *
Я знаю, ты не спишь,
в таком кромешном мраке
нельзя спокойно спать
и ничего нельзя.
Летит сыра земля
к праматери собаке,
к чертям собачьим в пасть
сквозь звездные поля.
Кто даст тебе приют,
подвинувшись во гробе?
Кто скажет: «Лезь сюда,
пока твой не готов»?
Возьми любовь мою
и в девственной утробе
укройся навсегда
от ледяных ветров.
Давай я расскажу
о том, как плыло лето
над утренней Москвой.
Ты покупал пломбир,
и он сиял в руке,
как будто шар из света,
и листьев дивный мир
шумел над головой.
Я чистое стекло,
которому не больно,
за мною синева,
весенние цветы,
возьми мое тепло —
во мне его довольно,
во мне горят слова,
чтобы согрелся ты.